Порочный отчим
Шрифт:
Пришлось проявить фантазию. Мы делали фото так, словно Арсений находится в трезвом уме и активно принимает участие в оргии. Если что, глаза на фотошопе не проблема налепить.
Фото получились пошлые и горячие. Даже очень. С одной “незнакомкой в маске”, скачущей на бедрах мужчины, или с двумя…
По окончанию шоу, мы привязали урода к одному из “экспонатов”. Он полностью голый и беспомощный висит распятый на кресте, а мы ржем, делая финальные фото.
Пока мы пересматривает галерею, хихикая, позади слышим стон.
— О, кажется утырок просыпается.
Оборачиваемся.
Лебедев,
— Какого х-хуя происходит?
— Сюрприз! Улыбнитесь, Арсений Леонидович, вас снимают.
Звучит щелчок фотокамеры, Лебедев окончательно приходит в себя, когда видит перед глазами двух горяченьких красоток, а сам он привязан к «кресту».
— Люба?
Рычит, оскалившись.
Узнал по голосу свою работницу.
— Что ха хрень здесь происходит?
Делаю шаг вперёд, потряхивая перед заспанными глазами телефон со снимками. На том снимке, который я ему показываю, Люба скачет на Лебедеве сверху, а я сижу немного выше с розовым вибратором и заталкиваю этот инструмент в рот Лебедю.
— Суки-и-и!
Кажется, сейчас кого-то бомбанёт.
Он понял, чем дело пахнет.
Правильно!
Его позором.
Не просто позором, а позорищем.
— Ты должен навсегда расстаться со своими пристрастиями, понял! Ты должен извиниться перед Русланом Медведевым — раз, ты должен расстаться раз и навсегда со своими пристрастиями — два. Ты должен выплатить Любе большую компенсацию за моральный ущерб — три её годовых зарплаты! За каждый месяц.
Урод надменно плюется.
— Шантаж значит, курочки вы мои?
— А ты думал, ты у нас один такой крутой утырок? Твоя карма пришла за тобой. Мы — твой бумеранг, Лебедев.
— Думал, ты такой неприкосновенный царь, у которого мир под ногами вертится? Хрен тебе в одно место! Ты дно. Ущербные, гнилые отходы. Ты не мужик. Ты просто дно! Таких уродов, вроде тебя, как крыс, зараженных чумой, надо отстреливать.
— Если ты не выполнишь наши условия, все эти прекрасные фоточки разлетятся по интернету. А также… по почтовым адресам твоим клиентом. Станешь звездой Тик-Така!
— Шлюхи тупые! — сплевывает он, но Люба залепляет ему звонкую пощечину. Тем самым розовым фаллосом по и так разбитому лицу.
— Еще одно слово, я в зад тебе его затолкаю! Оставлю включенным и уйду. Кишки твои в узелки свернутся.
— Но, но, но! Не выражаться, Арсений Леонидович, — цыкаю я, качая головой. — Подношу телефон ближе к его опухшему рылу и показываю, что я уже создала письмо, загрузила эти горяченькие фото на почту и указала в отправителях тридцать получателей…
— Их будет больше. Сто, двести, тысяча… А дальше по всей сети как вирус разлетится новость о том, что известный хирург делает по ночам с молоденькими девушками. Это все, это конец твоей карьеры, понимаешь? Папочка расстроится.
Люба потерла глаза кулачками.
— Плак, плак. Расстроится…
— Аш! Блять! — он морщится, но быстро даёт ответ. — Ладно, шлёндры, уговорили. Телефон мой неси, надо звонок сделать.
Люба покидает «комнату пыток», возвращается обратно с телефоном Лебедева и набирает нужный номер из телефонной книги, подносит динамик к его уху.
На
звонок отвечают почти мгновенно.— Павел Семенович… — кряхтит Арсений, глядя на меня исподлобья, а я держу палец на кнопке, соблюдая расстояние от экрана в полсантиметра, зазывающе кружу пальчиком возле кнопки, готовясь нажать в любой момент, если что-то пойдет не так. Простыми словами — схватила гада за яйца.
— Медведева отпускай. Я ошибся, это был не он, — скрипит зубами.
— Уверены?
— Отпускай, живо! Сними все обвинения. Он чист.
— Понял.
Люба сбрасывает вызов, победно улыбаясь.
— На днях ты также должен перевести на счет Любы… три… нет пять годовых зарплат! За пять лет ее работы, всю сумму разом. Одним платежом.
— Рита! — толкает меня локтем.
— Что? Маловато? Может десять?
— Ах вы курвы!
— Ты вылечишь отца, — шепчу ей. — Спокойно.
Лебедев дёргается в агонии — рычит, как бабуин, пытается выбраться из пут — бесполезно, Люба, оказывается, классно умеет вязать морские узлы.
— Ну все, Арсений Леонидович, пора прощаться, — отвешиваю наигранный реверанс.
— Вы уволены, дуры!
— Ну мы и сами уйти собирались. Лучше работать на свалке, чем в компании такой мрази, мистер гений медицины… простите, гнили.
— Если вздумаешь еще что-то взбрыкнуть, фото моментально распылятся по сети и будут мелькать на каждых новостных каналах. Все копии мы уже отправили нашей третьей сообщнице. Девушке, которую ты тоже обидел, чмырь. Она инкогнито, до сих пор работает в клинике, и будет постоянно следить за тобой и твоими черными делишками.
Шлю подонку воздушный поцелуйчик, отворачиваюсь, шагаю к двери.
— Какая подруга? Ты о чем? — шикает мне Люба на ухо.
— Ш-ш-ш… Я импровизирую.
— А-а-а!
— Все, пора сматываться. Аривидерчи, придурок!
Оборачиваюсь, чтобы показать ему средний палец.
— Коза… — плюется, со всей силы сдерживая ругань.
— Подожди! Забыла.
Люба подбегает обратно к Арсению, сжимая в руке красную помаду.
— Ты что делаешь? Убери руки, дрянь! Отойди от меня! Чем ты меня мажешь?!
— Кровью-ю-ю.
Я хихикаю, когда вижу, как она помадой пишет ему что-то на лбу.
— Сука! Отвали!
— Пошел ты! Ублюдок… с маленьким членом! Только вздумай нам что-то плохое сделать, я твой огрызок всем твоим клиентам разошлю. Понял? Урод, — напоминает.
Люба написала Лебедеву на лбу слово “Мудак”. А на груди “с маленьким членом”.
— Господи, тебе Оскара надо дать за креативность.
Она бьет его коленом в пах, я слышу сдавленный скулеж и еле-еле сдерживаю очередной приступ смеха.
— Теперь бежим.
— Тва-рю-ки...
— А кто его развяжет?
— Горничная. Она всегда утром приходит. Понедельник, среда, пятница.
— Ну ты и Шерлок, блин!
— Стараюсь, — Люба подмигивает.
Мы быстро выбегаем из дома, на ходу, надевая одежду, и скрываемся в темноте.
Глава 35
Несколько долгих часов я провожу у Любы дома. Мы закрылись на кухне, пьём чай и не можем поверить в то, что только что сделали.