Пора ехать в Сараево

— Я ее не люблю, а вы любите, поэтому нам трудно будет понять друг друга.

Пшеничные усы висели самым пессимистическим образом, в глазах — смертный свет неверия в свои силы и в нужность того, что он будет сейчас делать.

— Мадам Ева, требующая, чтобы ее именовали Европой, имеющая в арсенале еще не менее дюжины маскировочных имен, — известнейшая на континенте авантюристка. Она состоит или состояла в тесных, а иногда и интимных отношениях со многими знатными, богатейшими и даже коронованными особами. В известном смысле вы можете считать себя польщенным. Иван Андреевич стал считать.

— К ее помощи прибегают для исполнения поручений самого щекотливого и тайного характера. Иногда через нее вершится даже высокая политика. Самая высокая. Много весьма любопытного и крайне отвратительного рассказывают о ее давнишних отношениях с самим Францем — Иосифом. Это сейчас все его силы уходят на ношение бакенбардов, а еще каких–нибудь тридцать лет назад он был мужчина хоть куда. Когда–то весьма давно он отбил мадам у небезызвестного графа Консела. Да, да, молодой человек. Граф тогда отнюдь не был такой развалиной, как ныне. Он подобрал юную Еву в каком–то заштатном варьете, дал артистическое образование, истратил на нее уйму денег. У нее были попутные увлечения, но всегда она возвращалась к графу. Думаю, он специально запускал ее в постели таких людей, как австрийский император, чтобы через нее влиять на дела. При этом искренне ее любя. Вот такие случаются психологические выверты в сфере большой политики. Создание переросло создателя; разорив графа, Ева скрылась под крылом Вильгельма, тогда еще наследника престола. И этого он ей простить не смог, возненавидел люто. Иван Андреевич тупо смотрел перед собой.

— В Ильв она явилась по делу, которое вроде бы не отнесешь к самым крупным. Дальше начинается государственная тайна, поэтому слушайте особенно внимательно. Князь Петр решил заняться перевооружением нашей армии, даром что она и в перевооруженном состоянии никому не сможет сопротивляться. По традиции мы всегда покупали снаряжение у Австро — Венгрии. Всё — от пушек до пуговиц. Это сравнительно дешево, и недалеко везти. Кроме того, это была своего рода дань великому соседу. Продавец с симпатией относится к покупателю. Мадам Ева взялась хлопотать о продвижении, извините за этот британский жаргон, на наш рынок оружия французской фирмы «Шнейдер и Крез». Раньше этим занимались братья Маньяки, но немногого добились. Австрийские пушки хуже французских, но зато почти вдвое дешевле. Кроме того, обращаться к Крезу в нашем случае — значит подражать Сербии. Этого венцы никогда не простят. Вы меня понимаете?

— Думаю, что да, но не думаю, что мне это что–то дает.

— Подождите, осталось совсем немного рассказать. В течение месяца мадам Ева боролась против пана Муси–ла за сердце князя Петра. Позиции ее были слабы. Она настаивала, чтобы правитель Ильвании поступил строго против интересов собственной страны. Автомобильная прогулка в Тёрн была задумана специально, чтобы удалить из города всех, кто смог бы отговорить князя от подписания противоестественного контракта. Она обманула всех. И братьев Маньяки — обещала поделиться и не поделилась. И Ворона — обещала вернуть ему его долговые расписки, а сама передала их господину Пас–ку. Я не говорю про пана Мусила — он вообще на грани самоубийства. Сейчас, — Сусальный достал часы, — мадам, вероятно, уже на приеме у князя. В разговоре один на один она его уломает. Могла бы помешать княгиня, но, судя по тому, как мне велено обращаться с вами, и Розамунду удалось уговорить.

— Спасибо за эту бездну сведений, тем более таких секретных, но так и не возьму в разумение, почему именно я, почему именно мне все это должно быть сообщено?

Господин Сусальный посопел, потрогал край уса.

— Меня зовут Иван, казалось бы, так же, как и вас. Но нет! У вас библейское имя, а у меня местное, ильван–ское. Доказано убедительно господином Плакучим, всемирно известным нашим ученым, что в древности столица нашего княжества называлась не Ильв, а Ив. Пойдите на берег Чары, на то место, где вы так неразумно стрелялись, и поймете, почему: Ивовый край. Ив — вот имя столицы этого края. Иван — имя столичного жителя. Заметьте, краткость — особенность нашего языка; он самый древний из славянских, ближе всех стоит к языковым корням. Смотрите: Ильв, Тёрн, Сельм — вот названия наших городов. Только в семнадцатом веке обозначилась смягчающая латинская огласовка. Румынское влияние. Не Ив, а Ильв, не Сем, а Сельм. А знаете, почему именно Сем? Потому что семь дней. Это исконно торговый город, рынки трудятся без выходных, даже в воскресные дни. И последнее доказательство: возьмите румынские или венгерские карты. «Где?» — вяло подумал Иван Андреевич.

— И вы увидите, что наш Тёрн обозначается там как Тьерень. Они его пытались подвергнуть смягчению, но горная твердыня устояла.

В глазах начальника полиции заблестела жизнь, какие–то исконные, хотя и присыпанные пеплом служебной тоски огонечки.

— Возвратимся к моему имени. Если я Иван, столица зовется Ив, то…

— Страна должна называться Ивания, — брякнул секретарь.

— И никак иначе, — просиял господин Сусальный, — и пусть многим, очень многим это не нравится. А теперь я расскажу, почему вы здесь. Иван Андреевич напрягся.

— Все настолько просто, что должно быть обидно. Для вас. В общем, княгиня Розамунда потребовала вашу голову. В обмен на подпись мужа на контракте. Князь слушается жену свою во всем. Он импотент, а она немка. Это наше большое национальное горе.

[— Но, — Иван Андреевич преодолел спазм, схвативший его за горло, — я вам, простите, не верю. У меня такое впечатление, что княгиня скорее расположена ко мне… зачем ей моя голова?!

— Да, к вашему несчастью, вы произвели на графиню очень благоприятное впечатление. Сильное. Зажгли в ее сердце чувство и тут же нырнули в постель мадам. Чувство редко в таких ситуациях переходит в бесчувствие. В равнодушие, понимаете?

— Она меня возненавидела?

— Да. Но ей нужна голова, только голова. Начальник полиции встал, прошел до двери, открыл ее и осторожно выглянул. Было видно, как коридорный сквозняк фамильярничает с его усом.

— Послушайте, господин Сусальный. Иван. — Секретарь закашлялся, ему было и страшно и неловко. — Я о голове. Вы решили выполнить приказ этот?

— Да, у меня есть приказ о вашем аресте. Но я хочу, чтобы вы мне помогли. Помочь вам бежать. У вас в глазах удивление? Почему я так поступаю? Я, как вы правильно подметили, Иван, русит. Мне неприятно, что француженка и немка станут играть вашей головой. Авантюристка и калека. Не верите в возможность таких чувств в начальнике полиции?

Иван Андреевич хотел сказать, что ему все равно, благодаря каким (и чьим) чувствам он сохранит свою голову на плечах. Но начальник полиции его опередил.

— Скажу тогда, что мне выгодно ваше бегство: не получив обещанного, княгиня Розамунда разозлится и потребует расторжения контракта с Крезом. Это еще можно сделать. Князь Петр купит дешевые австрийские чушки и убережет казну от окончательного истощения. И теперь я слушаю вас. Ваше слово, господин русский путешественник. Стоит отступить главному страху, как человек оказывается в толкотне второстепенных чувств. Многообразные и безобразные впечатления пьяных суток захохотали в углах еще несколько квадратной головы. Болел лоб — то поклоны и щелбаны. Зашевелился в сознании голый кошмар по имени Меропа. Иван Андреевич ощутил нестерпимое желание задать несколько вопросов мадам. Еве, Европе, авантюристке, подружке императоров и своей любовнице. Только таким путем можно было выйти из шизофренического лабиринта, в который он попал.

— Я должен поговорить с ней.

— Все могу позволить вам, а этого не могу.

— Тогда чего стоят все ваши слова? Может, вы просто наговорили на нее?

— Нет, не наговорил. Только она уехала, я же вам уже сказал. Ночью в Ильв на машине. А вас вот не взяла. Выдала вас Розамунде. С головой.

— Но тогда хотя бы мадмуазель…

— Нельзя!

— Она тоже уехала?

— Нет, без вас она не уедет, ей велено доставить вас в Стардвор. С одной ролью — двойника мадам этой ночью — она справилась. Она бродила по коридору в платье сестры, и все думали, что мадам на месте. А вот с вами я ее обманул. Не следовало ей отпускать вас от себя. Но в этом доме вы в безопасности. Правда, искать она вас будет яростно.

— Чтобы отомстить? Я обидел ее, — пояснил Иван Андреевич.

— Интересно, как вы смогли «обидеть» это существо? Иван Андреевич затравленно поглядел на полицейского — стоит ли говорить? Да чего уж там.

— Она почему–то решила, что я проявляю к ней интерес как к женщине и тут же предложила мне свою любовь. Я отверг ее, и даже с содроганием. Начальник полиции, резко выходя за рамки своего печального образа, расхохотался:

— Еще бы ей не обидеться, она обязательно должна была возыметь к вам особую злобу. Как же, с Европою он спит охотно, а с Меропою не желает, когда они близнецы.