Пора, мой друг, пора
Шрифт:
– …я вам говорил, дорогой, слушались бы старика…
– …он очень талантлив, очень…
– …этот?
– Этот не очень.
– А тот?
– Это сволочь!
– Тише!
– Я вам говорю, Марцинович сволочь…
– …пора уже о праздниках…
– …шьете что-нибудь?
– Что нового?
– Слава Богу, ничего.
– …я бы иначе…
– …вы бы, конечно…
– …кто это, кто это?
– …вы, старик, еще молоды…
– …молодежь, молодежь…
– А что Боровский?
– Боровский в Индии.
– А Фролов?
– В Бирме.
– А
– В Неаполе.
– Кто же будет кино снимать?
– Кина не будет.
– …ха-ха-ха… остроумный черт…
– …иди-ка сюда, иди-ка…
– …дай я тебя поцелую…
– …видали мы таких…
– …друзья, товарищи, братья…
У Тани закружилась голова. Тут как раз ее обнаружили, и снова начались поздравления, поцелуи, ее потащили куда-то – естественно, в ресторан. Нужно было пить шампанское, смеяться, изображать счастливицу. По дороге к ресторану ее ухватила под руку высокая критикесса в новомодном седом парике.
– Уверяю вас, – энергично говорила она, – в ближайшие годы ваш талант заблещет новыми гранями. Мне кажется, что вы не просто красоточка – вы значительная личность. Я уверена. Печаль человеческого сердца вам доступна. Я хотела бы о многом поговорить с вами. Ну, что там хитрить – я предлагаю вам дружбу. Идет?
Пробежал сияющий Павлик, махнул рукой – сюда, друзья, сюда!
Они сдвинули несколько столиков, Кольчугин собрал деньги. Кто выложил трешку, а кто и десятку. Кольчугин надел очки и строго продиктовал официантке заказ.
Сегодня все шумели, всех охватило желание настежь распахнуть души, объясниться друг другу в любви, выяснить все недоразумения и весело пить – мы это заслужили!
Только Тане хотелось остаться одной и уйти в переулки, где начиналось весеннее поскрипывание дверей и ошалелые мальчишки уже заступали на полуночную вахту у ворот.
Бочком, смущаясь, подошли родители.
– Танюша, мы домой. Поздравляем тебя, родная, поздравляем.
Тебя проводят?
– Что пишет Валентин? – тихо спросила мама.
Таня посмотрела на нее.
– Приглашает к себе.
– Поедешь?
– Конечно, поеду.
Мать побледнела и закусила губу.
– Когда? – спросил отец.
– Не знаю.
Родители ушли.
Таня старалась веселиться, не хотелось огорчать товарищей.
Шумный и беспорядочный пир подходил уже к полуночи, смешались салаты и закуски, тосты и объятия, кое-кто стал уже уходить, когда к Тане подошел Олег.
Люди, знакомые с ним по Прибалтике, стали шумно звать его к столу, но он только поклонился довольно церемонно и попросил Таню отойти с ним на несколько минут – ему нужно поговорить с ней.
– Пойдем, – сказала она и быстро прошла через ресторан, через фойе, спустилась в гардероб и взяла свое пальто.
Они вышли на улицу и медленно пошли к площади Восстания.
Гигантский высотный чертог закрывал полнеба. На фасаде его одно за другим гасли окна, образуя неясный темный пунктир. Большая полная луна, словно скатившаяся с роскошного шпиля здания, беспомощно висела поодаль. По Садовому кольцу медленно двигался гигантский междугородный тралер.
Все предметы были крупны и отчетливы в эту ночь.– Что же ты молчишь? – спросила Таня.
– Трудно, – проговорил Олег.
– Как дела-то вообще? – бездушно спросила она.
– Разве тебя это интересует? – сказал он. – Ну, защитил диплом.
– А как твои друзья?
– Какие друзья?
– Как какие? Эдуард, Миша, верные друзья, соратники…
– Не иронизируй. На что мне эти подонки? Я ведь стал старше…
Они свернули на Садовое. На мостовую то и дело выбегали люди, пытающиеся поймать такси. Впереди, обнявшись, шла парочка, спокойно, как в лесу, она шествовала и пела: «На меня надвигается по реке битый лед, на реке навигация, на реке пароход…» Девушка фальшивила.
– «Пароход белый-беленький», – машинально запела Таня, но тут же оборвала песню. – Значит, стал старше, умнее, строже?
– Вот что, – надменно сказал Олег, – давай закончим этот треп. Я хотел тебе сказать… Тогда я унизился перед тобой там, в парке… Ну, считай, что этого не было. Я тебя выбросил из головы.
– Вот и прекрасно, – сказала Таня. – Браво!
– Столько девчонок вокруг, а я унижался перед какой-то дурочкой, – он укоризненно покачал головой.
– Да брось ты! Ведь договорились же, что этого не было.
Ничего у нас с тобой не было.
Она покосилась на него и вдруг заметила, как резко и жестоко изменилось его лицо. Он схватил ее за руку.
– Дурак я, интеллигентик! Зря я возился тогда с тобой.
Сейчас бы ты бегала за мной.
– Сейчас милиционера позову, – тихо сказала Таня.
– Дура! – Он отпустил ее руку. – Прощай!
Через минуту он нагнал ее на такси. Такси ехало вдоль обочины тротуара вровень с Таниными шагами. Олег спустил стекло и высунулся.
– Подвезти?
– Мне здесь два шага.
– Давай по-умному, – сказал Олег, – мы ведь взрослые люди… Зачем ругаться?
– Может быть, ты захочешь предложить мне дружбу?
– любезно осведомилась Таня и свернула в переулок.
Такси взревело и устремилось по диагонали к осевой линии.
Таня сразу забыла про этот разговор. Дом ее был уже рядом, и она побежала, отстукивая каблучками, чуть задыхаясь от ветра и пригибаясь – прошла сквозь строй хихикающих мальчишек, смело – через проходной двор, под долгий свист загулявшего молодца, мимо тенькающих слабыми ночными звуками окон – вышла на тихий свой московский угол, где Валька когда-то провел столько часов, околачиваясь возле ее подъезда.
Дома не спали, ждали ее. Началось обсуждение премьеры. Отец сказал, что фильм подкупил его своей чистотой и благородной идеей. Точно сформулировать идею он не смог. Мама сказала, что воспитательное значение… Затем прочла перечень телефонных звонков за день. Звонили с «Ленфильма», приглашали приехать на пробы, звонили с Киевской студии, звонил корреспондент журнала «Панорама полночи» (Гданьск), кроме того, звонили Толя, Илья, Петя и Люба.
Когда родители уже легли, Таня тихонько вошла в их комнату и потянулась к книжным стеллажам.