Порождения ехиднины

– Я проверил все, что мог. С использованием всех ресурсов.
– В переводе это значит "включая ресурсы Сообщества Иисуса".
– Пусто. Я, в общем, этого и ожидал, поскольку в нынешних обстоятельствах похищать ребенка да Монтефельтро - это просто очень трудоемкий способ самоубийства. Мои прежние контакты во Флоресте очень качественно мертвы. Кроме того, пока я был консультантом компании, - а вернее необъявленным военнопленным необъявленной же войны, - мы с синьором Анольери приняли меры, чтобы сделанное мной невозможно было повторить впредь.

– Жаль, - за последние часы Максим почти отучился качать головой. Почти. Будем надеяться, что собеседник свяжет факт сожаления и выражение лица, а не выражение лица и отсутствие жестикуляции.

– Было бы спокойнее.

Поскольку профессионал с политическим мотивом - это гарантия неприкосновенности заложника. А вот местные инициативы, чьи бы они ни были, от остатков бригад до бандитов-одиночек, ничего подобного не обещают. Даже наоборот, здесь считается хорошим тоном прислать какие-нибудь части заложника в доказательство серьезности своих намерений. Если речь вообще о заложничестве, а не о похищении для нужд подпольного борделя или порностудии по внешним данным, а не по фамилии.

– Мне тоже. Что говорит синьор да Монтефельтро? И что случилось с вами?

Не свяжет. Этот собеседник... Действительно голова не работает.

– Синьор да Монтефельтро ничего не говорит. Он в реанимации. Это было еще до похищения, он просто высказал мне очередную философскую идею, а потом тут же решил воплотить ее в жизнь.

– Странно, - мистер Грин демонстрирует легкое недоумение.
– Я пытаюсь представить себе ту философскую концепцию, на которую вы ответили бы рукоприкладством по собственной инициативе... и не могу. Или дело в воплощении? Синьор да Монтефельтро проповедовал за обедом каннибализм и перешел от теории к практике?

– Да нет. Он хотел школьную программу изменить, чтобы там учили правильному настрою на добро, с детства... но какое это имеет отношение к делу?

– Какое-то, определенно, имеет. С вашего позволения, я украду еще минут десять вашего отдыха.
– Мистер Грин хочет сказать, что ему безразлично наличие позволения и что, с его точки зрения, плюс-минус десять минут на качестве этого отдыха не скажутся. Прав. И как глава своего антикризисного комитета имеет право задавать самые дурацкие вопросы в самое неудобное время.
– Расскажите подробнее.

Максим вздыхает и начинает рассказывать подробнее. Про передачу, про радостного маньяка Доктора Моро, про волю к добру и воспитание этой воли в себе, про смерть судебной психиатрии, рождение новой школьной программы и использование его, Максима Щербины, в качестве аргумента и экспоната - на чем и произошел взрыв. Рассказывать не хотелось. Смысла за действием не просматривалось. Но просто так, без задней мысли, ему не стали бы приказывать, значит, исполняем распоряжение буквально.

– Вас самого ничего не удивило?

– Удивило, - признается Максим.
– Собственная безалаберность и отсутствие контроля меня удивили. По голове мне все-таки дали позже, а по моему поведению получается, что до.

– И это все?
– щурится собеседник.
– Еще забавнее. Максим, обычно в подобных ситуациях вы ведете себя несколько иначе. Учитывая, что вы услышали в комплименте да Монтефельтро прямое оскорбление.

Ах, это был комплимент? Кто бы мог подумать. И в чем же он состоял? В том, что я - злостный баклан, который годами предпочитал доводить всех до истерики по причине лени и нежелания сделать над собой усилие и взглянуть правде в глаза?

– Возможно, я повзрослел.

– И это тоже, - кивает историк-экономист-террорист-но-ни-в-коем-случае-не-священник.
– У вас появился некий центр, который вы готовы защищать. Но вот убивать ради него вы не готовы - и вряд ли до этого вообще дойдет. К тому же, я только что оскорбил вас куда сильнее, чем синьор да Монтефельтро. И что вы сделали? Как обычно, проглотили обиду и принялись искать в моих словах рациональное зерно.

Проглотил, разумеется. Как очередное тыканье носом в могилку Личфилда и все маргаритки на ней. Улыбаемся и машем. Не подаем виду, что нам очень приятно. Не подаем виду, в каком восторге пребываем от того, что мистер Грин, человек и пароход, педагог и террорист, только что с присущей ему деликатностью обозначил, что я есть существо, способное проглотить все, что угодно. Нам обоим известно, почему.

– Вы выбрали негодное время для опытов. Я нерепрезентативен.

– О. Опять. Я рад, что вы научились обижаться, но сейчас, пожалуйста, бросьте это занятие и подумайте, что вас тогда сорвало с якорей. Сядьте, спокойно открутите все назад и попробуйте выделить фактор. Возможно, он и правда не имеет отношения к похищению. Но он должен быть. Вы что-то почувствовали, поймали, увидели - и начали обрабатывать. А когда вмешался синьор да Монтефельтро со своими разглагольствованиями, смесь стала гремучей.

– Хорошо. С вашего позволения?..
– Я не хочу переставать обижаться. Ни на опыты, ни на экспериментальные комплименты. Не хочу. Я хочу спать. Хотя бы лечь и положить на голову пресловутый холодный компресс. Хотя бы это. И последовать совету, потому что он-то, в отличие от оценок, и нужный, и не ядовитый.

– Да, конечно же. И, пожалуйста, скажите мне, когда вспомните. Или если не вспомните, - и не нужно быть телепатом, чтобы понять, что если ничего не прояснится, он попытается сорваться сюда - посмотреть на ситуацию вблизи.

Совет оказался хорош. Слишком, невероятно, невозможно хорош для случайного совета. Нереально просто.

Заснуть так и не удалось. Или все же это была не полудрема, похожая на медитацию, впадать в которую его научили еще на втором курсе, а обычный сон? Просто очень яркий и образный. Даже слишком яркий, пожалуй - поскольку чувствовать себя во сне серийным убийцей в действии... уточнение: двумя разными серийными убийцами в действии - это развлечение то еще.

Оказывается, ты напрасно издевался над Раулем. Оказывается, и у тебя есть предел не целесообразности, а попросту терпимого и выносимого. Даже вне ощущений жертвы или преступника. Само по себе "недолжное". Растем над собой - или теряем хватку?

– Франческо, наша доблестная полиция поймала не того!

– Сейчас пять утра, - говорит работодатель. Очень отчетливо. Изображения на экране нет.
– И четверть часа назад я лег спать и даже заснул.

– Они поймали не того маньяка, - говорит Максим.
– Тот, что признавался - это не Доктор Моро. Это просто какой-то педофил...
– Чуть не сказал "левый", удержался, пришлось бы объяснять, почему именно "левый" и что это слово значит.
– А Доктор Моро охотится на подростков. На мальчиков-подростков, хорошо развитых, из обеспеченных семей.