Порох из драконьих костей

Марта не дрогнула, не взглянула, прошла мимо. И дальше всё, как отрезало. И курить больше не тянуло, хотя при чём тут, казалось бы, курение.

Но глаза у него были… нельзя, чтобы у людей, которые говорят подобные вещи, были такие глаза. Несправедливо это, подло.

У господина Трюцшлера на рисунке, кстати, были похожие глаза. Интересно, курил ли он в молодости? Или, как Марта, просто носил с собой зажигалку на всякий случай?

Она протянула ему дешёвый пластиковый корпус, отец Чистюли щёлкнул колёсиком, затянулся. Бросил зажигалку Марте и сказал, щурясь:

— Школу прогуливать нельзя. Сколько раз я Бенедикту вдалбливал. Но ты ж вроде умнее. Должна понимать.

Господин Трюцшлер взял сигарету указательным и средним, сплюнул, провёл тыльной частью запястья по губе. Облизнулся.

Сейчас, подумала Марта, спросит про карманные деньги. Про одолжить до понедельника.

Надо было всё разыграть так, чтобы он поверил. Иначе влетит Чистюле или госпоже Трюцшлер. Или ещё кому-нибудь. Хотя, если он не найдёт, где взять, — всё равно кому-нибудь да влетит.

— Удачного дня вам, — небрежно произнесла Марта. — До свидания.

Он смотрел на неё не моргая, вообще.

— Не прикидывайся, что не слышала, — сказал, затянувшись. Выпустил струю серого, мутного дыма. — Я же тебе сказал: нельзя прогуливать. Не согласна?

— Я не прогуливаю, господин Трюцшлер. Уроки закончились, и я…

— Да плевать! Ты что, тупая?!

Он отшвырнул сигарету и подошёл вплотную. Марта не успела ни отбежать, ни крикнуть: господин Трюцшлер сжал её плечи и встряхнул, аж сумка слетела и ударила его по руке.

— Ты ж вроде как дружишь с ним! Или как это у вас теперь называется?! Не дёргайся, с этим пусть твой батя разбирается. Если захочет. Я про другое: чтобы мой сын учился как надо! Чтобы ни одного урока не пропустил! Чтобы все, сышишь, пятёрки в дневнике. Никто за него платить не будет! Вылетит из школы — пойдёт, сышишь, грузчиком.

Пахло от господина Трюцшлера… как надо пахло. Он сегодня уже успел порадоваться жизни на всю катушку и теперь щедро делился этой радостью с Мартой.

— Я за ним внимательно слежу, так и передай. Пусть не думает!.. Если только что-нибудь!..

Он снова тряхнул Марту за плечи, потом неожиданно отпустил.

— Уважение, — сказал спокойно. — Сколько вас ни учи, уважения ни грош.

Марта стояла, не смея шелохнуться. Сумка упала и лежала рядом, Марта чувствовала её ногой, но взглянуть не смела. Глаз не сводила с господина Трюцшлера.

— Что молчишь? По-твоему, я не прав?

— Правы, господин…

— Врёшь! Вы же все думаете, что самые умные. Лучше всех всё знаете! — Он чуть покачнулся, переступил ногами, чтобы сохранить равновесие, и кивнул Марте: — Сумку-то подбери.

Сам тем временем вытащил из заднего кармана плоскую фляжку, сосредоточенно свинтил крышечку и отхлебнул.

Марта перехватила сумку за ремень так, чтобы в случае чего можно было шарахнуть по голове. Что ж, подумала, Чистюля-то не предупредил? Раньше вроде бы его батя на кладбище не работал…

Хотя с этим было не угадать. Господин Трюцшлер официально числился сантехником, а на деле то сидел целыми днями дома, то нанимался куда попало. Готов был отлавливать бездомных собак для завода удобрений, сжигать мусор на свалке, грузить в вагоны подгнившую солому. Всё зависело от агрегатного состояния, которых у Чистюлиного отца было два: «ищет деньги на выпивку» и «нашёл их».

— Так ему и передай. — Господин Трюцшлер сделал очередной глоток, дёрнул кадыком. — Тискайтесь сколько влезет, но уроки чтоб!.. — Он потряс в воздухе белёсым пальцем. — Чтоб никаких проблем со школой, усекла?

Марта наконец сообразила, что он имеет в виду. Это было так нелепо — она и Чистюля?! Ох, блин, да кто бы вообще подумал!..

— И чтобы всё аккуратно. — Фляжка вернулась обратно в карман, из пачки вынырнула следующая сигарета. — Чтоб’ без последст… свий… Вас в школе как, учат ч’му-нибудь? Ну, хотя б’ про пес-стики-тычинки? Вы ж вроде как самые умные, а? Должны знать, что ни айсты, ни к’пуста з-здесь не при чём.

Он говорил всё неразборчивее и понимал это, и начинал злиться.

— …жгалку! — Протянул он руку. — Д’й з’жгалку! Н-н-ну!.. Мне йщё р’боту для Гыппеля з’канч’вать, н-н-ну!..

Это было бы проще и разумнее всего: швырнуть ему чёртову зажигалку и уйти. Просто развернуться и уйти, пусть бы догнал. Пусть бы погонялся за ней по всему кладбищу, ага, до первого столба или креста.

Марта так и сделала бы — не выдави он из себя эти последние слова.

Вот ведь как получалось: отца, с которым дружили с детства, добрый дядюшка Гиппель к себе взять не захотел. А этого… этого!.. взял!

— Н-н-ну, чё ждёшь?!. — Глаза у господина Трюцшлера налились красным, он уже не говорил — мычал, брызгая на Марту слюной. — Н-н-ну!..

Марта почувствовала, как из сердца хлынула вдруг горячая волна, сразу во все стороны: в руки, в ноги, в голову, — словно прорвало вулкан. Это была злость, спокойная такая, добела раскалённая злость. Вспыхнула и растеклась, будто жидкий металл, когда его льют в форму.

— Чтоб ты сдох, — тихо сказала Марта.

— Ш… шта?!

— Чтоб. Ты. Сдох. — Она посмотрела на него, представляя, как вся эта лава, весь металл сейчас выплёскиваются прямо на господина Трюцшлера: огонька тебе? — на, прикури!..

Он, наверное, что-то такое прочитал в её взгляде, а может, просто не удержался на ногах — отшатнулся, взмахнул руками.

Марта, не оборачиваясь, прошла мимо. Он неразборчиво хрипел ей в спину — не ждал, точно не ждал такого ответа!..

Она обратила внимание, что уже смеркается, и ускорила шаг, сумка била по голени, Марта на ходу забросила её на плечо — но звук: глухие, судорожные удары — не пропал.

Тогда она обернулась.

На дорожке никого не было, а вот рядом, прямо на свежей груде земли, валялся раскоряченный силуэт. Всхрапывал, колотил пятками, вжимался в почву плечами.

Не прикидывался, это Марта сразу поняла.

Вот тут она действительно растерялась. Вдруг вся злость выветрилась, и Марте стало страшно. Оказалось, это не так уж просто: стоять и смотреть, как кто-то умирает.

Марта заставила себя шагнуть обратно, но что она могла? Вообще-то, на уроках им рассказывали не только про пестикам-тычинкам, про оказание первой помощи тоже, — и толку? При одной мысли об искуственном дыхании господину Трюцшлеру Марту едва не вывернуло наизнанку.

Потом она сообразила: раз играет радио, значит, кто-то ещё на кладбище есть. Ну да — не оставили бы этого алкаша одного рядом с новенькими крышками от гробов, он же их загонит кому-нибудь в два счёта, только отвернись… Она заоглядывалась: куда бежать?! — не успела.