Поправка-22

— Мне не следовало давать ему звание капитана, — удрученно сказал полковник Кошкарт. — Мне надо было отдать его под военный трибунал за головотяпство при бомбардировке Феррары.

— Я советовал вам не давать ему капитана, — сказал подполковник Корн, — но вы никогда меня не слушаете.

— Как это — советовали? Ну да, именно советовали дать ему капитана. Разве нет?

— Конечно, нет. Но вы никогда не прислушиваетесь к моим советам.

— Да, на этот раз надо было прислушаться.

— Вы никогда меня не слушаетесь, — наставительно сказал подполковник Корн. — И вот вам результат.

— Ладно, хватит! Перестаньте зудеть. — Полковник Кошкарт засунул руки в карманы брюк, угрюмо ссутулился и отвернулся. — Вы вот, вместо брюзжания, лучше сформулируйте, что мы собираемся с ним сделать.

— Я думаю, мы собираемся послать его домой. — Весело посмеиваясь, подполковник Корн отвернулся от полковника Кошкарта и посмотрел на Йоссариана. — Вы отвоевались, Йоссариан. Мы собираемся послать вас домой. Вы такого благодеяния, разумеется, не заслужили, поэтому-то, в частности, я и готов пойти вам навстречу. Нам сейчас невыгодно рисковать, пытаясь управиться с вами как-то иначе, и мы решили отправить вас домой. Разрабатывая сделку…

— Какую еще сделку? — с оскорбительным недоверием перебил подполковника Корна Йоссариан.

— Паскудную сделку, можете не сомневаться, — уверил его подполковник Корн и, запрокинув голову, удовлетворенно рассмеялся. — Сделка пакостная. Но вы ее, безусловно, примете.

— Так-таки и безусловно?

— Безусловно, Йоссариан, хотя от нее разит мерзостью за десять миль. Да, кстати, у меня к вам вопрос. Вы говорили кому-нибудь, что отказались летать?

— Нет, сэр, — без запинки ответил Йоссариан.

— Прекрасно, Йоссариан. — Подполковник Корн с одобрением кивнул. — Мне нравится, как вы лжете. Вы далеко пойдете в этом мире, если в вас проснется здоровое честолюбие.

— Пора бы ему понять, что идет война! — внезапно гаркнул полковник Кошкарт и мрачно дунул в свой изящный мундштук.

— Я думаю, он давно это понял, — едко сказал подполковник Корн, — тем более что вы ему уже об этом сообщили. — Подполковник Корн, как бы ища у Йоссариана сочувствия, утомленно нахмурился, и его глаза за стеклами очков блеснули почти нескрываемым презрением. Он оперся обеими руками о столешницу и задвинул свой дряблый зад поглубже, так, что угол стола оказался у него между ляжками, а короткие ноги свободно болтались над полом. Он слегка постукивал каблуками по массивной тумбе желтоватого дубового стола, и было видно, что его бурые носки без резинок съехали к щиколоткам, поразительно тонким и белым. — Вы знаете, Йоссариан, — как бы размышляя, проговорил он дружелюбно, слегка насмешливо и почти искренне, — я, можно сказать, вами восхищаюсь. При вашем недюжинном интеллекте и твердых нравственных принципах вы избрали позицию, которая требует основательного мужества. А я, как человек с кое-каким интеллектом и без всяких принципов, имею возможность по достоинству это оценить.

— У нас очень трудное время! — раздражительно буркнул из дальнего угла полковник Кошкарт, не обратив никакого внимания на разглагольствования подполковника Корна.

— Очень трудное, — со спокойным кивком подтвердил подполковник Корн. — Нам сменили командование, и мы не можем выставить себя в неблагоприятном свете перед генералом Долбингом и генералом Шайскопфом. Вы об этом, полковник?

— Неужели у него нет патриотизма?

— Вы готовы сражаться за свою страну? — спросил Йоссариана подполковник Корн, умело подражая брюзгливо самодовольному, всегда уверенному в собственной правоте полковнику Кошкарту. — Готовы отдать жизнь за меня и командира полка?

— Что-что? — настороженно воскликнул Йоссариан. — А вы-то с полковником Кошкартом тут при чем? Моя страна и вы — это вовсе не одно и то же.

— Мы нерасторжимы со страной, — хладнокровно и чуть насмешливо возразил подполковник Корн.

— Вот именно! — пылко вскричал полковник Кошкарт. — Вы или за нас, или против. Ничего другого быть не может.

— Боюсь, что он вас поймал, — сказал подполковник Корн. — Вы или за нас, или против своей страны. Третьего, как говорится, не дано.

— Э, нет, подполковник. На такое я не клюю.

— Я, признаться, тоже, — невозмутимо сказал подполковник Корн. — Но все остальные глотают вместе с крючком.

— Вы позорите свое воинское звание! — впервые обратившись прямо к Йоссариану, гневно взвыл полковник Кошкарт. — И как это вам удалось пролезть в капитаны?

— Неужели забыли? — подавив довольный смешок, мягко напомнил полковнику Кошкарту подполковник Корн. — Вы же сами дали ему это звание.

— Да, просчитался, что и говорить.

— А я вас предостерегал, — сказал подполковник Корн. — Но вы никогда меня не слушаете.

— Ну ладно, хватит! — вскипел полковник Кошкарт. Он уставился на подполковника Корна, подозрительно нахмурившись и уперев руки в бока. — Вы-то сами на чьей стороне?

— На вашей, полковник, на вашей, успокойтесь.

— А тогда перестаньте склочничать. Что это вы ко мне цепляетесь?

— Я на вашей стороне, полковник. Меня переполняет патриотизм.

— Вот и не забывайте об этом. — Полууспокоенный полковник Кошкарт опять принялся мерять шагами кабинет, вертя в руках свой длинный, из слоновой кости и оникса мундштук. — Ладно, давайте-ка с ним кончать. — Он ткнул большим пальцем в сторону Йоссариана. — Я-то знаю, как ему можно вправить мозги. Его надо вывести и расстрелять. Генерал Дридл наверняка бы так и сделал. Безмозглого только могила исправит.

— Генерал Дридл больше у нас не командует, — сказал подполковник Корн, — поэтому мы не можем вывести его и расстрелять. — Теперь, когда полковник Кошкарт перекипел, подполковник Корн снова чувствовал себя свободно и опять начал постукивать каблуками по тумбе стола. Он повернулся к Йоссариану. — Итак, мы решили отправить вас домой. Это решение пришло не сразу, но в конце концов нам удалось разработать веселенький планчик, при котором ваш отъезд не вызовет слишком сильного неудовольствия у ваших однополчан. Вы рады?

— Какой такой планчик? Я вовсе не уверен, что он меня обрадует.

— Он вас возмутит, — посмеиваясь, объявил подполковник Корн и умиротворенно сцепил руки на лысой голове. — Вы будете его проклинать. Он действительно гадостный, и ваша совесть наверняка взбунтуется. Но вам придется его принять. Вам придется его принять, потому что он предусматривает ваше возвращение домой недельки через две, а иначе вы домой вообще не попадете. Иначе вы попадете под военный трибунал, так что выбирайте сами.

— Бросьте блефовать, подполковник, — с усмешкой сказал Йоссариан. — Вы не посмеете отдать меня под суд за дезертирство на линии огня. Это выставит вас в дурном свете перед вашим новым начальством, да и дезертиром суд меня может не признать.

— Самоволки во время войны тоже, знаете ли, не поощряются, а от этого обвинения вам не отвертеться. И если вы немного подумаете, то сами согласитесь, что нам просто необходимо отдать вас под суд. Мы не можем допустить вашего открытого неповиновения. Если вас не наказать, другие летчики тоже откажутся от боевых полетов. Так что выбирайте, повторяю, сами. Или сделка, или военно-полевой суд, который мы обязательно доведем до нужного нам конца, хотя он вызовет массу неприятных для нас вопросов и надолго застрянет в горле у полковника Кошкарта, как горькая кость.