Попаданка ледяного дракона

– …кинжал с трёхгранным лезвием и змеёй на рукояти. На лезвии гравировка на языке драконов.

Что-то щёлкает. Я застываю. Капли пота стекают по вискам и вдоль позвоночника.

– Так, – бубнит дальше невидимый мне человек в кабинете. – Номер восемнадцать: лук чёрный. Без стрел. На рукоятке надпись на старолирнийском: «Он проклинает человека, пробивая все щиты».

Снова что-то щёлкает. Похоже, лук куда-то положили.

– Номер девятнадцать: подставка из костей руки. Предположительно эльфийской или человеческой.

И опять что-то щёлкает.

– Номер двадцать… оркский кинжал с плоским лезвием.

Крадучись, проскальзываю мимо двери, даже не смотрю внутрь: некоторые люди чувствуют взгляды, да и мой испуганный вид выдал бы меня с головой, а так мало ли кто прошёл, может, зомби.

– Номер двадцать один. Шило с агатовой рукоятью и серебряной оплёткой.

Меня не заметили!

По ступеням рассыпаны осколки, основательно размяты сапожищами. Да, зря я сапоги сняла, но… Вдох-выдох. Собраться с духом, просмотреть весь путь.

Натянуть сапоги – и вперёд.

Я переступаю через скопления стекляшек. Мелкое зеркальное крошево скрипит под подошвами, но, кажется, никого это не смущает.

– …номер двадцать три: нож для бумаг…

Выскользнув из подвала, несусь в столовую: там ничего ценного нет, портьеры толстые и широкие, окна довольно большие и выходят на боковую часть дома.

В столовой никого. В коридоре у входа снова гудят голоса. Подскочив к окну, тяну шпингалеты. Они легко выскальзывают из пазов, и эта лёгкость даёт надежду на то, что с остальным проблем не будет.

Придерживая одну раму, тяну другую – и о чудо: деревянная конструкция легко распахивается. Взобравшись на подоконник, спрыгиваю в сугроб. Закрыв раму настолько, насколько хватает силы дрожащим пальцам, прижимаюсь к стене дома и загребаю на себя снег. Холода я не боюсь, а бежать некуда.

Бежать просто опасно: вдруг кто-нибудь наблюдает из другого окна? Даже если окно надо мной распахнут, никто не подумает, что я так и сижу под ним. Главное, разрыхлить сугроб достаточно естественно на вид, чтобы ни у кого не возникло желания его ворошить.

А ещё было бы здорово, если бы сейчас повалил снег и замёл мои следы…

Граница империи Эрграй и королевства Озаран, излучина Пасть дракона

Небо заволакивает тьмой ночи. Свернувшийся калачиком, присыпанный колючими снежинками, Саран лежит в поле, и всё его застывшее в полузабытьи сознание наполнено рёвом реки, плеском воды.

Кто-то тыкает его в плечо, тыкает снова и снова, раз за разом, но Сарану не хватает сил разлепить смёрзшиеся ресницы. Он проваливается в забытьё, полное иллюзий, сладких видений, треска мороза и рёва бешеного дракона, что кидается на лезвия прибрежных камней. Раз за разом, бесконечно.

Тычки всё сильнее, настойчивее.

– Краа! Краа! – орут Сарану в ухо.

И он выныривает из забытья, осознаёт свернувшееся калачиком тело, птичьи лапы на плече. Клюв, долбящийся в руку. Ярость обжигает Сарана, мгновенно наполняя мышцы взрывной силой. Когти вонзаются в птичье тело, несколько капель крови разливаются по голубоватому в вечернем сумраке снегу. Саран запрокидывает голову, позволяя алой жидкости струиться на язык, проникать внутрь, наполнять ослабевшее тело силой…

***

Немного насытившись, Саран сворачивается калачиком. Даже этой толики тепла и чужой жизни, отрывистой ночи сна ему хватает, чтобы человечески-драконье тело отчасти восстановилось.

Утром Сарану попадается ещё несколько глупых птиц.

Когда восходящее солнце заливает алым весь горизонт и ледяное поле, набравшийся сил Саран подходит к краю реки.

Вода пенится, взвивается на острые грани созданных магией камней, которые ей и за тысячелетия не изгладить.

Каменные лезвия усыпают берега, грозясь разрезать безумца, который попытается пробраться мимо них к бурной воде или вылезти из неё.

Без страха и лишнего промедления Саран делает первый шаг между каменных граней.

Глава 21

Империя Эрграй, приграничные земли, территория Фламиров

Вода захлёстывает меня. Волны тяжёлые, как золото, окутывают, тянут на дно. Вода забивается в нос, уши, сочится сквозь стиснутые зубы.

Плыть.

Я должен плыть.

Река бесится, швыряет меня в потоках. Крутит. Тянет на лезвия камней.

Плыть. Плыть к земле империи. К границе. К берегу, где камни не так остры.

Вода алая от разлившегося по небу света.

Вода накрывает, швыряет в глубину, на острия дна. Лезвия царапают нежные чешуйки получеловеческой плоти. Лёгкие горят. Дышать. Дышать! Оттолкнувшись от острого дна, вырываюсь на поверхность. Воздух жжёт. Но я дышу. Гребу. Плыву. Река в бешенстве рычит, откидывает от безопасного берега, норовит насадить на пики камней. Но я плыву. Захлёбываясь и выбиваясь на поверхность. Плыву из последних сил, на пределе, когда всё тело горит. Мимо острых камней к берегу, где они не так часто торчат. Пелена заволакивает глаза, в груди пылает. Дотянуться, дотянуться до берега…

По ногам царапают камни дна. Рывком бросаюсь вперёд, цепляюсь когтями за берег. Едва успеваю выставить ногу между острых бивней. Вода бьёт лицо, отрывает от опоры, но я тянусь вперёд. Выбрасываю тело на промороженную землю. Всё горит, дыхание – сплошные хрипы. Покрытые чешуёй руки сводят судороги.

Покрытые чешуёй руки…

Когтистые покрытые чешуёй руки разве могут быть моими?

Вздрогнув, открываю глаза. Кругом всё розовое… Это снег подсвечен красным. Уже восход? Потрескивает на морозе дом. Тихо.

Похоже, я уснула, не дождавшись ухода следователей или кого там принесло за Лаэром. До чего же странный сон. До сих пор ощущение, что я пытаюсь преодолеть страшную реку. Чем он навеян? Неужели нынешними трудностями?

Долго лежу, прислушиваясь к окружающему. Цвет снежной шапки надо мной меняется с розового на голубоватый. В этой спокойной тишине я надёжно укрыта от чужих глаз сугробом. Что-то защищает моё тело от холода. И только желудок от голода не защищает ничего, он ноет, урчит и пытается приклеиться к позвоночнику.