Поражение на западе. Разгром гитлеровских войск на Западном фронте

В те дни, что Ханна находилась в бункере, душевное и физическое состояние Гитлера стремительно ухудшалось. Сначала казалось, что он достойно играет роль главного защитника Германии и Берлина. В некотором смысле это было правдоподобно, поскольку коммуникации еще были весьма надежны. Директивы передавались по телефону в комплекс связи в одной из зенитных башен, оттуда – по радио с помощью антенн, закрепленных на аэростате. Однако с каждым днем возникало все больше трудностей. Наконец, 28 апреля связь оборвалась и за весь день 29 апреля не восстановилась.

Иногда казалось, что Гитлер еще цепляется за надежду на успешный прорыв с юга генерала Венка. Он почти не говорил о чем-то другом, а только о тактике, которую мог применить Венк в освобождении Берлина. Он вышагивал по убежищу, размахивая дорожной картой, которая быстро растрепывалась в его потных руках, обсуждая кампанию Венка со всеми, кто готов был прислушаться. Когда он перевозбуждался, то снова хватал карту, нервно метался по помещению и «руководил» обороной города, выкрикивая названия уже не существующих армий.

Несмотря на высокое мнение Ханны Рейч о фюрере, она была шокирована неправильным управлением, свидетелем которого стала в бункере. Например, численность берлинского гарнизона сократили ради битвы за Одер. Когда одерский рубеж пал, стало ясно, что внятного плана обороны Берлина не подготовлено, адекватных ситуации приказов из бункера не поступило. Кроме телефонной связи с зенитной башней, не было других коммуникационных линий. Как будто Гитлер решил руководить боями из бункера, не позаботившись о самом необходимом: нет карт, оперативных планов, радиосвязи. Лишь наспех созданная курьерская служба и единственный телефон. Тот факт, что Гитлер узнал о разгроме армии Венка лишь через несколько дней, – только один пример вопиющей некомпетентности. Все это привело к тому, что фюрер Германии беспомощно сидел в подвале, ведя свою настольную войну.

В ночь с 27 на 28 апреля бомбардировки советской авиацией рейхсканцелярии достигли пика интенсивности: явное доказательство того, что наземные советские войска могут появиться здесь в любой момент. Гитлер созвал совещание по вопросу самоубийств обитателей бункера. Рассмотрели все планы уничтожения тел и приняли решение: как только Красная армия достигнет территории рейхсканцелярии, начнется массовое самоубийство. Дали последние инструкции по пользованию ядом.

Загипнотизированные подготовкой самоубийства, обитатели бункера перешли к обсуждению надежных способов уничтожения трупов. Затем каждый произнес небольшую речь, клянясь в верности фюреру и Германии. Казалось, в присутствующих еще теплится слабая надежда на то, что Венк объявится и обеспечит эвакуацию из бункера. Но даже 27 апреля, как заявляет Рейч, разговоры о Венке были сплошным лицемерием. О спасении всерьез уже никто не думал, но высказывали свои мысли лишь тогда, когда Гитлера не было рядом.

29 апреля обитателям бункера был нанесен самый страшный, смертельный удар. Из полученной телеграммы следовало, что самый непоколебимый и близкий Гитлеру человек – Гиммлер вслед за Герингом пополнил список предателей. Через шведского представителя Гиммлер связался с британскими и американскими властями и предложил подписать капитуляцию на конференции в Сан-Франциско. Рейч уверяет, что мужчины и женщины визжали от ярости, страха и отчаяния, слившихся в единый эмоциональный порыв. Гиммлер, защитник рейха – предатель! В это невозможно было поверить. Гитлер впал в безумную ярость. Его лицо побагровело и стало неузнаваемым.

Позже поступили разочаровывающие новости о намерении Красной армии штурмовать рейхсканцелярию утром 30 апреля, уже слышались близкие пулеметные и автоматные очереди. По свидетельству Ханны Рейч, все снова обратились мыслями к своему яду. Гитлер с белым как мел лицом вошел в комнату фон Грейма и, сгорбившись, плюхнулся на край кровати. «Наша единственная надежда – Венк, – сказал он. – Необходимо вызвать всю имеющуюся в наличии авиацию для его прикрытия». Затем Гитлер заявил, будто получил сообщение о том, что артиллерия Венка уже стреляет по советским солдатам на Потсдамерплац.

«Днем следует вызвать все оставшиеся самолеты, – продолжал фюрер. – Я приказываю вам вернуться в Рехлин и привести ваши самолеты. Вы должны уничтожить позиции, с которых русские собираются начать атаку на рейхсканцелярию. Если люфтваффе помогут, Венк может прорваться. Это первая причина, по которой вы должны покинуть бункер. Вторая: необходимо остановить Гиммлера». Как только Гитлер произнес это имя, его губы и руки задрожали. Срывающимся голосом он приказал фон Грейму немедленно арестовать Гиммлера, если тот действительно связался с западными властями.

Фон Грейм и Рейч начали энергично возражать: эта попытка обречена на неудачу, и они предпочитают умереть в бункере, но Гитлер был непреклонен. «Это единственный оставшийся шанс на успех, – сказал он. – Ваш и мой долг им воспользоваться».

Подготовились быстро. Каждый подарил покидающей бункер паре какой-нибудь сувенир, передал написанное в последний момент письмо. Через полчаса после получения приказа Гитлера летчики покинули бункер.

На маленькой бронемашине они пробрались через пылающий город к спрятанному самолету «Арадо-96». Рейч уверена, что это был последний самолет, имевшийся в Берлине. Вероятность того, что еще один самолет сможет прилететь в город и вылететь с Гитлером, Рейч считает ничтожной. В противном случае фон Грейма непременно бы информировали. К тому же артиллерийский огонь советских войск был очень плотным.

Чудом увернувшись от русских зениток и истребителей, Рейч и фон Грейм приземлились в Рехлине, и фон Грейм приказал послать все имеющиеся самолеты на помощь Берлину. Затем пара вылетела к Деницу и там встретила Гиммлера, который подтвердил достоверность полученной Гитлером телеграммы. Более того, Кейтель сказал им, что армия Венка давно разгромлена, а остатки ее попали в плен; он послал Гитлеру сообщение об этом накануне (30 апреля). Несколько часов спустя было получено известие о смерти Гитлера. 24 мая попавший в плен фон Грейм совершил самоубийство, приняв яд из своего флакона. Рейч решила сохранить себе жизнь по той причине, как она сказала, «чтобы рассказать правду. Рассказать немецкому народу правду об опасностях, которым подвергло его правительство Третьего рейха».

Так заканчивается история Ханны Рейч. На суде в Нюрнберге Эрих Кемпке, шофер Гитлера, дополнил ее недостающими деталями. Кемпке поклялся, что Гитлер умер в два или три часа пополудни 30 апреля, выстрелив себе в рот. Сам шофер целиком тело не видел, но видел ноги Гитлера, торчавшие из одеяла, в которое завернули труп. Мимолетного взгляда на сапоги Гитлера хватило Кемпке, чтобы заявить: «Я могу с уверенностью утверждать, что Гитлер мертв».

Его свидетельство о смерти Евы Браун, на которой Гитлер женился в бункере, более убедительно. Кемпке на суде заявил, что сам вынес ее тело в сад рейхсканцелярии, залил бензином и сжег.

По свидетельству того же Кемпке, Мартин Борман умер 2 мая в нескольких ярдах от него, когда они, выбираясь из Берлина, шли мимо танка около Фридрихштрассе. Это случилось между двумя и тремя часами ночи. В танк попал противотанковый снаряд, временно ослепив Кемпке. Теряя сознание, он успел увидеть, как Борман рухнул в пламя, бушевавшее вокруг танка.

Оставшиеся в живых лидеры немецкого рейха узнали о смерти Гитлера из радиограммы Бормана 1 мая во Фленсбурге. Первая радиограмма была адресована адмиралу Деницу: «Гитлер умер вчера в 3.30 пополудни». Вскоре, как вспоминал Йодль, Дениц получил еще одну радиограмму: «Гитлер назначил вас президентом, Геббельса – канцлером, Зейсс-Инкварта – министром иностранных дел, Бормана – министром внутренних дел. Доверяю вам сообщить об этом народу. Попытаемся прорваться к вам». Подписали послание Геббельс и Борман.