Попытка возврата

– Что тебе еще? Или ты и Гитлера решил до кучи пристрелить? Ну чтобы два раза не бегать? Давай рассказывай.

– Нет, Иван Петрович. Фюрера мы оставим на сладкое, а сейчас я у вас хотел бы узнать– есть в нашей конторе яд замедленного действия? Ну чтобы умирали только дня через три? И чтобы действовал через кожу, а на свету желательно полностью распадался.

Полковник даже глаза прикрыл и затих. Потом поднялся, прикурил и, страдальчески морщась, покачал головой:

– Господи… Яд-то тебе зачем? Тем более такой хитрый.

Что-то в последнее время наш командир, атеист до мозга костей, при общении со мной все чаще и чаще Бога вспоминает. Наверное, не к добру… Но отрава мне нужна была для дела. Хорошего или плохого, даже не берусь судить. Но в свете творимого немцами беспредела, наверное, все-таки хорошего. Отстрел генералитета и нижних чинов – вещь, конечно, достойная и увлекательная. Но вот я сильно сомневался, что немецких вояк этим так уж сильно можно запугать. Имею в виду до такой степени, что они заложников брать перестанут. Скорее наоборот… А чем можно напугать карателей из зондеркоманд? Или слегка охладить их пыл? Сколько ни думал, лучше чем уничтожение немецкого гражданского населения в ответ на уничтожение нашего, ничего не придумывалось. Бомбежки – не спортивно, да и сил у нас таких сейчас нет. Засылать группы в Германию – это вообще в порядке бреда. И вдруг я вспомнил развлечения разных Аль-Каид в мое время. А в частности, письма с «таинственным белым порошком». Вот оно! Только без порошка. Мы все-таки не Паниковские и чтим конвенции. После каждой массовой казни наших мирных жителей отправлять в Германию (по самым разным каналам, хоть даже с армейской немецкой почтой, ходы можно продумать) письма, открытки, извещения, на бумагу которых будет нанесен яд. Причем все это будет в конвертах, поэтому через почту они пройдут, не оставляя следов. Адреса можно брать хоть из записных книжек у пленных. Обмен домашними координатами в армии еще никто не отменял. Что в нашей, что в немецкой. У каждого фрица в блокнотике уж точно пара-тройка адресов армейских друзей есть. Вот от них и будем отталкиваться. Так, скажем, на кого бог пошлет. И после каждой акции устрашения у нас засылать пару-тройку тысяч таких заряженных писем в Германию и Румынию. Нехай тоже повеселятся. И листовки фрицам и мамалыжникам скидывать, в которых объясняется, за что на их родню дома напал неожиданный мор. Можно даже слегка мистику ввернуть, мол, это главный русский колдун порчу насылает за творимые в России зверства. Хотя над текстом листовок пусть специально обученные пропагандисты думают. Мне кажется, ситуация, когда оккупанты будут точно знать, что каждая акция, проведенная здесь, конкретно аукнется у них дома, все-таки сильно охладит их пыл. Сам такой каратель, может, смерти и не особенно боится, но зная, что, грохнув этого русского или украинского гражданского мужика, он, возможно, подставляет под удар свою мать или ребенка, сильно заставит задуматься. Да и в обычных войсках солдаты тут же возмущаться начнут. Дескать, мы честно в окопах бьемся, а разные тыловые деятели своими действиями наши семьи под удар подставляют. Эти мысли я и довел до Колычева. Полковник внимательно выслушал и сказал, что идея интересная. С душком, такого, мол, от меня не ожидал, но весьма перспективная. И сегодня же по ВЧ он выйдет с ней к руководству. Вот и хорошо. А насчет того, что душок присутствует, я и сам знал… Но не мы это первыми начали, а теперь только в отмах идем, поэтому особых угрызений совести не чувствовал. Да что там особых, я их вообще не чувствовал, особенно зная то, что эти падлы в Одессе сотворили. И поэтому с легким сердцем после беседы с Иваном Петровичем двинул в землянку «тяжелых» снайперов, чтобы подыскать добровольца на еще одно хорошее дело. До того, что важных шишек можно из винтаря с оптикой валить, в моем времени додумались только в шестидесятых. А здесь я еще разок подтолкну прогресс…

* * *

Было как раз время обеда, и так как день был теплым, но не жарким, снайперы не сидели в землянке, а, валяясь на травке, совершали прием пищи. Если говорить по-простому, жрали, стуча ложками по котелкам. Еще одного стрелка с помощником не было. Видно, заработался или цель вкусную заприметил, вот обед и пропустил. Но тот, кого я держал на примете, был на месте. Вячеслав Еремин– здоровенный бугай, в руках у которого даже ПТР не смотрелся чрезмерно большим. Он вначале был снайпером в морской пехоте, а после ранения попал в пехоту обычную. Но и здесь демонстрирует всяческое превосходство гидросолдат над всеми остальными. Парень он резкий и за словом в карман не лез, так что я с ним скентовался еще в мае, когда только сюда попал. С остальными был знаком шапочно, так как они представляли собой классический вариант снайпера-одиночки. Немногословные, замкнутые, они беседовали только со своими помощниками, во всех других случаях предпочитая отмалчиваться. Да и староваты они были для задуманного. Поэтому, пожелав кишкующемуся народу приятного аппетита, я уселся на траву возле Славки. Его второй номер, белозубо улыбнувшись, тут же сунул мне свою ложку. Вот что значит воспитание… Помощник Еремина, Жорка-одессит, был еще тот оторва. На гражданке нахватался у уголовников, которых в Одессе хватало, разных блатных понятий. А попав в часть, начал гнуть пальцы, выдавая себя за крутого уркагана. Ну и нарвался. Ребята посмотрели на понтующегося сопляка и дали ему крепкой транды. Неуемный Жорка решил завоевать авторитет с другой стороны, всячески демонстрируя свою храбрость. То не торопясь продефилирует по брустверу на глазах у всех, то в знак презрения начнет немцам задницу демонстрировать. А уж о том, что при обстреле надо пригибаться, и речи быть не могло. Сержант поглядел, поглядел на такое дело и, поняв, что внеочередными нарядами дела не решить, а пацана жалко, отправил его в обоз. Тут Жорка и скис. Вокруг были солидные степенные мужики, годящиеся ему в отцы. Понтоваться не перед кем, поговорить особо тоже. Попробовал было сбежать на передовую, но тут уже старшина пригрозил прилюдно выпороть, и шустрый одессит совсем пал духом. Вот как раз, когда он лошадям хвосты крутил, тогда и заприметил огромного Славку. Худой и маленький, Жорка принял его, наверное, за Большого Белого Бога. Во всяком случае, все свободное время начал ходить за снайпером и, открыв рот, ловить каждое слово. Еремин мелкого сначала шугал, а потом начал подкидывать разные специфические задачи. Проверял и память, и наблюдательность. А потом, сделав для себя выводы, договорился о переводе неожиданного почитателя к себе в группу. Тут уж одессит и развернулся. Обычно шебутной и говорливый, он мог часами лежать с биноклем, замечая малейшие изменения, происходившие у немцев на переднем крае. А уж лучшего корректировщика вообще было тяжело найти. Славка, который был старше своего второго номера лет на семь, учил Жорку жизни, выбивал из него блатную романтику и вообще занимался воспитанием.

Вот и сейчас, приняв у него ложку и поблагодарив кивком, я, как не менее воспитанный человек, сделал несколько гребков и отдал ее обратно, жестом показав, что сыт до невозможности. Подождав, когда парочка доест, сказал Еремину:

– Дело есть. Отойдем, поговорим?

– Поговорим, – согласно кивнул Большой и, потянувшись, направился за мной.

Отойдя за остов разбитой машины, остановился и, вытащив папиросы, предложил Славке. Тот, солидно взяв одну, лихо замял мундштук и прикурил. Я решил особо не рассусоливать и предложил в лоб:

– На ту сторону сходить не хочешь? В хорошей компании.

Большой задумчиво сплюнул и спросил:

– А у вас что, свои стрелки закончились?

– Своих хватает, но они другим заняты будут. Тут нужна будет твоя фузея. Очень издалека работать придется, так что не боись, в рукопашную драться не надо.

Славка ухмыльнулся:

– А когда я боялся? Просто одно дело по передку ползать и совсем другое за линию уходить. Внове это для меня, как бы не подвести вас. Бегун из меня еще тот…

– А бегать и не придется. Доставим на место с комфортом, стрельнешь разок и спокойно уйдем.

– Да я завсегда рад помочь. Только от Герасимова добро получить надо.

– Твой командир никуда не денется, считай, он согласие уже дал, дело за тобой.

– Ну, я же сказал, что согласен. Когда выходим?

– Завтра вечером. Так что сегодня со своим мелким приходите к нам. Там и поговорим, что и как.

Кивнув на прощание, пошел к Герасимову ставить того в известность, что забираю его людей. Я бы и сам мог, конечно, поработать из ПТР, но тут как ни крути навыки нужны. Еремин из него каждый день пуляет и уже асом стал. А я и промазать могу на такой дистанции. Это же не винтовка. С винтарем мне равных, конечно, нет, а вот ПТР все-таки не мое. Даже в Крыму я из него чаще мазал, чем попадал. А у нас реально только один выстрел будет, максимум два. Потом все фрицы начнут бегать, и останется только быстро свалить.

Вечером все сидели над карандашной крокой. На ней условно было обозначено месторасположение казарм, где разместилась охранная рота СС. По данным разведки, Функ должен зайти в их расположение. А что бывает, когда крупная шишка, старый наци, обладатель золотого партийного значка и звания оберфюрера СС прибывает в воинское подразделение? Причем не просто воинское, а именно охранных отрядов? А это значит, что в честь старшего товарища будет небольшой блиц-парад и ответная длинная речуга. Про подготовку к параду нам стало известно из достоверных источников, там даже трибуну стали строить, а про речугу – это уже мои домыслы. По собственному опыту знаю, что генералитет молча с таких мероприятий не уходит. Минимум минут десять соловьем разливается. А эти казармы, сделанные буквой П, находятся на окраине города. Практически в окружении частного сектора. Метрах в четырехстах от них стоит старая водокачка. А вот уже почти в километре – небольшая церквушка, откуда и предполагается работа снайпера. Фрицы-то в первую очередь на водокачку ломанутся, где их будет ждать крупный облом. Про церковь никому и в голову не придет. Если судить по крокам, то место расположения трибуны очень хорошо должно попадать в сектор огня. Хотя, конечно, наверняка можно сказать только прибыв на место. Ну выходит, прибудем и скажем…

* * *

Солнце сравнительно недавно встало, но уже ощутимо припекало. Мы с Пучковым торчали в развалинах какой-то пятиэтажки часа четыре. Патрули сюда почти не заглядывали, поэтому ховались только от немногочисленных местных жителей. Мало ли что у обывателя на уме? После массовых взятий заложников гражданское население, как бы оно ни симпатизировало Советской власти, активно сдавало фрицам всех партизан и диверсантов. Их можно было понять– жить-то все хотят, и нет никакой гарантии, что при ближайшей облаве тебя не поставят к стенке раздраженные очередным терактом оккупанты.

Сейчас у нас была своя задача, поэтому одетые в гражданку, мы наблюдали за домом бургомистра. Вчера этот хмырь, я имею в виду бургомистра, чинно выполз из дома, небрежно кивнул на приветствие многочисленной охране и, усевшись в машину, убыл на работу. Подпольщики говорили, что он своим привычкам не изменяет. Под немца, наверное, косит, морда продажная. Всегда ровно в полдевятого выходит к поджидающей его тачке и без пяти девять подъезжает к зданию комиссариата. Причем близко к нему не подойти – на выходе охрана из немцев и местных полицаев. Возле комиссариата вообще жопа. Патрули, внутренняя охрана и плюс расположенные неподалеку казармы. Хрен бы на эти казармы, я его в упор из пистолета стрелять не собираюсь. Издалека сниму суслика мокроногого. И путь отхода тоже есть. Совершенно не аппетитный, но надежный. После убийства бургомистра сваливать будем через канализацию, благо люк в нее прямо за нашим полуразваленным домом находится. Пацанчик из харьковской агентуры заранее разведал дорожку по ней. Как он сказал, объясняя нам дорогу:

– Пойдете по стрелкам, а где битые кирпичи сложены кругом, повернете направо, а потом налево. Там и выйдете возле речки. Заодно и помоетесь… – И добавил задумчиво: – Даже не знал, что люди столько срут. У меня сапоги почти новые, яловые, разлезлись от дерьма, что там плавает…

До этого я как-то не лазил по городским клоакам, поэтому самонадеянно плавучих какашек не испугался и посчитал этот путь отхода наиболее оптимальным. Тем более что сегодня весь день у оккупантов пойдет очень насыщенно и бегать они будут как в попу ужаленные. Функ речь толкать будет явно раньше девяти, потому что в полдесятого он уже должен быть в комиссариате. Про это нам тоже подпольщики сказали, у которых в управе барышня работает, имеющая доступ к нужной информации. Поэтому первым будет работать Большой. Рации мы не задействовали, чтобы фрицы не запеленговали, и о результатах его работы я рассчитывал узнать из нарушения бургомистром Крамаренко своих привычек. У городского головы точно есть телефон, по которому его сегодня пораньше выдернут. Ну еще бы не выдернули– убийство оберфюрера не каждый день происходит. Пока Леха наблюдал в бинокль, я накручивал на СВТ глушитель. Еремин с Жоркой с сегодняшней ночи торчали на колокольне. Кстати, как и предполагал, гладко было на бумаге, а в реальности точно в секторе обстрела росло дерево и трибуну с торчащим возле нее караулом было видно только с верхушки колокольни. Не то что бы Большой с Мелким вылезли на маковку и маячили со своей пушкой возле креста, но вот помост из нескольких досок, возле колокола, под кровлей, пришлось сделать. Причем я как-то в своих планах совершенно упустил настоятеля церкви. Думал, заброшенная она будет. Щас! Благо отец Михаил оказался нашим человеком. Мало того, что у него сын был в Красной Армии, так еще и племянник работал на подполье. Кстати, именно племянник нас на эту церквушку и вывел. Михаилу оккупанты тоже стояли поперек горла. Причем в основном из-за того, что поддерживали униатскую церковь, а те, в свою очередь, активно давили русскую православную. При других раскладах помощи от него мы бы не дождались. Ну да, особенно если учесть, что именно его приход был закрыт Советами еще в сороковом году. Вообще, Отечественная война и отношения разных народов в ней оказались гораздо более запутанными, чем нас учили в школе. Так что только межконфессиональная рознь и сыграла нам на руку.

А лучше всех из нас устроились Гусев и Марат Шарафутдинов – наш подрывник. Оба отлично болтали по-немецки, а у Марата был еще и ярко выраженный баварский акцент. Это он в детстве рядом с немецкими эмигрантами пожил, вот и сказывается общение. Так что теперь выряженные в немецкую форму, подкрепленную хорошими документами, эти двое работали с комфортом. Ну еще бы – офицеры-фронтовики гуляют отпуск по ранению в ближайшем большом городе. А то что более молодой из них, чем-то похожий на испанца, вдумчиво заминировал водокачку, куда в первую очередь ломанутся разобиженные убийством шефа эсэсовцы, никто, разумеется, и предположить не мог. Но начиненная взрывчаткой водокачка была даже не главным сюрпризом. Шарафутдинов был вообще подрывником от бога и после разговоров со мной умудрился соорудить что-то вроде МОНки! Они были, конечно, гораздо более громоздкими, чем в моем времени, но Марат гарантировал сплошное направленное поражение после срабатывания, не менее 20–25 метров. Так что теперь он грамотно расположил их вокруг водонапорной башни, заранее прикинув, куда ломанется после ее взрыва основная толпа фрицев. Был, конечно, шанс, что подорвется кто-то из гражданских, но небольшой. Закладки делали ночью, в комендантский час, а утром все уже должно произойти. Да и мирное население за это время отучилось шляться по городу без надобности. Немцы этого не любили…