Попугай в пиджаке от «Версаче»

Алексею Кирилловичу стало совершенно нечем дышать, как будто в мире внезапно кончился воздух. Даже те жалкие, ничтожные крохи воздуха, которые удавалось невероятным усилием втянуть в легкие, совершенно не годились для дыхания — они были сухими и горькими, как страницы газет с ругательными рецензиями.

Волкоедов успел еще подумать, что ему так и не удастся получить Нобелевскую премию по литературе, да что там — даже жалкого «Букера» ему уже не дадут, и на этой грустной мысли он кончился.

Алексея Кирилловича Волкоедова, известного писателя, горячо любимого широкими уголовными массами, больше не существовало.

Тело в дорогом плаще от «Хуго Босс» сползло по грязной стене подъезда и застыло на каменном полу перед дверью лифта.

Сутулый человек внимательно посмотрел на дело своих рук, наклонился над бездыханным телом и сделал еще одно.., это было неприятно, но необходимо. После этого он убрал свои окровавленные инструменты в полиэтиленовый пакет и спрятал в карман.

Оглянувшись по сторонам, он торопливо направился к выходу, вполголоса проговорив:

— Историческая справедливость восторжествовала… — Чуть подумав, он добавил:

— Частично восторжествовала!

На этот раз Лола вошла в дом на улице Чапыгина без прежнего радостного, победного настроя. В душе у нее пели не бодрые фанфары, а скорбные трагические скрипки.

Она старалась внушить себе мысль, что несет на телестудию Перришона, как заботливые матери ведут своих талантливых детей в музыкальную или художественную школу, надеясь открыть перед ним ворота к славе.., но не могла при этом отделаться от сложного неоднозначного чувства и с невольной ревностью поглядывала на клетку с попугаем.

Перришон, наоборот, выглядел совершенно счастливым и поглядывал по сторонам с видом наследного принца, объезжающего свои будущие необозримые владения.

Когда дежурный в вестибюле телецентра выписывал Лоле пропуск, Перришон прокашлялся и хрипло выкрикнул:

— Р-работаем? Пр-ривет — пр-ривет!

Дежурный от неожиданности выронил авторучку. Лола покосилась на попугая и прикрикнула на него:

— Веди себя прилично!

Потом она повернулась к охраннику и проговорила:

— Извините, он волнуется, первый раз на студии.., кстати, на него пропуск не нужно оформлять?

— Нет, — дежурный, наголо выбритый военный отставник, с интересом посмотрел на Перришона, — не нужно, он проходит как инвентарь.

— Инвентар-рь? — истошно завопил попугай, оскорбленный до глубины души. — Дур-рак! Кр-ретин!

— Все понимает! — изумился отставник. Извините, — пробормотала Лола, схватила пропуск и от греха подальше помчалась к лифту.

На третьем этаже царило какое-то беспокойство. То есть телецентр и в обычные дни здорово напоминал разоренный муравейник, но сегодня он был похож на муравейник в ожидании ревизии.

Сотрудники передвигались по коридору или стояли возле дверей парами и группами и о чем-то озабоченно переговаривались. Лола, не обращая внимания на всю эту суету, подошла к двери триста восьмого офиса и зашла внутрь. В комнате присутствовали в данный момент только Аглая Михайловна и прежний длинноволосый парень, как всегда поглощенный созерцанием экрана монитора.

Поскольку парень представлял собой всего лишь приложение к компьютеру и не годился в собеседники, Аглая Михайловна не находила себе места и очень обрадовалась Лолиному появлению.

— Аглая Михайловна, душечка, — начала Лола тоном христианской мученицы, — я принесла его… Перришона…

— Здр-равствуйте! — гаркнул вежливый попугай. — Р-работать! Р-работать!

— Ах, до работы ли тут! — театрально простонала Аглая Михайловна, прижав тонкие пальцы к вискам. — У нас просто сумасшедший дом! Натуральный сумасшедший дом!

Лола удивленно посмотрела на Аглаю, которая всегда была энергична и решительна и не опускалась до таких жалоб.

— Что случилось?

— Студия полна милиции.., всех допрашивают, у всех требуют алиби.., это какой-то ужас!

— Кошмар-р! — поддержал разговор вежливый попугай.

— Да что случилось-то? — повторила Лола.

— Как, Олечка, ты ничего не знаешь? У нас такой ужас, такой ужас! Вся студия бурлит!

— Да, я заметила, — растерянно проговорила Лола. — Так что же все-таки у вас стряслось?

— Два убийства! — трагическим шепотом сообщила Аглая Михайловна. — Сначала Животовский, а потом — Волкоедов!

— Как — Волкоедов? — удивилась Лола. —Писатель Волкоедов? Я его только вчера видела…

— Вот вчера вечером его и убили, — прошептала Аглая, — и так страшно убили! Так жестоко!

Лола подумала, что покойный был удивительный хам, но вслух этого не сказала, руководствуясь известной поговоркой — о мертвых говорят или хорошо, или ничего, кроме того, не убивать же каждого хама!

Вслух она сказала совсем другое:

— Ну надо же, еще вчера он был полон сил…

— Тр-рагедия! — вставил реплику разговорчивый попугай.

В это мгновение дверь офиса распахнулась, и на пороге появилась вчерашняя белобрысая девица.

Увидев Лолу, девица резко побледнела, а ее лошадиное лицо еще больше вытянулось. Она попятилась, не сводя с Лолы испуганных глаз, как будто увидела привидение, и проговорила заплетающимся от страха языком:

— Она! Это она!

— Что это с ней? — Лола повернулась к Аглае Михайловне.

Странная девица тем временем вылетела из офиса, как ошпаренная, и с конским топотом понеслась прочь по коридору.

— Да что это с ней? — повторила Лола. Аглая Михайловна пожала плечами, но при этом она смотрела на Лолу с некоторым подозрением.

— Так что, — не дождавшись ответа, проговорила Лола, — сегодня у вас нерабочая обстановка? Нам с Перришоном лучше прийти в другой день?

Не успела Аглая Михайловна ответить, как дверь комнаты снова открылась. На пороге появился невысокий лохматый мужчина лет тридцати пяти с мрачным широким лицом. Засунув руки в карманы мешковатых брюк, он переводил взгляд с Аглаи на Лолу.