Попаданка. Колхоз - дело добровольное

— Арровыми ведьмами просто так не становятся, — поддержала Салина, — ты бы с первого дня другая была. И чернота в глазах у тебя бы давным давно проявилась. Нет, Малла, ты не аррова ведьма. А утром… рассказывай, что случилось.

— Ничего, — буркнула я. Обида не прошла совсем. И пошла прочь. Одна.

— Малла, — Рыска положила мне руку на плечо, — мы же сестры.

— Вот именно, — ответила — мы сестры. А вы ничего мне не рассказываете! Только смеетесь, когда я делаю что-то не так! А как я могу делать все так, если я… я Малла Вильдо из Хадоа, — опять вырвалось у меня изо рта проклятье герцога. А все потому что я в сердцах забылась и хотела закричать, что я из другого мира, — Ненавижу! — Проорала я, имея в виду его светлость с гадким проклятием, — Ненавижу!

И убежала в слезах. Сколько же можно! Я радовалась, что нашла здесь семью и друзей, думала, что стала им своей, родной и близкой. А на самом деле все не так. Они все равно чужие. Другие. Не такие как я. И я даже не могу им рассказать, что не так! Потому что этот негодяйский герцог, как я его ненавижу, наложил на меня это дурацкое проклятие. А ведь Салина с Рыской никому не рассказали бы мою тайну… зато поняли бы, что я в Гвенаре все равно, что младенец, рожденный три месяца назад.

Я бежала домой не разбирая дороги. Мне захотелось спрятаться от всех, скрыться, чтобы никто меня не видел. И выплакаться.

Позади меня кто-то несся галопом на лошади прямо по поселению. Если бы я не рыдала, то удивилась бы. Господин Гририх за такое не похвалил бы. У нас в основном ходили пешком, господин Гририх даже на своей лошадке редко ездил, чтобы не разбивать тропинки.

Но сейчас я даже не видела, что это был господин Орбрен. Весь черный от усталости, запыленный, как будто бы проехал тысячи вех, не слезая с коня. Он мчался ко мне, сверкая глазами, в которых была видна отчаянная тревога. И злость.

Он догнал меня, когда я взялась за калитку. Спрыгнул с лошади. Развернул к себе, всмотрелся в глаза и выругался:

— Арра! Это сделала ты одна! Проклятые ведьмы!

— Да, что вам от меня надо? — завизжала я, вырываясь из рук негодяя, — как же вы все меня достали! Я хочу домой! Пустите!

— Мала, подожди, — господин Орбрен сильнее сжал меня за плечи, — ты должна поехать со мной в столицу к его величеству. Слышишь? Прямо сейчас. А то будет поздно. Я расскажу тебе все по дороге.

— Да, не хочу я в столицу! И уж тем более к его величеству не хочу! Что вам всем от меня нужно? Оставьте меня уже в покое, в конце-то концов! Как я вас всех ненавижу! — заорала я.

— Малла, я понимаю, что вел себя глупо, и ты не веришь мне, но Гвенару угрожает опасность. И только ты можешь всех нас спасти. Ты Последняя, Малла.

— Я никого не собираюсь спасать, — вырвала я руку, — хватит с меня. Я только и делаю, что пытаюсь всем помочь, как последняя дура! А толку? Сестры смеются надо мной, господин Гририх запирает в кутузке, вы постоянно меня в чем-то обвиняете, а герцог со своим проклятьем делает мою жизнь невыносимой!

— Проклятьем? Каким проклятьем?

— Все. Я больше так не могу, — меня трясло, я так орала на господина Орбрена, что выплеснула на него все, что было: обиды, боль, негодование, злость… осталась пустота. И я как-то резко устала. Измучилась. Мне захотелось спрятаться в самый темный уголок и никого не видеть.

— Ты же хочешь замуж за его величество? — господин Орбрен все не унимался, — хочешь жить во дворце? Его величество скоро будет готов жениться на тебе. И ты станешь королевой. У тебя будет куча нарядов и драгоценностей. К твоим услугам будут лучшие портные и ювелиры Гвенара. Если захочешь, можешь забрать с собой сестер…

— Я никогда не хотела за него замуж, — почти спокойно ответила я. Кажется, этот человек просто не слышит меня, когда я кричу. — Даже, когда он посчитал мои безобидные сны злодейскими планами, на самом деле я не хотела за него замуж, и не хочу. И даже если он вдруг опомнился и захотел на мне жениться, то я не выйду за него ни при каких условиях. Лучше умру. Клянусь Оракулом! Так ему и передайте.

Мое кольцо полыхнуло зеленым, принимая клятву. Ошеломленный, онемевших от моих слов господин Орбрен наконец-то замолчал и остался стоять у забора открывать рот, как рыба. Кажется, он был оглушен моим заявлением. Я молча стряхнула с себя его руки и медленно пошла домой.

Я зашла во двор, закрыла калитку, и побрела к крыльцу. Я еще никогда не чувствовала себя настолько чужой в этом мире. Настолько не на своем месте. И этот дом, в котором я прожила больше трех месяцев, вдруг показался мне чуждым. Я налила в таз воды, ополоснулась и достала со дна сундука свою одежду.

Все. Хватит. Я больше не могу здесь оставаться. Пойду искать лучшую долю. Передо мной целый новый мир, а я завязла в этом колхозе. Как удачно Варн заплатил мне за подаренную неизвестным поклонником шкуру. Я заглянула под крыльцо в условленное место, достала деньги.

Варн оставил мне в мешочке двенадцать грот и записку, что знающие люди оценили меха на два грота дороже, чем считали мы. Что же… это хорошо, деньги мне пригодятся.

Сунула в полупустой рюкзачок кусок сыра, хлеб, набрала в баклажку воды… завернула сапоги в пуховик и подвязала к рюкзаку. Жарко, пойду в туфлях, но сапоги оставлять жалко.

Вот и все… Прощай «Светлый Путь», прощайте сестры, прощай господин Гририх… и все остальные.

Я побоялась, что господин Орбрен или еще кто-нибудь, ждет меня у калитки, и тогда придется объяснять им свое желание уйти из деревни. А я сама не знала причину. Просто очень хотелось.

Поэтому выбираться из дома решила огородами, чтобы никто не заметил. Выставила в сенях окно, смотрящее в глухой забор. Оно давно гремело на ветру, и я собиралась как-нибудь закрепить его, чтоб не выпало. Хорошо, что не успела.

Выбросила рюкзак, и следом вылезла сама. Никто меня не заметил. Осторожно пробралась в огород, чтобы сорвать себе несколько помидоров и огурцов в дорогу. В последний раз прошлась между грядками, прощаясь с растениями, как с самыми близкими. Ведь они тоже, как и я были здесь чужими. Но им тут будет хорошо, я это чувствовала.

Накидала в рюкзачок овощей и перелезла через забор. Хорошо, что мой дом угловой на окраине, а с этой стороны буквально через несколько метров начинались поля с цветочной кашкой. Туда я и нырнула, спрятавшись ото всех.

Цветочная кашка невысокая едва достала макушками до талии, и я поползла на четвереньках, чтобы меня никто не заметил. Зачем я так сделала? Не знаю. Голова не думала, разум словно отключился, еще тогда, когда я сбежала от господина Орбрена, остались одни голые инстинкты. А еще какая-то неведомая угроза, совсем легкая, почти незаметная, как маленькая занозка в пальце.