Попаданка в его постели, или Любовь в Новогодие

Я почувствовала ворох своих эмоций, которые он сдерживал, скрывал от меня словно за толстой стеной. Вспомнила, как говорила гадости Эшу и плакала, потому что там, внутри, билась настоящая я, которая тосковала, чувствовала запах яблок и хотела прижаться и сказать совсем другое, но меня спрятали.

А эти грязные мысли… Фантазии Локеша. Мне стало до невозможности противно, я чувствовала себя грязной, использованной. Все, что было, было настоящим насилием надо мной. Меня как куклу принуждали делать то, чего я не хотела.

Мною играли как марионеткой. Мною пользовались.

Я закричала от бессилия, как не кричала никогда раньше. Щеки опалили слезы, я закусили губу до крови, чувствуя себя опустошенной.

— Алиса… — произнес мое имя Локеш.

А после я вдруг почувствовала, как меня поднимают. В нос ударил знакомый запах яблок. После всего сказанного, наверное, он ненавидел меня? Я бы и сама возненавидела себя.

Но сейчас Эш был рядом, он молчал, а я не хотела, чтобы что-то говорил. Мне было страшно от того, что именно он скажет.

Я прижалась к черному камзолу, зарылась в него, пытаясь спрятаться в этом запахе от всего, что произошло.

Я судорожно вдыхала запах, чувствуя горячку. Казалось, воздуха в комнате все меньше и меньше.

— Все хорошо, — прозвучал голос Эша, он провёл рукой по моим волосам. – Все хорошо, — повторил он.

Я почувствовала, как пальцы слабеют и я больше не могу держать края рубашки. Все стало исчезать. Только запах яблок. Я до последнего пыталась впитать в себя этот запах, ведь он мне был нужен, мне так его не хватало…

— Все будет хорошо, Алиса, — раздалось снова любимым родным голосом. И как я могла раньше говорить такое, как могла назвать Эша отвратительным? Он был самым желанным, самым любимым, он был моим, настоящим…

— Хорошооооо, — раздалось эхом, и все смешалось окончательно, затягивая меня во тьму.

Глава 52

Эшерисс

Когда отец назначил меня в академию, я был оповещен о двух имеющихся факультетах. Первым, что весьма логично, был факультет иллюзий.

А вот второй оказался куда опаснее. Иллюзорная магия и ментальная магия часто шли рядом. Одна могла либо дополнять вторую, либо разрушать ее.

Спустя всего несколько месяцев я сделал для себя отвратительное открытие. Человек, способный залезать в чужие мысли, непременно этим воспользуется.

Исключением не был даже Тар. Мой брат, который был для меня примером все это время. Он был не таким идеальным, как Андарисс, он был другим.

В отличие от старшего брата, который всю жизнь готовился к роли императора, Тар был куда проще. Более искренним, честным, добрым.

Если ему что-то не нравилось, он всегда говорил прямо, в отличие от Андарисса. Если отношение Андарисса я зачастую принимал за лицемерие, то Кантариссу всегда доверял безоговорочно.

Наши отношения испортились не сразу. Сначала я стал замечать, что в его академии происходят странные вещи со студентами. И всегда правильный Кантарисс, который учил не пользоваться своим ядом во зло, предстал передо мной в другом свете.

Весьма лицемерным. Я гнал прочь от себя сомнения, Кантарисс на тот момент был мне ближе остальных. Но потом, однажды, когда я ему позвонил, он случайно активировал зеркало.

И по воле судьбы я увидел то, что он так презирал. Я увидел, как он без зазрения совести стирает память одной юной девице, и это после всех слов морали и наставлений, к которым я старался прислушиваться.

Мне стало мерзко от его лицемерия. А ведь я звонил рассказать ему про Алиссию. Он был единственным, кому я хотел рассказать.

Впечатление от моей бывшей наложилось на впечатление от поступка брата, и вместе с отвращением к себе я также возненавидел Тара.

А когда брат явился, чтобы покопаться в моей голове, стало еще более отвратно.

Я не любил ментальную магию. Она, подобно моему дару, могла превращать людей в безмолвных глупых кукол.

Поэтому в моей академии все менталисты давали клятву. Каждый студент клялся, что в этих стенах не будет использовать магию на другом человеке без его ведома и разрешения или лично моего приказа.

Локеш эту клятву нарушил. И сделал это настолько жестоко, что почти довел Алису до того состоянии, до которого дошла его сестра.

Сидя рядом и наблюдая, как Зейн вливает в нее силу, я больше всего ненавидел… себя. Она ведь стала другой, подозрительной, странной, отстранённой. А те слова…

Алиса никогда бы не сказала тех слов! Она была слишком доброй. И как я мог не заметить ментального воздействия?

Бедная Алиса, я так злился на нее, целых пять секунд. Прежде чем понял, как сильно она пострадала. Маленькое хрупкое тело все тряслось на полу.

Из ее груди вырвался крик, полный боли и отчаяния, она не плакала. Она рыдала. Бедная Алиса, которая так боялась мне доверять, теперь была сломлена.

Когда я поднял ее, она прижалась словно маленький ребенок, зарылась в поисках защиты, которую я должен был дать ей раньше.

Она нуждалась во мне, сильно нуждалась все эти дни. А я все пытался потешить свое эго, решить проблемы самостоятельно, и бросил ее в мире, в котором она была наивна как ребенок. Она ведь даже не умела выстраивать магические щиты.

Локеш запросто испивал ее, внушал свои желания и мысли. И если бы не метка, он мог пойти дальше поцелуя. Гораздо.

Все время, что Зейн вливал в Алису силы, белый зверь лежал рядом. Он иногда поднимал голову и грустно смотрел на свою хозяйку.

— Хорошо, что у Алисы есть фамильяр, он нейтрализует остатки, – сказал Зейн, покачав головой.

Посмотрел на хорька, он послушно лег Алисе на грудь, чтобы забрать на себя ту грязь, которую Зейн не мог дочистить.

Удивительно, как она смогла привязать его к себе за такое недолгое время. Хотя не так уж и удивительно. Это ведь Алиса.

Я молча взял нежную руку и слегка сжал.

— Она будет долго спать…

— Я подожду.

Зейн замялся.

— Эш, он жив?

Посмотрел в глаза друга и честно ответил:

— Пока да.

— Эш…

— У него сломаны три ребра и правая рука, я наслаждался, когда хрустели его кости, — не без удовольствия вспомнил я. Если бы не Алиса, я бы точно сломал ему хребет.