Порок сердца
Шрифт:
«Я больше не могу жить без своего прошлого, мне необходимо разобраться в себе. Пожалуйста, не пугай Аню, я всего лишь навещу могилы родителей — уеду на пару дней. Я знаю, ты всегда можешь меня убедить, в чем угодно, поэтому уезжаю прямо сейчас. Не паникуй, все будет хорошо. Люблю тебя. Твоя Катя».
Она взяла зонт и вышла навстречу ливню и загадкам.
Часть II. СЛАВНЫЙ ГОРОД ДЕТСТВА
ГЛАВА 1
09.09.2006 09:00
Призраки больше не появлялись,
Выйдя из гостиницы и дойдя по переулку до площади, Катя остановилась осмотреться. Под утренним солнцем город выглядел совсем не таким страшным, как вчера ночью. Когда она шла со станции к гостинице, казалось, что каждый случайный прохожий оборачивается ей вслед, из всех окон за ней следят сотни злобных глаз, и стоит остановиться, как ее тотчас схватят и утащат в темноту.
Сейчас, глядя на город, Катя не понимала, как такое могло прийти ей в голову?
На небольшой мощеной площади, воркуя, неторопливо прохаживались и грелись в утренних лучах голуби. Фасады немногих старых домов обветшали, краска облупилась и облезла — требовалась заботливая хозяйская рука. К горлу Кати подкатил комок, на глаза навернулись слезы — надо же, она помнила это место. Главные городские достопримечательности — церковь и ночной клуб — были здесь же, на центральной площади Колоколамска, так что до церкви, куда и направилась Катя, было шагов сто — не более.
Была суббота, возле церкви блестело с десяток машин, а на паперти топталась коротенькая шеренга нищих. Катя зашла в переполненный храм во время проповеди. Батюшка — молодой, высокого роста, крепкого сложения, с широкой светлой бородой и живыми серыми глазами, казался скорей былинным богатырем, чем святым отцом. Было видно, что он, несмотря на молодость, пользуется большой популярностью у прихожан, почти все остались его слушать. Катя тоже прислушалась к проповеди, где речь шла о прелюбодеянии, причем местный ночной клуб именовался Содомом.
Катя внимательно всматривалась в лица прихожан, пытаясь кого-нибудь узнать, но — тщетно. Когда же подошла ее очередь за причастием, она увидела испуг в ясных и почему-то таких родных глазах священника. Катя решила обязательно с ним поговорить, возможно, он поможет ей в поисках прошлого. Но ее затея не увенчалась успехом, пока она ждала, когда разойдется основная масса прихожан, попа уже нигде не было. Старушка, которая прибирала огарки свечей возле икон, сказала, что отец Пантелеймон срочно ушел — у него болела младшая дочь. Разговорчивая старушка поведала Кате, что у отца Пантелеймона уже четыре дочери, несмотря на молодой возраст, и что он возглавляет приход более десяти лет. А также, что в последние годы он стал совсем другим, радость ушла из жизни отца Пантелеймона после трагедии, случившейся в городе несколько лет назад. Но старушку куда-то позвали, и та, извиняясь, спешно ушла заниматься другими делами.
Немного растерянная, не представляя с чего начать свои поиски, Катя вышла на площадь. К ней неожиданно подошла какая-то баба. Женщина была ярко накрашена — на лице лежал толстый слой тонального
крема, что бросалось в глаза на ярком утреннем солнце. Ее сильно подведенные зеленые глаза чуть косили, из-за чего было не совсем понятно, куда в данный момент направлен ее взгляд. На вид она была старше Кати, очень хорошо одета, даже слишком хорошо для провинциального города. Темно-зеленый костюм прекрасно сидел на ее плотной фигуре, приталенный пиджак с вышивкой по лацканам подчеркивал высокую грудь, асимметрично обрезанный подол юбки не скрывал все еще стройных лодыжек. Туфли на высоченных шпильках и довольно большая сумка из одного комплекта были украшены переливающимися на утреннем солнце стразами. «Экая фифа!» — подумала Катя и уже собралась с ней заговорить, но «фифа» начала первой:— Оп-па, блин. Не может быть!
— Что вы сказали? — удивилась Катя и сняла очки. Я Катя Дроздецкая. Мы разве знакомы?
Дама картинно приложила руки к груди, а потом вдруг решительно бросилась обниматься.
— Катька! Катя Петрова! Ты! А я уж бог знает что подумала. Ты так изменилась, но глаза, эти твои глаза! И нос! Где ты была все это время? Еще и разоделась как эта… господи прости.
— Нос? А что с ним? — строго переспросила Катя. — Что вы имеете в виду?
— Катька, ты что, не узнаешь, походу? Это же я! Белка! Синявская! Помнишь, Белка и Стрелка? — Она сняла с головы тяжелый платок, под которым оказались рыжие некрашеные волосы.
Перед глазами Кати промелькнул образ худощавой рыжей красотки с сигаретой в наманикюренных пальцах.
— Ой! Кажется, помню! — обрадовалась Катя. — У меня, понимаешь, после травмы что-то с головой: я все забыла. И специально приехала, чтобы все вспомнить. Как хорошо, что ты подошла сама, может, чем-нибудь поможешь, мы ведь, похоже, хорошо знали друг друга, правда?
Белла, понимая, что Катя не шутит, слегка отстранилась и, глядя ей в глаза, спросила:
— Что, вообще? Вообще ничего не помнишь? А где ты сейчас живешь? Вы с Женей? Ваш ребенок… — Она осеклась. — У вас есть дети?
— С Женей?! Почему с Женей?
— Во дает! Походу у тебя с головой и вправду — беда, если даже Женю своего забыла. Идем ко мне. Пообедаем в моем ресторане, поговорим. — Она взяла Катю под руку и повела к «мерседесу».
Отъехали они совсем недалеко — свернув с площади, Белла остановила машину на соседней улице возле заведения «Ресторан „Баку"», оказавшегося просторной шашлычной с эстрадой в глубине зала.
ГЛАВА 2
09.09.2006 12:00
Сначала они молчали. Белла уплетала сочный шашлык, попивала, рюмка за рюмкой, коньяк, а Катя будто не замечала стола с аппетитными кавказскими яствами и ни к чему не притрагивалась. Чувствовалось, что она вот-вот расплачется. С глазами, полными слез, она наконец сказала:
— Восемь лет я не помнила ни город свой, ни отца с матерью, ни себя — ничего, смотрела на старые фотографии — и хоть бы что шевельнулось. Теперь я хочу все знать. Расскажи мне!
Белла перестала жевать, взяла графин и плеснула в рюмочки.
— А оно тебе надо? На вот, лучше выпей!
— Мне нельзя. Я пью только таблетки.
— Не пьешь, значит. И не куришь? А где танцуешь?
— В смысле?
— Понятно. Не танцуешь, не куришь и, как я вижу, не ешь. Так какая же ты Катька? Подруга, может, ты походу ангел? Может, и дырочка у тебя заросла, Катюха? — ухмыльнулась Белла.
Но Кате было не до шуток:
— Пожалуйста, хватит прикалываться. Ты же знаешь, что со мной было, — расскажи.
— Хорошенькое дело! А если тебе не понравится? Ты теперь такая правильная сделалась. Может, походу не надо, может, ты спецом все забыла? Впрочем, как хочешь, мне-то что?