Порт-Артур – Иркутск – Тверь: туда и обратно
Шрифт:
О глубокой порочности этого печально известного детища адмирала Шестакова он знал еще по книгам из прежней жизни. Пагубными для флота в этой системе были и постоянные перетасовки командного состава, и то, что отбывшие цензовые «морские месяцы» офицеры практически гарантированно получали очередное звание и повышение по службе. «Выплавать ценз», пусть стоя на якорях под манящим соблазнами берегом, а не служить с полной самоотдачей, рвением и азартом, преодолевая шторма и туманы по макаровскому принципу «в море – дома», стало уделом значительной части выпускников Морского корпуса. Выше головы не прыгнешь. Всяк сверчок знай свой шесток…
Буднично, постепенно отравленные формализмом карьерной гарантированности, привыкшие
Конечно, даже в таких условиях наш флот взращивал звезды первой величины. Но и адмиралы-подвижники – Лихачев, Макаров, Дубасов, Чухнин – не имели реальных шансов на реформирование системы, в которой все устраивало ее августейшего шефа генерал-адмирала и сплотившийся вокруг него бомонд военно-морской бюрократии.
Горьким апофеозом эпохи ценза, а точнее военно-морского застоя и уравниловки, стал приказ генерал-адъютанта Рожественского перед Цусимским сражением: «Следовать за головным. В случае выхода оного из строя эскадру ведет следующий мателот…»
В этих строчках выплеснулся наружу весь его ужас от осознания флотоводческих качеств большинства подчиненных ему адмиралов и командиров. На случай собственной гибели на флагмане, представлявшейся Зиновию Петровичу неизбежной, единственный шанс для вверенной ему эскадры хоть частью судов пробиться во Владивосток ее далеко не бездарный командующий видел лишь в терпении и упорстве быков, тупо прущих друг за другом под кувалду забойщика на скотобойне. Возможно, в надежде на то, что тот в конце концов просто устанет ею махать?
Но разве не выдержал 28 июля «Цесаревич» во главе эскадры почти весь бой? А ведь первыми номерами в колонне Второй Тихоокеанской шли четыре его практически однотипных младших собрата. Увы! «Грязная» пикринка от доктора Симосе, решимость японцев идти до конца, доведенная до автоматизма выучка их артиллеристов и перегруз наших кораблей, как строительный, так и угольный, поставили роковой крест на надеждах злополучного адмирала. И на жизнях пяти с лишним тысяч наших моряков…
Однако одно дело – читать о вскрытых Цусимской катастрофой пороках морведа или рассуждать о них как о неком отвлеченном предмете, и совсем другое – столкнуться со всем этим воочию, лично испытав на себе и узрев на примерах окружающих.
Безусловно, военное время внесло свои коррективы. Руднев с Балком тоже приняли посильное участие в изменении ситуации к лучшему: при деятельной помощи великого князя Михаила они добились от царя – его брата – своевременных решений, позволивших храбрым и толковым молодым офицерам получать ответственные посты в действующем флоте по их делам, а не по накопленным «цензомесяцам».
Только вот какая штука: война-то уже закончилась. Причем завершилась она вполне счастливо и победоносно для русского флота, как бы подтверждая на практике то, что устоявшиеся к ее началу порядки вполне себя оправдали…
Конечно же, это было не так! И победу удалось вырвать у японцев не благодаря, а вопреки всей постановке нашего морского дела «по Алексею Александровичу». Поэтому отдельные «заплатки» вроде грядущего пересмотра положения о Морском цензе с учетом создания действующего флота, находящегося в круглогодичной кампании, или введения системы боевых готовностей не устранят структурного кризиса архаичного механизма управления ВМФ и морским строительством. Тут нужен уже не косметический ремонт, а капитальная модернизация: грядущая эпоха дредноутов требовала кардинальных перемен. И, слава богу, складывалось впечатление, что Николай понял и прочувствовал это.
Одобренное царем реформирование морведа обещало не стать опереточным. Во всяком случае, идея урезать функции Морского
министерства и ГМШ в связи с созданием под Макарова должности командующего действующим флотом и формированием его штаба (ГШДФ) с прямым подчинением Степану Осиповичу командующих флотов и флотилий нашла у императора полное понимание. Как и назревшее переименование должности управляющего министерством в морского министра, чем удалось подсластить пилюлю для Дубасова, дувшегося из-за грядущей потери части полномочий.С учетом согласия Николая на создание третьей ветви управления военно-морским строительством (прямо не подчиненного ни Дубасову, ни Макарову) МГШ – Морского Генерального штаба, мозга ВМФ, решающего задачи стратегического планирования, можно было считать итоговую триединую конструкцию завершенной. А вдобавок – рациональной, устойчивой и передовой. Подобные к этому времени сумели создать лишь в Германии и Японии, где все три их столпа подчинялись лично императорам. Но…
Но рыба, как известно, гниет с головы. Увы, предложение отправить на покой «дядю Алексея» с поста главноуправляющего флотом и Морским ведомством, ликвидировав эту великокняжескую синекуру в принципе, натолкнулось на решительный отказ: «Таковой шаг представляется несвоевременным. Сейчас нас не поймут. Возможно, позже».
Поэтому что и как там пойдет дальше, после того как генерал-адмирал выскажет Николаю «авторитетное» мнение относительно предлагаемых новаций в его ведомстве, Петрович не знал. Твердых заверений или гарантий самодержца по срокам реформы Морведа он тоже не получил, хотя поначалу и тешил себя надеждами на этот счет.
При нынешнем раскладе его стартовая позиция во главе МТК не давала возможности режиссировать процесс без личного влияния на первое лицо, принимающее решения. Пока де-юре таковым оставался Алексей Александрович. Посвящать его в главную тайну империи царь не собирался. Следовательно, без страха ошибки, «Семь пудов» можно было рассматривать в роли главного тормоза морских реформ. Если не вовсе мертвого якоря. И, значит, Петровичу придется продавливать любой критически важный вопрос через голову генерал-адмирала, то есть подключать – Николая.
Во что это все может вылиться, причем очень и очень скоро, он прекрасно понимал. Перспективка рисовалась кислая, откровенно говоря. Вот она, российская специфика. Но разве кто-то обещал, что будет легко? Взялся за гуж? Так, полезай в короб…
Еще до прибытия с государем и свитскими на Дальний Восток Руднев собрал у себя в купе-салоне четверых офицеров из числа тех молодых орлов, которых прочил в ближайшие помощники: Хлодовского, Гревеница, Рейна и Костенко. И задал мудреную задачку: каждому надлежало написать по рефератику, страниц в десять-двенадцать, на тему «Вероятные причины поражения России в войне с Японией на море».
Внимательно поизучав восемь с удивлением воззрившихся на него глаз, Петрович добродушно осведомился о том, все ли собравшиеся хорошо помнят слова великого князя Михаила о том, что войну эту мы выиграли исключительно благодаря заступничеству Богородицы и Николая-Угодника, сказанные им в марте на общем сборе у Адмиральской пристани во Владике?
Уяснив, что после такого вступления мысли подчиненных завертелись в правильном направлении, он конкретизировал их задачи. Хлодовскому предстояло с пристрастием разобрать организационные аспекты неготовности флота к войне, включая материальное обеспечение и логистику. Рейну – проработать проблемы по части минно-торпедного оружия и тактике его боевого применения. Гревеницу – сделать то же самое, но только по артиллерийской части. Костенко – разобраться с типами кораблей основных классов, их качествами и техническими характеристиками, вооружением, а также с количественным соотношением в действующем флоте на театре войны, учитывая при этом потребные мощности судоремонта и системы базирования, естественно…