Портной из Панамы

— Так ведь за деньги, не просто так. Большой человек, большое жалованье, — сказал Оснард, словно утверждая тем самым незыблемый закон шпионажа.

— Да Мики плевать хотел на янки, — заявил Пендель, стараясь переварить предложение Оснарда. — Это вторжение, оно ему было поперек горла. Он называл это терроризмом на государственном уровне, причем к Панаме это отношения не имело.

Теперь Оснард раскачивался на кресле, как на деревянной игрушечной лошадке, крепко обхватив сиденье полными ляжками.

— В Лондоне будут просто в восторге от тебя, Гарри. А это случается далеко не часто. Там хотят, чтобы ты расправил крылья. Создал настоящую полномасштабную сеть, не выпускал бы из поля зрения все уровни. Министров, студентов, профсоюзы, Национальную Ассамблею, президентский дворец, канал и еще раз канал. И не безвозмездно. Будут выплачивать месячное содержание по прогрессивной системе, плюс очень щедрые премиальные, плюс постоянный рост зарплаты, что поможет тебе рассчитаться с долгом. Надо только перетянуть на нашу сторону Абраксаса и его группу, и мы на коне.

— Мы, Энди?

Голова Оснарда оставалась неподвижной. Тело же продолжало раскачиваться, и голос звучал как-то особенно громко и убедительно.

— Мы — это прежде всего я. Я на твоей стороне, всегда рядом. А ты — наш гид, философ, да просто друг, наконец! Одному мне это не потянуть. Да никому не потянуть. Слишком уж большая и сложная работа.

— Что ж, приятно слышать, Энди. Уважаю такой подход.

— Мы и информаторам второго эшелона тоже платим. Это без вопросов. Сколько бы ты их ни привлек. Мы будем в прибыли. Ты будешь. Если информация, конечно, стоящая. Так в чем проблема, черт подери?

— У меня нет проблем, Энди.

— Ну так?…

«Но Мики мой друг, — думал Пендель. — Мики и без того слишком долго был в оппозиции, так к чему это ему теперь? Молчаливой или там какой еще…»

— Что ж, подумаю об этом, Энди.

— Нам платят не за то, чтобы мы думали, Гарри.

— И все равно, Энди. Так уж я устроен, ничего не могу с собой поделать.

У Оснарда в тот вечер была припасена еще одна тема, но Пендель не слышал его, потому что в этот момент ему почему-то вспомнился тюремный надзиратель по прозвищу Френдли [15] , который славился мастерским ударом локтем по яйцам. «Вот кого ты мне напоминаешь, Энди, — думал он. — Френдли».

[15] Френдли— дружелюбный, дружеский (англ.).

— Луиза вроде бы приносит работу на дом по четвергам, верно?

— Да, Энди. По четвергам.

Скинув со «скачущей лошадки» сначала одну ногу, потом — другую, Оснард пошарил в кармане и достал позолоченную зажигалку.

— Подарок от одного богатого клиента, араба, — объяснил он и протянул зажигалку Пенделю. — Гордость Лондона. А ну, попробуй ее в действии.

Пендель надавил на рычажок, вспыхнуло пламя. Отпустил рычажок — и оно погасло. Повторил эту операцию дважды. Оснард отобрал у него зажигалку, покрутил что-то в нижней ее части, вернул Пенделю.

— А теперь взгляни через объектив, — с гордостью фокусника приказал он.

Крошечная квартирка Марты стала для Пенделя чем-то вроде декомпрессионной камеры между Оснардом и домом в Бетанье. Марта лежала рядом, но отвернувшись к стене. Иногда на нее, что называется, находило.

— Чем занимаются сейчас твои студенты? — спросил он, адресуясь к ее продолговатой спине.

— Мои студенты?

— Ну да. Мальчики и девочки, с которыми ты и Мики общались в те трудные времена. Все эти бомбометатели, в которых ты была так влюблена.

— Да не была я в них влюблена. Я люблю тебя.

— Что с ними произошло? Где они теперь?

— Ну, они разбогатели. Перестали быть студентами. Ушли в «Чейз Манхэттен» [16] . Записались в члены клуба «Юнион».

— С кем-нибудь из них видишься?

— Иногда машут мне ручкой из окон своих дорогих автомобилей.

— А судьба Панамы их волнует?

— Нет, если их банк находится за границей.

— Так кто ж тогда сегодня делает бомбы?

— Никто.

— Иногда у меня возникает ощущение, что зреет новая молчаливая оппозиция. Причем начинается этот процесс в верхах, а потом идет по нисходящей. Ну, знаешь, одна из этих революций, поддерживаемых средним классом, которая вдруг вспыхнет и охватит все страну, когда никто этого не ожидает. Военный путч, только без участия военных.

[16] «Чейз Манхэттен» — холдинговая банковская и финансовая корпорация, контролируется домом Рокфеллеров.

— Нет, — сказала она.

— Что нет?

— Нет никакой молчаливой оппозиции. Есть только доходы. Коррупция. Власть. Есть богатые люди и люди отчаявшиеся. Есть люди, впавшие в апатию. — Снова этот умный рассудительный голос. Этот, так хорошо знакомый ему, нравоучительный тон. Педантизм самоучки. — Есть люди настолько бедные, что терять им совершенно нечего, разве что остается умереть. И еще есть политики. И эти политики — самые большие обманщики из всех. Это что, тоже для мистера Оснарда?

— Было бы для него, если б он захотел это слушать. Ее рука нашла его руку, поднесла к губам, и вот она уже целует палец за пальцем и не говорит ничего.

— Он много тебе платит? — спрашивает она после паузы.

— Я не могу дать ему того, чего он хочет. Я слишком мало знаю.

— Никто не знает всего. Будущее Панамы решают всего человек тридцать, не больше. Остальные же два с половиной миллиона теряются в догадках.

— Ну а что твои старые друзья, бывшие студенты, делали бы, если б не пошли в «Чейз Манхэттен» и не сидели бы за рулем шикарных автомобилей? — спросил Пендель. — Чем бы они занимались, если б сохранили воинственный дух? В чем заключается их логика? Неужели все они отказались от того, чего когдато хотели для Панамы?

Прежде чем ответить, она задумалась.

— Ты хочешь сказать, могут ли они оказывать давление на правительство? Ставят ли целью подчинить его своим интересам, поставить на колени?

— Примерно так.

— Ну, прежде всего это приведет к хаосу. Тебе нужен хаос?

— Не знаю. Возможно. Если, конечно, это необходимо.

— Необходимо. Хаос — обязательное условие, предшествующее демократическому пробуждению. Стоит рабочим почувствовать, что они независимы и никем не управляемы, и они тут же изберут лидеров из собственных рядов, правительство испугается и уйдет в отставку. Ты хочешь, чтоб рабочие выбрали собственных лидеров?

— Я хотел бы, чтоб они выбрали Мики, — сказал Пендель. Марта покачала головой.

— Только не Мики.

— Ну, ладно. Тогда без Мики.

— Тогда мы бы первым делом обратились к рыбакам. Всегда хотели, но почему-то так ни разу и не сделали этого.

— Почему это именно к рыбакам?

— Студентами мы выступали против ядерной войны. Возмущались тем, что ядерные материалы пропускают через Панамский канал. Считали, что такие грузы крайне опасны для Панамы, что они являются оскорблением нашему национальному суверенитету.