Поправка-22
Шрифт:
Подполковник Корн без каких бы то ни было проволочек синхронизировал часы и умело повел инструктаж к благополучному завершению. Он объявил пароль дня, а потом лаконично, всеобъемлюще и щеголевато дал характеристику погодных условий, украдкой, но с удовлетворением посматривая через каждые несколько секунд на генерала Дридла и укрепляясь всякий раз в уверенности, что у того складывается о нем самое благоприятное мнение. Преисполненный гордого самодовольства, расхаживал он, осанисто красуясь, по дощатому помосту, и его обычное чванство беспредельно разрасталось; он повторил пароль дня и ловко переключился на патриотическую «накачку» с разглагольствованиями о важности авиньонского моста для хода военных операций и рассуждениями о том, что любовь к родине должна превалировать над любовью к жизни. Исчерпав патриотическую тему, он еще раз назвал пароль дня,
Немного успокоившись, полковник Кошкарт заподозрил неладное, а потом его подозрения преобразились в уверенность, и он потерял дар речи. С вытягивающимся лицом наблюдал он, испытывая едкую зависть, за предательским лицедейством подполковника Корна, и ему было почти страшно услышать слова генерала Дридла, который подошел к нему и на всю инструктажную прошептал:
— Это кто такой?
Самые черные предчувствия терзали полковника Кошкарта, когда он отвечал генералу Дридлу, и самая светлая радость осветила его лицо, когда он услышал, как отреагировал на его ответ генерал Дридл. Подполковник Корн этого не слышал, но заранее трепетал от безудержного восторга. Не присвоил ли ему генерал Дридл — прямо здесь, в инструктажной, — звание полковника? Тревожная радость ожидания жгла его, словно сладостная жажда. С витиеватой ловкостью завершив инструктаж, он повернулся, в надежде принять пылкие поздравления, к генералу Дридлу, который уже выходил из инструктажной, ведя за собой свою медсестру и полковника Мудиса. Генерал Дридл даже не оглянулся, и это горько разочаровало подполковника Корна — но всего лишь на мгновение. Он отыскал взглядом застывшего в улыбчивом столбняке полковника Кошкарта и, проворно подскочив к нему, принялся дергать его за рукав.
— Что он обо мне сказал? — горделиво предвкушая блаженный ответ, с нетерпением осведомился подполковник Корн. — Что тебе сказал генерал Дридл?
— Он спросил, кто ты такой.
— Это-то я слышал. Это я слышал. А что он обо мне сказал? Что он сказал?
— Он сказал, что ты тошнотворный тип.
Глава двадцать вторая
МИЛО-МЭР
В тот день Йоссариан навеки потерял хладнокровие.
Он потерял хладнокровие при бомбардировке Авиньона, потому что Снегги потерял жизнь, а Снегги потерял жизнь, потому что первым пилотом шел у них тогда Хьюпл, которому было только пятнадцать лет, а вторым — Доббз, причинявший Йоссариану даже больше хлопот, чем Хьюпл, и предложивший ему убить на пару полковника Кошкарта. Йоссариан знал, что Хьюпл неплохой пилот, но он был всего лишь мальчишкой, и Доббз тоже ему не доверял, а поэтому, как только они отбомбились, он вдруг вцепился мертвой хваткой в штурвал, отжал его от себя и бросил машину вниз; это остервенелое, леденящее душу, выматывающее жилы смертельное пикирование, когда самолет с ревом мчался к земле, швырнуло беспомощного Йоссариана вверх так, что он уткнулся головой в колпак, выдрав штекер с проводами от наушников из пружинного гнезда на щитке приборов.
ГОСПОДИ, беззвучно вопил Йоссариан, чувствуя, что все они низвергаются в тартарары. ГОСПОДИГОСПОДИГОСПОДИГОСПОДИ, умоляюще и неслышно вопил Йоссариан, лишенный членораздельной речи и веса, но опомнившийся через несколько секунд Хьюпл отобрал в свою очередь штурвал у Доббза и вывел самолет из безумного пике, подставившись под бушующий, бешеный, беспрерывный, оглушительно грохочущий заградительный огонь, от которого им только что удалось уйти, набрав, по команде Йоссариана, высоту, а теперь снова предстояло уходить. Едва они выровнялись, осколок снаряда прошил плексигласовую кабину насквозь. Йоссариан ощутил на своих щеках остренькое покалывание от плексигласовой крошки. Но крови не было, и он завопил:
— Что происходит? Что происходит? — не слыша в наушниках собственных воплей. Его накрыла мертвая тишина, и, стоя на четвереньках, дрожа от ужаса, словно угодившая в мышеловку мышь, он не дышал и страшился пошевелиться, пока не заметил у себя перед носом блестящий, дрыгающийся на шнуре штекер от собственных наушников и не вставил его в гнездо. — Господи, — пронзительно причитал он, все еще не оправившись от смертельного ужаса и глядя на дымные вспышки разрывов, грохочущих вокруг самолета, — господи!
Воткнув штекер и вынырнув из безмолвия, Йоссариан услышал рыданья Доббза.
— Помогите ему! — всхлипывал Доббз. —
Помогите!— Кому? Кому? — заорал Йоссариан.
— Бомбардиру! Бомбардиру! — прорыдал Доббз. — Он не отвечает! Он не отвечает!
— Я бомбардир! — заорал Йоссариан. — У меня все в порядке! У меня все в порядке!
— Так помоги ему! Помоги ему! — взмолился Доббз.
— Кому? Кому? — заорал Йоссариан.
— Стрелку-радисту! Стрелку-радисту!
— Мне холодно, — чуть слышно жаловался Снегги измученным голосом. — Мне холодно! Помогите!
Йоссариан поспешно нырнул в туннель и пробрался над бомбовым отсеком в хвост, где, лежа в лужице солнечного света, насмерть замерзал израненный Снегги, а рядом с ним лежал без сознания белый, как снег, хвостовой стрелок, впервые посланный в боевой полет.
Хуже Доббза не было на свете пилота, и никто не знал этого лучше, чем Доббз, — сильный, молодой, безнадежно сломленный человек, он постоянно тщился уверить начальство, что больше не способен водить самолет. Никто ему не верил, и в тот день, когда норма вылетов была поднята до шестидесяти, а Орр отлучился добывать какие-то сальнички, он пробрался тайком в палатку Йоссариана и предложил ему убить на пару полковника Кошкарта. Без помощи Йоссариана у него ничего не получалось.
— Ты хочешь, чтоб мы совершили преднамеренное убийство? — поинтересовался Йоссариан.
— Именно, — с жизнерадостной улыбкой подтвердил Доббз, ободренный понятливостью Йоссариана. — Мы пристрелим его из «люгера», который я добыл на Сицилии, и никто не знает, что он у меня есть.
— Боюсь, не смогу я тебе помочь, — молчаливо взвесив сказанное, отозвался Йоссариан.
— Почему? — изумился Доббз.
— Да вот видишь ли, я до смерти обрадуюсь, если этот сукин сын сломает себе шею или гробанется или если кто-нибудь его пристрелит. А самому его убить… нет, не смогу.
— Ну так он тебя убьет! Послушай, ты же сам говорил, что он всех нас убивает приказами о добавочных боевых вылетах, — ведь говорил?
— Нет, Доббз, не смогу. У него тоже есть право на жизнь.
— Да ведь он-то отнимает у нас это право! — Доббз был ошарашен. — Ты просто не в себе! Вспомни, как с тобой спорил Клевинджер. А где теперь Клевинджер? Только его и видели… в прозрачном облачке.
— Не ори, — предостерег его Йоссариан.
— Я не ору! — заорал громче прежнего Доббз, багровея от своей мятежной правоты. Веки у него подергивались, ноздри гневно трепетали, с дрожащей нижней губы слетали пузырчатые брызги слюны. — В полку, наверно, было около сотни людей, которые сделали по пятьдесят пять боевых вылетов, когда он вздрючил норму до шестидесяти. Да еще около сотни таких, как ты, которым оставалось по два-три вылета. Он всех нас угробит, если мы дадим ему волю. Нам надо его опередить.
Йоссариан, ничего не обещая, уклончиво кивнул.
— Думаешь, получится? — спросил он.
— Так у меня же все разработано! У меня…
— Только не ори!
— Я не ору! У меня…
— Да не ори же ты, ради бога!
— У меня все разработано, — зашептал Доббз, ухватившись обеими руками с побелевшими костяшками пальцев за койку Орра, чтобы унять в них дрожь. — Он должен приехать со своей треклятой фермы в четверг, и вот я проберусь утром по лесу к тому крутому повороту дороги, где все машины сбрасывают скорость, засяду у обочины в кустах и буду его ждать. Ему придется притормозить, а я уже нашел там одно место, откуда дорога хорошо просматривается в обе стороны, так что мне будет видно, пустая она или нет. Когда он покажется, я пхну, прямо с обочины, на дорогу бревно, чтобы он остановился и вылез. Ну а тут уж вылезу из кустов и я — с «люгером» наготове — и буду палить ему в башку, пока он не подохнет. Сделаю свое дело, закопаю «люгер», вернусь, опять же лесом, в эскадрилью и займусь как ни в чем не бывало своими делами. Ну что — хорош план?
Йоссариан внимательно следил за каждым этапом предполагаемого убийства.
— А я-то тебе зачем? — удивленно спросил он.
— В одиночку у меня ничего не получится, — объяснил ему Доббз. — Мне надо, чтоб ты послал меня на это дело.
— Только-то? — не веря своим ушам, воскликнул Йоссариан. — Чтоб я тебя послал?
— Больше мне ничего не нужно, — заверил его Доббз. — Пошли меня, и послезавтра я повыбью ему мозги. — От возбуждения Доббз говорил все быстрее и громче. — Я бы и подполковнику Корну с удовольствием прострелил башку, раз уж мы за это взялись, хотя Дэнби, если ты не возражаешь, оставил бы в покое. Потом хорошо бы прикончить Эпплби с Хавермейером, а там, глядишь, и Маквота.