Порочный миллиардер

– Черт, - пробормотал Вэн.
– Но он все еще в Нью-Йорке, верно? Он не вернулся на базу, я проверил.

– Бог его знает, - Лукас обернулся, когда дверь студии открылась и в нее скользнула знакомая высокая стройная фигура. Все мысли о Вульфе исчезли из его головы.
– Мне пора, - сказал он брату.

– Хорошо, - сказал Вэн, прежде чем Лукас отключился.
– У тебя счастливый голос. Да?

Лукас улыбнулся, но не брату. Это было для женщины, которая шла к нему, янтарные глаза, полные тепла, ее прекрасные губы, изогнутые в улыбке, которая была только для него. В волосах у нее была кисточка, в руках - тюбики с краской, и больше всего на свете ему хотелось повалить ее на пол и воскресить в памяти кое-какие особые воспоминания, связанные с этой комнатой.

– Да, - сказал он, и в его голосе не было и следа льда.
– Так и есть.

– Ты что?
– спросила Грейс, когда он отключил телефон, не дожидаясь ответа брата, и положил его обратно в карман.
– И кто это был?

– Это был Вэн. Я просто сказал ему, что счастлив.

Улыбка Грейс была яркой, как летнее солнце. Она бросила краску на пол, подошла к нему, обняла и прижалась своим прекрасным телом к его.

– Хорошо, - она приподнялась на цыпочки, чтобы коснуться его губ своими.
– Я даже подумала, что могу позвонить маме, а это значит, что я должна быть очень счастлива.

– Если я могу позвонить брату, то ты точно можешь позвонить матери, - он поднял руки и вытащил кисточку из ее волос, наблюдая, как маленький пучок спускается по ее спине красивым красно-золотым водопадом шелка. Затем он запустил в нее пальцы и осторожно потянул ее голову назад, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Крейг перезвонил тебе насчет продления выставки?

– Да, - ее глаза блестели от возбуждения.
– Еще на пару недель. К тому же у него были запросы на мою работу от разных коллекционеров, так что следующие полгода я буду занята.

– Неудивительно.

– Почему неудивительно?

– Потому что ты чертов гений, вот почему.

Румянец залил ее прекрасное лицо.

– Я бы не стала заходить так далеко.

– Я бы так и сделал, - он переместил руки так, чтобы его большие пальцы могли погладить ее высокие, угловатые скулы, прослеживая мягкую кожу.
– Думаю, я знаю, почему твой отец был таким придурком по отношению к тебе, Грейси.

Она наморщила лоб.

– О?

– Он ревновал.

– Ревновал?
– повторила она, моргая.
– Нет. Он был действительно хорош. Как он мог…

– Он только взглянул на твои рисунки и скомкал их. Выбросил их. Есть только одна причина, по которой он это сделал. Плюс..., - он выдержал ее взгляд, глядя ей в глаза.
– Я ничего не знаю об искусстве, помнишь? Но в тот момент, когда я вошел в галерею, я понял, что ты особенная. Я знал, что ты не просто хороша, ты великолепна.

Ее щеки порозовели от удовольствия, а глаза были полны золота и огня, цвета его души. Цвета его сердца.

– Ну, может быть, и так, - ее голос был немного хриплым.
– Но я все равно не могу попасть в муху на стене с расстояния в милю из этого дурацкого пистолета.

Он улыбнулся.

– Это правда. Ты хорошо рисуешь, Грейси. Но я лучше стреляю.

– Это не единственное, в чем ты хорош, - она усмехнулась и обвила руками его шею, выгибаясь всем телом.
– Я могу придумать еще несколько вещей, которые ты умеешь делать очень хорошо.

Она не ошиблась. Было много других вещей, в которых он был хорош.

У него было более двухсот подтвержденных убийств. Он мог замедлить сердцебиение до тридцати ударов в минуту. Мог часами стоять неподвижно, чтобы остаться незамеченным. Мог сделать невозможный выстрел и попасть в цель каждый раз.

Да, он был лучшим в своем деле.

Но самое главное, он был лучшим в любви к Грейс Райли.

И это было единственное, что имело значение.

Эпилог

Вульф Тейт сунул «Глок» за пояс джинсов и быстро зашагал по улице, оставляя позади себя крики и вопли, эхом отдававшиеся в галерее. На улице было холодно, в ночном воздухе висел снег, дыхание вырывалось из его рта клубами пара.

Мимо пронеслась полицейская машина, но он даже не взглянул в ее сторону. В этом не было необходимости. Лукас увез Грейс, Оливейра умер, а он сыграл свою роль. Все было хорошо.

В конце квартала он завернул за угол, где у тротуара стоял длинный черный лимузин. Не колеблясь, он взялся за ручку двери и потянул ее на себя, прежде чем скользнуть в теплое, темное помещение.

Напротив него сидел мужчина, его голубые глаза были такими же холодными, как у Лукаса.

– Оливейра?
– потребовал мужчина.

– Мертв, - Вульф откинулся на мягкое кожаное сиденье.
– Как ты и просил.

– Хорошо, - сказал Чезаре Де Сантис.
– А остальные его люди?

– Улажено.

– А как насчет твоего брата и женщины?

– Они ушли, - Вульф позволил себе улыбнуться.
– И не волнуйся, информация, которую Лукас собрал на тебя, останется на его ноутбуке, как я и обещал. Я позабочусь об этом.

Де Сантис не выглядел убежденным.

– Ты обещал мне в прошлом то, чего не выполнил, Тейт. Я не забыл.

Вульф решил, что ему надоело улыбаться. Он медленно наклонился вперед, потому что его тошнило от множества вещей, и этот придурок, сидящий перед ним, был только одной из них. Но сначала нужно было решить вопрос оплаты.

– Я сделал то, что ты просил меня сделать, - сказал он.
– Несколько раз. Теперь пришло время заплатить мне то, что должен.

Де Сантис преувеличенно тяжело вздохнул.

– Ах да. Деньги.

Вульф рассмеялся.

– Мне не нужны деньги и ты знаешь это.

Глаза его стали холоднее, потому что он знал, чего хотел Вульф. О да, он знал.

Вульф решил, что, возможно, в нем все-таки осталась еще одна улыбка, на этот раз дикая, белая, с острыми зубами.

– Деньги для мудаков, Де Сантис, - сказал Вульф.
– То, что я хочу, это твоя дочь.