Портфель капитана Румба
Шрифт:
– М-м… да… Одну минуту, сударыня… Соблаговолите присесть… – Чиновник приподнял лист, будто вглядываясь в нуканукские буквы. При этом жемчужина как бы сама собой скатилась в приоткрытый ящик стола. – Действительно… Прошу прощения, ваше высочество, но тут несколько неразборчиво… Молодой человек, вы не могли бы продиктовать имя герцогини, чтобы я вписал его в паспорт латинским шрифтом? А то могут найтись невежды, которым незнакома письменность королевства… э… Нукакака…
Гвоздик толстой самопишущей ручкой чиновника сам начертал на сушеном листе орона полное имя и титул тетушки Тонги. А чиновник сказал, что на
Признаться, в эти шумные и полные событий дни Гвоздик вспоминал про сидящего в пуговице джинна нечасто. Уж очень много было впечатлений. Отвыкший от городской жизни Гвоздик теперь как бы снова родился для нее. С дядюшкой Юферсом ходил в театр и музеи, со шкипером Джорджем и коротышкой Чинче – в цирк и зоопарк. (Чинче, кстати, отрастил густые усы, и с него уже дважды рисовали портрет Ботончито для газет). Лишь с тетушкой Тонгой Гвоздик гулял нечасто – она обиделась на австралийцев и не любила выходить из гостиницы.
Пуговицу Гвоздик всегда носил на шее, но вызывал Кукунду редко: постоянно люди кругом. Хорошо хоть, что спальня в гостинице у Гвоздика была отдельная… и вот однажды вечером, в этой спальне, Кукунда крепко обиделся:
– Сам гуляешь, а я сиди в медной фиговине!.. Давай выкладывай скорее свое повеление, и я пойду… Лучше уж болтаться в межзвездном пространстве, чем корчиться в такой тесноте…
– Ну не могу я так сразу придумать желание! – взмолился Гвоздик. – Потерпи немножко! – Как-то незаметно он перешел с Кукундой на "ты".
– Ага! Ты развлекаешься, а я терпи!.. Давай тогда так: пока ты в Сиднее, я тоже буду развлекаться. Самостоятельно… Давно бы загулял, да угу не имеет права никуда отлучиться без позволения хозяина… Не жизнь, а рабство сплошное…
– Ну пожалуйста! – виновато воскликнул Гвоздик. И тут же испугался: – Ой, а если что-нибудь случится, когда тебя нет? Как раз когда ты окажешься нужен!
– Ну вот! Одиннадцать лет жил без меня – и ничего! А теперь неделю не проживешь, да?
– Мне еще нет одиннадцати… – буркнул Гвоздик.
– Будет через месяц. Это уже почти…
– А ты откуда знаешь?
– Я много чего знаю… И не дрожи, ничего с тобой тут не случится. Я мало-мальски умею заглядывать в будущее. Ну, я пошел!
– Постой! А ты не боишься? Люди же сбегутся. Ты… ну, вид-то у тебя не совсем человеческий, сам понимать должен…
– Это уж мое дело, – сердито сказал Кукунда. Превратился в дымную струю и скользнул в щель окна.
…На следующий день, когда на шумной улице дядюшка стоял в очереди за газетами со своим новым очерком, а Гвоздик разглядывал соседние витрины, мальчика окликнул смуглый джентльмен. Он был в строгом европейском костюме и в ослепительно белом высоком тюрбане с драгоценным камешком. Видимо, богатый турист из Индии.
– Могу я поговорить с юным господином?
– Да, сударь, – светски ответил Гвоздик. И гордо подумал, что вот даже индусы интересуются им. Что значит газетная слава! – К вашим услугам…
Он шагнул к джентльмену в тюрбане и… остановился. Было что-то неуловимо близкое, привычное в этом господине, хотя Гвоздик никогда его раньше не видел. Может быть, чуть заметный имбирный запах?
– Ку…
кунда? – нерешительно сказал Гвоздик.– Собственной персоной… Ну, как?
– А почему ты… почему вы… такой?
– Что же это, – чуть капризно сказал Кукунда, – неужели, делая чудеса для людей, сам я не имею права побыть в благородном человеческом облике?
– Имеете, конечно! Но почему именно индийский облик-то?
– Видишь ли… Индийскую философию я предпочитаю всем остальным. На мой взгляд, она наиболее полно раскрывает связи человеческого "я" со Вселенной, хотя есть, конечно, и спорные мотивы… Впрочем, тебе это, наверно, непонятно.
– Не совсем понятно, – тихо сказал Гвоздик. – Но интересно…
– Ну что ж, побеседуем когда-нибудь. А пока… башмаки твои больше не будут жать ноги, а костюм тереть кожу… Нет-нет, это не выполнение желания, а маленький подарок.
Подошел с газетами дядюшка. Кукунда нагнул тюрбан:
– С вашего позволения, Чандрахаддур Башкампудри, профессор Академии магических наук в Калькутте. Беседовал с вашим племянником, господин Юферс… Такой молодой человек, и успел уже испытать столько приключений! Весьма польщен знакомством…
– Я тоже весьма польщен! – раскланялся папаша Юферс.
– Мы отплываем на "Новой Голландии" через пять дней! – звонко сказал на прощанье Гвоздик. Будто бы просто так, а на самом деле напомнил Кукунде: "Не опоздай".
2. Про океанские пароходы. – Прощание и планы на будущее. – Письмо шкипера Джорджа.
Стоял июнь – месяц для Австралии зимний, но было очень тепло. Пестрая, по-летнему одетая толпа пришла на проводы "Новой Голландии" как на праздник.
Пароход – с белыми надстройками и четырьмя желтыми трубами (громадными, как водонапорные башни), с бесчисленными рядами иллюминаторов на черном борту – возвышался над причалом, словно многоэтажное здание. А точнее – целый город.
По сути дела, это и был плавучий город – с улицами, площадями, фонтанами, театром, бассейнами, площадками для танцев и тенниса, ресторанами, библиотеками и даже настоящим садом. Сейчас такие уже не строят. Конечно, нынешние лайнеры тоже громадины, там полно удобств, они набиты электроникой, действует моментальная связь с любым городом земного шара, в каютах – цветные телевизоры и кондиционеры. Космические спутники помогают прокладывать курс и предупреждают об ураганах… Но излишний рационализм, стремление к сверхскоростям, деловитость нашего века наложили свой отпечаток на современные океанские суда.
А в корабельном убранстве той поры, в размерах этих океанских гигантов ощущался размах инженерной мысли, которая разгулялась, впервые ощутив силу техники, но не совсем пока отказалась от прошлого. Судостроительная наука, несмотря на новейшие достижения, еще сохраняла в себе романтику эпохи фрегатов и парусных линейных кораблей. Над трубами "Новой Голландии" возвышались пять опутанных снастями исполинских мачт со стеньгами и реями. При желании можно было, наверно, даже поставить паруса. Впрочем, едва ли могла возникнуть такая необходимость. Паровые котлы чудовищной мощности двигали "Новую Голландию" через океаны с равномерной скоростью восемнадцать узлов, а это, как известно, рекордное достижение знаменитого парусного клипера "Катти Сарк"…