Попутчица. Книга II

Я тогда почему-то разозлилась на Пашу и перестала ему писать. Да, я по-прежнему это делала, а тут решила прекратить… и меня хватило на два дня. Я говорила себе, что привязалась к нему как к человеку, но… ага-а.

Вернуть его интерес после «помолвочного» тура у меня не вышло – мы даже ни разу не виделись. Пытались строить планы, но всегда неубедительные. Не «вечером выезжаю, скучаю-люблю», а «надо попробовать через пару недель, посмотрим, как там с выходными». У меня была мысль выяснить, когда Паша свободен, и приехать к нему сюрпризом, но не хватило уверенности. Для такого нужно знать, что тебя точно ждут и будут рады, а Паша держался приветливо, но совсем не так, как мне бы хотелось.

Я нервничала, психовала. Жаловалась маме. После того как съехала Марта, у нас даже появилась традиция иногда, как мама это называла, «изливать друг другу душу» по вечерам на кухне с бокалом вина или баночкой сидра. Вот только душу изливала всегда я – и в конце концов всегда ревела.

Мама, конечно, советовала поставить крест на Паше. То есть общаться-то можно, раз мне так надо, но не нужно ничего от него ждать, говорила она. Лучше считать его далеким другом по переписке и спокойно встречаться с кем-то другим. По факту Паша уже и был далеким другом – мы не флиртовали, он не писал мне, как раньше, нежных словечек. Наша веселая, остроумная, нежная, милая переписка превратилась в нечто безжизненное. Я пыталась ее реанимировать: провоцировала на эмоции, рассказывала истории, спрашивала мнения Паши по разным вопросам, ласково к нему обращалась. Пару раз довольно пикантные фото присылала, но никакого эффекта не было. «Красиво», – комментировал Паша и переводил тему. Хорошо хоть, что не просил больше такого не отправлять.

И все же я никак не могла отлепиться от мысли, что он мой жених. Жених! Может, если бы не его предложение и то путешествие, это был бы просто очередной проходной роман, даже без секса. То, что произошло у нас в последнюю ночь, так назвать было сложно – Паша меня практически и не касался! Но у меня было связано с ним слишком много всего такого, что не было связано еще ни с кем. И плохого, болезненного тоже. Наверное, потому меня и зациклило. Я так ни о чем и не спросила Марту, этого и не требовалось. Да, в какой-то момент тура я вроде как засомневалась, попыталась себя успокоить, но на самом деле все было очевидно.

К концу ноября маме надоело наблюдать, как я мучаюсь, и она предложила мне официально выяснить с Пашей отношения и расстаться, раз уж в своей голове я этого сделать не могу. Наградой она назначила совместный выходной в спа. Я долго собиралась с силами, написала длинное душещипательное письмо о том, что чувства, похоже, ушли и нам стоит все прекратить. Если бы я писала от руки, на бумаге не осталось бы места, не облитого слезами.

Паша ответил коротко, мягко и тепло. Он, мол, понимает, все действительно как-то изменилось, но он по-прежнему желает мне счастья и не хочет, чтобы я грустила. Стало ясно, что страдать он не будет – и писать мне первым после этого тоже. Так что я написала сама – в новогоднюю ночь, подвыпив. Мне показалось, что разговор ни о чем получился душевным, к тому же я очень соскучилась… и на следующий день написала опять. Это уже было похоже на одержимость – я не могла отказать себе в общении с ним.

Странно, но после того как у меня появился новенький – я его так мысленно и называла: никакого статуса, просто новенький, – все только усложнилось. Теперь я могла писать Паше по-дружески, и он не подумал бы, что я клеюсь – я ведь рассказала ему об этом парне. Я практически все рассказывала: надо же было о чем-то говорить.

Про Марту Паша спросил один раз, очень коротко, еще осенью. Это означало, что они не общаются за моей спиной – я в принципе так и думала, что Марта не станет это делать, живя с Ромой, но червячок сомнения все равно подгрызал. Я обрадовалась и ответила, что она нашла работу и переехала к парню, как и планировала – надо же, действительно решилась. Дальше я на всякий случай то и дело напоминала Паше, что у Марты с Ромой все прекрасно, но старалась не особо трогать эту тему.

Брошка в виде фиалки кочевала то в глубину шкатулки, то на самое любимое платье. Я зачем-то соврала новенькому, что купила ее себе сама.

На прошлой неделе мама за вином спросила, чего я вообще добиваюсь. Вопрос свадьбы уже давно закрыт и никогда, если честно, нормально не открывался; мы в разных городах, у Паши ко мне больше никакого интереса – разве что легкий приятельский, раз он меня еще не послал и поддерживает разговоры.

«Думаешь, если регулярно ему писать, то когда-нибудь попадешь в момент слабины и он вроде как вернется?»

Я тогда ответила, что сама не знаю. Что, наверное, если не писать, то он точно про меня забудет. А раз когда-то он мне даже предложение сделал, значит, шанс у меня есть. Это прозвучало так жалко, что я сама поразилась. Раньше я бывала какой угодной, только не жалкой. Может, это и есть та роковая любовь, которая меняет людей? Но разве такие сильные чувства не должны быть взаимными и на всю жизнь?

Мы с Мартой не виделись по паре недель, хотя часто болтали по телефону. Между нами все стало чуть получше, когда она переехала. Сестра сдержала слово и больше не лезла в мою жизнь, общалась как со взрослой, а не как с младшенькой, – но я перестала ей что-либо рассказывать. Она знала, что у меня кто-то есть. Знала, что я еще общаюсь с Пашей, хотя свадьбы не жду. Но ничего не знала о моих слезах. О том, как я устала. Господи, я даже похудела на два килограмма.

А сегодня мне предстояло увидеть счастливую парочку – Марту с Ромой. Мама всегда говорила мне (ласково), что я добрая, но дикая эгоистка. Наверное, в отношении Марты это проявлялось полнее всего. Я считала, что как старшая она обязана мне помогать, но стоило ей перейти какую-то грань и начать мешать, впадала в бешенство. А сейчас я одновременно и соскучилась, и радовалась за нее (правда, радовалась) – и не хотела идти. Но отмазываться от праздника было бы уже слишком.

В нашей маленькой семье каждый дарил на день рождения свой подарок – объединяться было не принято. Старались выбрать что-то личное, нужное, важное, не для галочки. Но в это раз в голову ничего не приходило, настроя на сюрпризы не было. Вчера я пошла в супермаркет, накупила чего-то безликого – дешевый блеск для губ, симпатичная расческа, пакетик ароматизированного кофе, душистое мыло – и попросила завернуть в красивую упаковку. Этому трюку научила меня мама: если нужно что-то подарить, а ты в полной растерянности, выбери несколько недорогих беспроигрышных вариантов и красиво упакуй. Правда, она имела в виду случаи, когда плохо знаешь человека.

Надевать юбку не хотелось, но для джинсов повод был слишком хорош. Я покопалась в шкафу и выбрала нейтральное платье – вполне весеннее, с какими-то радужными узорами, но закрытое и прямое, до колена. Когда-то я купила его как раз для таких праздников, где короткие юбки не особо уместны. Еще один беспроигрышный вариант.

Я застегнула воротничок – даже там была пуговица – и посмотрела на свое отражение в оконном стекле. Взбила волосы пальцами. Довольно прилично для семейного ужина. Если бы не эта тоска в глазах…

«Ну чего я раскисла-то? У меня все классно. Есть семья, есть друзья, есть новенький. Внешность выигрышная».

Но это были только слова. Я как будто увязла в болоте, но не была Мюнхгаузеном и никак не могла вытащить себя за волосы.

Марта

Наконец стол был накрыт, вилки и бокалы протерты, тканевые салфетки в тон кухонного интерьера разложены сначала мной (обычно, прямоугольниками), а потом Ромой (конвертиками). Не было это похоже на приятную праздничную суету.

– Я устала уже сейчас, – сообщила я, плюхнувшись за стол.

– Прости, наверное, это все я… хочется, чтобы все было безупречно.

Рома подошел ко мне сзади и стал массировать плечи. Я невольно расправила их и зажмурилась.

– М-м, чуть правее помнИ, пожалуйста… нет, вот так… о, отлично.

– Сидячая работа. Нам с тобой стоит походить на массаж, что скажешь?

– Можно как-нибудь.

Дело было вовсе не в сидячей работе, а в напряжении, которое я ощущала. Ну где же мама с Риммой?! Как было бы здорово быстренько принять поздравления да вытянуться на диване…