Порочный Принц

Она оставляет дрожащий поцелуй на моем виске, и ее слезы капают на мои щеки, когда она встает и начинает выходить из комнаты. Я пытаюсь помочь ей, но отец удерживает меня, положив руку мне на плечо.

Вместо этого он жестом велит Ларсу следовать за ней.

— Она чувствует себя слабой, когда не может ходить самостоятельно, — говорит мне отец после того, как она исчезает. — Психотерапевт говорит быть рядом с ней, не заставлять ее чувствовать себя слабой.

— Как ты мог не сказать мне об этом? — я выплескиваю весь свой гнев и разочарование на отца. — Как ты мог держать меня в неведении о чем-то столь важном, как это?

— Ты слышал ее. Она хотела этого таким образом.

— Или, может, ты заставил ее поверить, что она этого хочет. В конце концов, решения всегда принимаешь ты, и все остальные должны им следовать.

— Ронан, я понимаю, что это тяжело для тебя...

— Тяжело. — я смеюсь. — Попробуй что-нибудь посильнее, чем чертово слово «тяжело».

— Эдрик, я просто... — Эдуард жестом указывает на вход.

Черт.

Я все время забывал, что он был здесь.

— Нет, подожди, — папа указывает на него. — Мне нужно обсудить с тобой деловые решения. Останься на ночь.

— Деловые решения, — усмехаюсь я. — С дорогим дядей Эдом.

— Может, тебе нужно остудить голову, Ронан, — говорит отец.

— Блядь, быть может.

Я бросаю последний взгляд на Эдуарда, прежде чем вылететь из столовой. Я иду прямо в спальню родителей, но Ларс останавливает меня, прежде чем я вхожу, говоря, что маме нужно отдохнуть.

Я отвечаю, что мы не будем разговаривать, пока он не умрет, затем я иду в свою комнату, открываю ноутбук и просматриваю все о состоянии мамы. Потом останавливаюсь и перевожу дыхание, потому что иногда, когда я читаю о последствиях и о том дерьме, через которое она прошла, кажется, что в комнате не хватает воздуха.

Я провожу так всю ночь, исследуя, а потом смотрю в потолок, думая, что потеряю маму, а потом снова возвращаюсь к исследованиям.

Рано утром я иду к Ларсу и говорю ему, что мы объявляем перемирие, чтобы он мог рассказать мне все, что знает. Очевидно, в ту кошмарную ночь мама и папа оставили меня не из-за вечеринки в честь Хэллоуина, а потому, что у мамы были сильные боли, и как только они добрались до больницы, ее госпитализировали и поставили диагноз.

Все зарубежные поездки были в частную клинику, где мама должна была оставаться со своим постоянным врачом.

Причина, по которой они вернулись после последней операции, заключается в том, что мама больше не могла оставаться в больнице и хотела быть со мной.

Ее депрессия уменьшилась с тех пор, как они вернулись, что, по словам ее врача, является хорошим знаком, но они ничего не узнают, пока на руках не окажутся результаты анализов.

— Не говорить вам было полностью выбором ее светлости, — говорит мне Ларс, закончив пересказ. — Не вините в этом своего отца. Он страдает так же сильно, как и она. Как вы думаете, почему он поручил этому негодяю заниматься бизнесом? Это для того, чтобы он мог посвятить все свое внимание вашей матери.

Я указываю на него пальцем.

— Перемирие окончено. Мы не разговариваем друг с другом.

— Чаю? — он предлагает мне чашку.

— Не разговариваем, Ларс.

Я выхожу из его кухни и вот так просто вновь оказываюсь перед ее комнатой.

Я кладу руку на дверь и на секунду чувствую себя тем ребенком, который позвал ее по имени и не получил ответа.

Я могу жить в мире, где я защищаю маму, пряча правду внутри, но как я могу жить в мире, где ее не существует?

Понятия не имею, как долго я стою, тяжело дыша, чувствуя, что вот-вот вспыхну.

Этого достаточно, чтобы я соскользнул на пол перед дверью, прислонившись спиной к дверному косяку. Этого достаточно, чтобы я заново пережил все истории, которые она рассказывала мне, когда я был ребенком.

У всех у них был счастливый конец, потому что в душе она всегда была романтиком.

Она всегда слишком сильно любила, слишком сильно заботилась, так какого черта это с ней происходит?

Шарлотта Астор одна из самых хороших людей. Она занимается благотворительностью. Она дает и ничего не берет взамен. Она любит и заботится, так какого хрена рак выбрал ее? Почему это не поразило такого подонка, как Эд?

Или даже меня?

Я достаю телефон и сразу перехожу к чату с Тил. Не нового сообщения.

Не имеет значения. Я могу позвонить ей, навестить ее.

К черту мою гордость.

Я нуждаюсь в ней так, как никогда и ни в чем раньше. Мне просто нужно обнять ее, и все.

Обнять.

Я звоню, но она не берет трубку.

Если она привязалась к навязчивым текстам, то это то, что она получит.

— Сэр. — тень Ларса падает на меня.

— Мы все еще не разговариваем.

— Сэр.

— И я не хочу гребаного чая.

— Ронан, — резко говорит он.

— Что? — огрызаюсь я, наконец-то поднимая на него взгляд.

Он протягивает сложенный листок бумаги кремового цвета.

— Я не знаю, где мой отец. Извините — его светлость.

— Он вышел на раннюю утреннюю встречу. — Ларс тычет письмом мне в лицо. — Это вам.

Мне? Кто, блядь, посылает письма?

— От кого? — я спрашиваю.

— Мисс Тил. — Ларс поднимает бровь. — Она ушла с его светлостью.

Тил прислала мне письмо, а потом куда-то ушла с папой? Зачем ей это делать?

Ах, черт.

Она ведь не думает о расторжении помолвки, не так ли?

Я открываю письмо, и мое сердце почти перестает биться.

Глава 31 Тил

Ронан, я никогда в жизни не писала писем, но ты сломал мои шаблоны во всем, так что имеет ли значение добавление письма в список? Верно?

Я пытаюсь пошутить, но, вероятно, не получается. Как ты знаешь, я немного неловкая в обществе.

Ты сказал в своем сообщении, что хотел бы, чтобы я доверяла тебе достаточно, чтобы позволить тебе увидеть мою боль. Дело не в том, что я тебе не доверяю, потому что я тебе доверяю. Это странно, но если бы ты стоял у подножия скалы, я бы упала с закрытыми глазами. Знаешь, почему? Потому что я знаю, что ты поймаешь меня.

Я знаю, что ты никогда не позволишь мне упасть на землю, или на самое дно, или что-то в этом роде.