Попаданка. Дочь чокнутого гения
Шрифт:
Больше Дакару ничего и не нужно было слышать.
Глава 19
Обычный день, один из многих.
Скудные лучи зимнего солнца нехотя скользили по комнате, пробираясь со стены на полку с книгами, а оттуда - на картину, где возвышался величественный замок, окружённый высокой каменной оградой.
Эту картину я купила не так давно – проходила мимо выставки в торговом центре и… Замерла. Замок, непреступная стена и зелень верхушек деревьев. Неуловимо знакомое и в то же время чуждое и безликое. Сердце твердило, что я когда-то это уже видела, а здравый смысл отмахивался, мол, где я
С этого дня каждое утро я просыпалась с довольно странным чувством, что вот-вот произойдёт что-то особенное, волшебное. И ничего это чувство было ни в силах побороть – ни собственные скептические насмешки, ни строгие выговоры, что я, опять же, делала самой себе.
Ожидание никуда не пропадало, оно преследовало меня, даже не думая оставлять в покое.
Сегодня я решила не гнать его, а… покориться, как бы глупо это ни звучало. Откинула одеяло, опустила ноги на пол и вздрогнула от холода, что с довольным урчанием облизал ступни. Зима в этом году выдалась на редкость суровая. Декабрь хвастался высокими сугробами и трескучими морозами, а ещё ветрами, что заставляли дом скрипеть и стонать в разы громче, чем обычно.
Спешно обула тапочки и поспешила выйти из комнаты.
Отец уже суетился на кухне. После неудавшегося эксперимента три месяца назад, он, будто стал другим человеком. «Лаборатория» вновь превратилась в старомодную залу, почти такую же, какой она была при бабушке. Чертежи, старинные фолианты, дневники ведьм и чародеев медленно перекочевали из дома в сарай. Папа, словно прозрел и, наконец-то, смог вернуться из мира грёз на нашу грешную землю, где магии и всякой подобной чепухе совсем не место.
Я безумно радовалась таким переменам и в то же время… Да, страшно признаться, но мне порой хотелось, чтобы отец вернулся к своим экспериментам и… Вот тут мои фантазии давали сбой, я так и не смогла объяснить себе, почему эти желания меня посещают.
Впрочем, сегодня я позволила жить и здравствовать и этому чудачеству. Доброта во мне проснулась, что поделать.
– Доброе утро, пап! – потирая глаза, вошла в кухню.
По комнате плыл аромат свежеиспечённых блинчиков. Отец, нацепив мой фартук с ярко-жёлтыми утятами, кружил возле плиты, что-то напевая себе под нос.
– Ничего себе, - присвистнула. – А я и не знала, что ты так умеешь.
Я имела в виду лёгкие движения, которыми он переворачивал блинчики, подкидывая их над сковородой. Хотя и сам факт того, что папа может замешивать тесто и печь – тоже довольно удивителен.
– А, Лиза, - обернулся в пол оборота, одарив меня счастливой улыбкой, - доброе утро!
Помолчал, переворачивая почти прозрачное румяное кружево.
– Умею, конечно, только давно не практиковался, - он кивнул на несколько скомканных блинчиков, что унылой горкой ютились на отдельной тарелке.
– Ха! – усмехнулась. – Давай их сюда, я не привередлива.
Отец не смог скрыть довольную улыбку. Оторвался от сковороды и поставил передо мной кружку с горячим чаем, пиалу с вареньем и тарелку с блинчиками.
Непривычно видеть его таким – с живым взглядом, обращённым
не сквозь меня, с вымытыми и расчёсанными волосами, в правильно застёгнутой рубашке. А ещё слышать от него рассказы, совсем не связанные с колдовством и чародейством.– Лиз, я тут подумал, - когда последний блинчик занял своё законное место на тарелке, папа сел рядом.
– Что? – сразу насторожилась, почему-то подумав о плохом. Привычка – всегда и во всём ждать подвоха.
– Может, вернёмся в город? И тебе до института добираться удобнее и я…
– Что – ты?
– Да ничего особенного, - он смущённо отмахнулся и всё же признался: - Хочу попробовать свои силы в роли репетитора.
Кажется, послышался стук – это моя челюсть от удивления упала на пол.
– Ну, как тебе идея? – так и не дождавшись от меня ответа, спросил с надеждой.
– Э-э-э… - всё, на что меня хватило, потом собралась и нервно рассмеялась, - я думаю – это замечательно!
Пожалуй, только сейчас я поверила – в моей жизни наступила белая полоса.
Хотя окончательно я в этом убедилась чуть позже.
***
Днём мы уехали на рынок. Накупили всяких вкусностей, всерьёз обсудили переезд обратно в город, даже составили список вещей, которые нужно перевезти в первую очередь.
Ключи от бабушкиного дома решили оставить у соседки бабы Веры, если, конечно же, она согласится. А после города подумали сходить покататься на лыжах, вот только последнюю задумку так и не осуществили. Как только переступили порог дома, расслышали шаги.
– Там кто-то есть? – прошептала, обмирая от страха.
Отец кивнул. Осторожно опустил на пол пакеты с едой, схватил в руки коромысло, что стояло в углу на кухне, и медленно пошёл в сторону зала, откуда были слышны посторонние звуки.
Я приготовилась звонить в полицию, достала телефон, нервно поглядывая на спину папы, да так и замерла, когда на пороге появилась высокая фигура. Очень знакомая фигура.
Чёрный жилет, расшитый золотыми нитками, плащ с меховым воротником. Гладко выбритый подбородок, губы напряжённо сжаты, и в глазах растерянность.
– Молодой человек, что вы тут делаете? – отец не повысил голос, лишь удобнее перехватил коромысло.
Дакар не ответил. Мне кажется, он и не расслышал вопроса, да и отца тоже не заметил.
Воздуха стало катастрофически мало. Кто-то словно перекрыл кислород, и я попросту не могла вздохнуть.
Я вспомнила. Всё. Почувствовала, как рушится чужое внушение, как возвращается память о поляне, где оказалась случайно, о раненом мужчине, о моей жизни в замке, об обещании, что если я буду ему нужна, сама по себе, без звериного притяжения, то он придёт.
– Я… - он заговорил, и его хриплый голос, полный бушующих эмоций, заставил вздрогнуть.
– К Лизе.
Ко мне. Кажется, я всё же улыбнулась и сделала шаг ему навстречу.
– Эм… Лиза? – отец опустил коромысло, обернулся ко мне.
Я отмечала его движения мельком, видя перед собой только Дакара.
– Да, ко мне… - прошептала тихо.
Коридор показался бесконечным. Пока он шёл ко мне, шаг за шагом, я успела возненавидеть это расстояние. Но когда руки сомкнулись на талии, и наши взгляды оказались так близко друг к другу, рассмеялась, едва слышно: