Поребрик из бордюрного камня

Символ такой философии — песочные часы, которые лежат на боку и отдыхают от своей бесконечной однообразной гимнастики.

Не надо выделяться

Живя среди людей, не надо выделяться. Хочешь выделиться — добро пожаловать в горы, в пустыни, в пещеры. Отшельничай там, как в голову взбредёт, лишь бы тебя не видели. А если вокруг люди или — так уж случилось — много людей, изволь не оскорблять их своей особенностью. Уж извернись как-нибудь, перетерпи, все ведь терпят.

Если какой-нибудь москвич яростно и непостижимо выделяется, то публика из окрестных деревень, приехавшая в Москву три года назад на большую ярмарку, да так там и оставшаяся, сначала просто беззлобно о нём судачит. А когда эта судачащая публика заселяет весь дом, и на шестом этаже остается один только москвич, который ходит и выделяется, причём не нарочно выделяется, а просто он есть такой, какой есть, — его начинают воспитывать. Приходят всем районом и говорят: давай-ка ты, милый, ходи к девяти утра на работу, как все, не ешь наркотиков, не слушай ночью Моби, не жги ароматические палочки, отмечай 23 февраля и 8 марта весёлым матерком да с мордобойчиком.

Раз придут, два придут, на третий раз ученого медведя приведут, потом — участкового милиционера, потом и тётеньку из районной управы, и журналистов с кабельного телевиденья, и врача-психотерапевта, и владельца продуктового магазина «24 часа», и будут они все ходить за москвичом, который всё ещё выделяется, след в след ходить, и однажды, незаметно так — хвать — в мешок посадят, в неизвестном направлении увезут, а на следующий день в его квартире уже целая обыкновенная семья проживает. И не придерешься — они ничем не выделяются, не нарушают общественный покой, потому что они вообще не настоящие, а из поролона по общему лекалу цельнокроеные.

В Питере, конечно, воспитывать не будут, потому что все вокруг и без того воспитанные. Будут просто смотреть, так укоризненно, страдальчески, что сам не захочешь, а поймёшь про себя самую сокровенную правду, даже ту, которой изначально не содержалось в укоризненных взглядах страдающих ближних. А содержалось в них буквально следующее: «Ты почему такой нескромный, хочешь быть лучше других? Ты считаешь, что достоин внимания больше, чем наш Вова?»

Если, скажем, питерец вырос ростом в 2,5 метра — то это нескромно! На него ходят смотреть всем районом — но не как на чудо заморское, а чтобы пристыдить! Чтобы он научился сутулиться. Или на полусогнутых бегать — очень удобно, если приноровиться. Почаще чтоб сидел, желательно — у себя дома на диване, а не на лавочке у подъезда. И конечно — чтоб не играл в баскетбол во дворе колодце, думая, что сетка с яблоками, висящая за окном третьего этажа на кухне у бабы Зои — это баскетбольная корзина!

Не выделяйтесь, не то попадете в графу с психами!

Я обещаю

Когда питерец говорит: «Я обещаю», он подписывает себе приговор. Не смертный, конечно. Скорее — бессмертный. С этого момента он — ваш покорный раб. Делайте с ним что угодно, питерец будет только счастлив. Еще бы! Он тут наобещал человеку с три короба, прошло уже двадцать минут, а ничего не случилось! Этак его за обманщика примут. За шарлатана и надувателя щек! Питерец втягивает щеки и даже слегка прикусывает их тщательно запломбированными премолярами. По его внутреннему монитору проносятся цифры, имена и даты. На плечо к нему опускается неумолимый маленький ангел-пионер и, ударяя палочками в свой ангельский пионерский барабан, твердит, не переставая: «Обещал? Исполни! Обещал! Исполни!»

Итак, уходя на обеденный перерыв, питерец пообещал айтишникам, что на обратном пути купит им папирос. С этого момента обеденный перерыв — самое счастливое время рабочего дня — можно считать испорченным. Питерец рассматривает меню, но в каждой строчке видит лишь слово «папиросы», хотя в меню его нет, и вообще питерец по невнимательности попал в вегетарианское кафе для непьющих, некурящих, не занимающихся попрошайничеством, а токмо что сидящих в позе лотоса и постигающих свое присутствие в данном моменте. Питерцу не до присутствия в моменте — мысленно он уже стоит в очереди за папиросами. «А, ладно! — думает питерец. — Куплю себе „Доширак“ растворимый, сэкономлю денег». Уходит из кафе, но никто этого не замечает: все присутствуют в моменте. Включая официантов, чинно сидящих в рядок по-турецки на барной стойке.

В очереди за куревом питерец снова тревожится. А каких именно папирос хотят айтишники? Черт, так неудобно отвлекать ребят от работы, но лучше позвонить и всё узнать.

— Алё, айтишники? Это я, питерец. Да, пообедал. Так вам каких папирос? «Беломор»? Понял.

Подходит его очередь. «Беломора», конечно же, в наличии нет.

Ой, как стыдно! Теперь питерец задерживает всю очередь. За ним, правда, стоят только двое счастливых влюбленных, которым совершенно всё равно, где стоять, лишь бы рядом друг с другом, но питерец этого не знает.

Превозмогая стыд, он снова звонит айтишникам.

— Алё, айтишники? Это я, питерец. Нет, не купил. «Беломора» нет… Чего? Как произносится? Можно по буквам? А давайте я продавцу, может, трубку передам, ага?

Питерец передает продавцу трубку. Тот на лету подменяет дорогой сенсорный смартфон какой-то боевой потертой «Нокией», но при этом всё же умудряется понять, чего хотят айтишники.

— Берите, вот! — строго говорит он питерцу, протягивая ему шоколадку «Расколбашенная Аленка» и пластиковую бутылку с лимонадом «Швепс со вкусом васаби».

Питерец, не чуя смартфона в кармане и ног под собой, позабыв даже купить растворимую лапшу «Доширак», бежит поскорее в офис, к айтишникам. Как-то им понравятся его покупки? Айтишники благодарят коллегу, дарят ему взамен старого смартфона новый, еще круче прежнего, угощают «Расколбашенной Аленкой». Но питерец только улыбается и постигает присутствие в этом моменте. Счастливом моменте, когда он уже исполнил свое обещание и не успел ничего наобещать взамен.

Когда москвич говорит: «Я обещаю», это значит буквально следующее: при самом удачном раскладе, если ему подвернется такой случай, обещание будет выполнено. Ну, скажем, если по пути на обед ему в ноги кинется странный человек в вывернутой наизнанку одежде и предложит пачку папирос в обмен на подпись «в поддержку атлантов, держащих небо на каменных плечах», то айтишникам будет что курить. В противном случае москвич вернется с обеда и, ковыряя в зубах пластмассовой зубочисткой, скажет: «Извините, ребята, папирос не было, а телефон у меня в этом магазине не ловит, потому что его заблокировали; так что я не смог вам позвонить и спросить, чего купить взамен». И айтишники сразу поймут: удобного случая москвичу не подвернулось. Что ж, нормальная ситуация.

Снять квартиру

Давным-давно писатель Булгаков устами дьявола Воланда сказал, что москвичей испортил квартирный вопрос. С тех пор ситуация на рынке жилья слегка изменилась. Москвичи, впрочем, ни капельки от этого не улучшились, зато испортились все остальные. И вот эти испорченные, порочные люди бредут по улицам в поисках лучшей жизни — или для начала хотя бы жилплощади. Купить жилплощадь удается считанным единицам, остальные довольствуются съемными хоромами. Или бараками. Или — как повезет.