Порочное искушение

Последнее, что мне сейчас нужно, это сидеть в комнате, понимаю я, даже по собственной воле. Мне нужно выйти на улицу. Свежий воздух может пойти мне на пользу, думаю я и тянусь к телефону на тумбочке, быстро нащупывая нить сообщений с моей лучшей подругой Кларой.

Белла: Привет, Клара. Что ты делаешь? Мне нужно ненадолго выйти из дома.

Проходит всего минута или две, прежде чем мой телефон жужжит в ответ.

Клара: Ничего особенного. Сегодня не работаю. Куда ты хочешь пойти?

Я прикусываю губу, задумавшись на мгновение. После уничижительного комментария отца по поводу моей фотографии мне так и хочется пойти и поснимать, чтобы напомнить себе, почему я так люблю это занятие, и что у меня это хорошо получается, и это не просто бессмысленное хобби.

Что если бы у меня был шанс, и я смогла бы что-то из этого сделать?

Белла: Как насчет ботанических садов?

Клара: Звучит здорово. Встретимся там через пару часов?

Мое настроение немного поднимается, и я быстро отвечаю ей да. Перспектива хоть ненадолго уехать из дома и от отца ослабляет панику, наполняющую мои вены. Я делаю несколько медленных, глубоких вдохов, пытаясь вспомнить, чему меня учил мой психотерапевт, чтобы успокоиться. Делать глубокие вдохи, представлять цвета, воображать что-то, что я могу потрогать, понюхать и увидеть. Это не всегда помогает, но в этот конкретный момент мой пульс замедляется, а дыхание становится более ровным. Я сосредотачиваюсь на ощущении джинсовой ткани своих джинсов, когда провожу руками по бедрам, на мягкости толстовки, прилегающей к коже, на мягком лавандовом запахе спрея, который я использую для постельного белья. Я продолжаю повторять эти глубокие вдохи, сосредоточившись на том, что скоро увижу Клару, а не на том, что отец хочет, чтобы я согласилась на еще одну помолвку.

Или на том, что я опозорилась перед одним из самых красивых мужчин, которых я когда-либо видела.

В тот момент я не особо задумывалась о его внешности, но сейчас перед глазами всплыла его фотография. Он определенно был старше меня на приличный срок — лет на десять, может, чуть меньше. Но он был великолепен, кем бы он ни был. Темные волосы, чуть длиннее, чем у большинства мужчин, мягко вьющиеся у затылка и по краям ушей. Сильная, чисто выбритая челюсть, прямой нос, широкая грудь и эти глаза… Кажется, я никогда не видела таких зеленых глаз.

А его руки…

Как только я вспоминаю, как он прикасался ко мне, как сильные, длиннопалые руки обхватывали мои плечи, мгновенное тепло и трепет в груди, которые я испытывала при одной мысли о нем, исчезают. На смену ему приходит холодный, ледяной поток страха, леденящий меня настолько, что я дрожу, вцепившись в край прилавка. Мой желудок скручивается, тошнота резко поднимается к горлу, и я снова пытаюсь сделать глубокий вдох. Но на этот раз он словно застревает в моей груди, становясь все короче и короче, пока я не чувствую, что сейчас потеряю сознание.

Я сжимаю прилавок, чувствуя, как кварцевый край впивается в мои пальцы, и сосредотачиваюсь на ощущении его теплых рук, а не на том, что на мгновение он крепко сжал меня в своей хватке, и я не смогла бы вырваться, если бы он не отпустил меня.

— Ты слишком остро реагируешь, Белла, — сурово говорю я себе, глядя на свое покрасневшее лицо в зеркале. Он был незнакомцем, но человеком, который знает твоего отца. Мафиози. Не Петр и не его люди. Он бы не причинил тебе вреда.

Но я не совсем в это верю. У меня не было ощущения злобы от этого человека, но я больше никому не доверяю. Даже своему отцу, который отправил меня к Братве. Который, похоже, начал искать кого-то нового, чтобы заложить меня, пока я лежала в постели, восстанавливаясь после того, что со мной сделали.

Я тяжело сглатываю, тянусь к крану и дергаю его, включая жесткую струю холодной воды, затем тянусь вниз, брызгая на лицо, позволяя ледяному удару о кожу вырвать меня из вращающейся двери собственных мыслей и ужасных воспоминаний. Я вытираю щеки, смывая пятна от слез, и брызгаю холодной водой на глаза, надеясь, что это поможет справиться с их покраснением и опуханием. Мой нос тоже покраснел, и я ничего не могу с этим поделать, кроме как попытаться замазать его косметикой. Но я иду к Кларе, и ей все равно, как я выгляжу.

Я наношу на лицо увлажняющий крем, мажу под глаза кремом с кофеином в последней попытке избавиться от мешков под глазами и возвращаюсь к комоду, чтобы порыться в нем, сменяя свои свободные синие джинсы на пару более симпатичных черных и нахожу в одном из ящиков мягкую зеленую рубашку с длинными рукавами, которую и надеваю. Она слишком велика, особенно после того, как я похудела, но меня это устраивает. Мне кажется, что в ней легче утонуть, потерять форму своего тела в складках ткани.

Проведя щеткой по волосам, я оставляю их распущенными и перебираю украшения, лежащие на комоде. Я ношу не так уж много, у меня много изысканных украшений, доставшихся мне в наследство от матери, но я редко, если вообще когда-либо, надеваю их. В редких случаях, когда отец берет меня на какое-нибудь мероприятие, я выбираю одно или два украшения. В день свадьбы я надела ее сапфиры и жемчуг.

Лучше бы я этого не делала. Теперь я не могу на них смотреть.

Я достаю шпильки с опалом, которые отец подарил мне на шестнадцатилетие, и вдеваю их в уши, а также браслет-манжету из розового золота и кольцо из розового золота с витыми листьями и виноградной лозой, которые надеваю на правую руку. Я предпочитаю сдержанные украшения, нежные и милые. Сколько себя помню, я ношу одни и те же украшения каждый раз, когда выхожу из дома, и мне никогда не хотелось пополнять свою коллекцию. Я бы предпочла купить новые вещи для фотосъемки, книги или потратить деньги на интересную поездку.

Схватив телефон, я пишу водителю, чтобы он встретил меня у входа, а также Жаку, моему телохранителю. У нас нет большой охраны, как и нет большого штата сотрудников для управления этим домом, но мой отец всегда держал одного телохранителя, чтобы тот следовал за мной, если я покину территорию дома. Что касается водителя, то я думаю, что он ограничивает мою свободу и является признаком статуса. У меня гораздо больше свободы, чем у дочерей в мафиозных семьях более высокого ранга, но позволить мне иметь водительские права и собственную машину, наверное, было бы слишком большим шагом в глазах моего отца.

Дерик, водитель, ждет у машины, когда я выхожу на улицу. Это не что-то особенно шикарное — черный внедорожник с сильно тонированными стеклами, но достаточно милый. Он открывает передо мной дверь, чтобы я могла проскользнуть внутрь, и я вижу, что Жак уже сидит спереди, на пассажирском сиденье. Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, когда я опускаюсь на кожаные сиденья позади него и нащупываю ремень безопасности.

— Куда мы едем, Белла?

У моего отца случился бы аневризм, если бы он услышал, что кто-то из персонала называет меня по имени. Но я терпеть не могу, когда меня постоянно называют мисс Д'Амелио, поэтому я годами упрашивала Жака перестать называть меня так, пока он наконец не согласился.