Портрет дамы с жемчугами

«Мы поедем вечером на концерт! Приготовься!» – вот что привыкла слышать от него Сидзуко. И скажи он ей правду, Сидзуко сочла бы его поступок жестоким.

Синъитиро то останавливался с задумчивым видом на веранде, то, словно вспомнив что-то, поднимался на второй этан;. За обедом нервничал. Наконец он решился объявить жене о своем намерении и спустился вниз, где жена сидела за шитьем. Но стоило ему увидеть счастливую улыбку, озарившую ее лицо при его появлении, как решимость покинула Синъитиро и слова, которые он готовился произнести с беспечным видом, замерли на губах.

– Ах, что это у вас сегодня такой растерянный вид? Этот вопрос задел Синъитиро за живое, но тут его

вдруг осенило.

– Да, чуть было не забыл… Сегодня распорядитель нашей фирмы уезжает в Америку, и я должен его проводить.

Распорядитель действительно уезжал за границу, и Синъитиро вспомнил об этом в последний момент.

– С каким поездом? Вы успеете? – забеспокоилась Сидзуко.

– Может быть, еще успею. Кажется, он отходит от Симбаси ровно в два. – Синъитиро взглянул на часы. Было начало второго.

– В таком случае собирайтесь скорее! – сказала Сидзуко, быстро отодвинув шитье и встав с места.

Чтобы не обидеть жену, Синъитиро впервые солгал ей.

Концерт давали молодые пианисты, брат и сестра. Когда Синъитиро подъехал к подъезду помещения, где должен был состояться концерт, в небольшом зале собралось человек триста. Билеты по семи иен были по карману лишь избранным.

Чинными рядами сидели нарядные дамы и барышни. Среди них черными пятнами выделялись молодые люди в элегантных смокингах, с нотами в руках, любители музыки. Оглядев публику, Синъитиро почувствовал, себя здесь чужим и одиноким.

Только он занял свое место, как на сцену, встреченная бурей аплодисментов, вышла пианистка. Ответив на аплодисменты приветливой улыбкой и подобрав свое зеленоватого цвета платье, она села за рояль и начала играть. Она играла балладу Бородина. Ее прозрачные, как воск, пальчики с изумительной легкостью бегали по клавишам. Прислушиваясь к наивной и свежей мелодии, Синъитиро не сводил глаз с передних рядов, ища взглядом среди множества молодых женщин ту, которая его сейчас интересовала. Но отыскать Рурико было нелегко – Синъитиро видел ее всего два раза.

Когда пианистка кончила играть, ее буквально засыпали цветами. Она по-детски радовалась красивым букетам и складывала их на рояль, где вскоре не осталось свободного места. Тогда распорядитель стал поспешно снимать их с рояля и класть на пол. Милая наивность девушки вызвала в публике взрыв веселого смеха. Поддавшись общему веселью, Синъитиро тоже рассмеялся. И в этот миг кто-то коснулся его плеча. Синъитиро удивленно оглянулся. Перед ним, улыбаясь, стояла очаровательная госпожа Рурико.

– Как хорошо, что вы пришли! Я давно уже ищу вас!

Именно с этими словами должен был Синъитиро обратиться к Рурико, но тем не менее произнесла их Рурико и заняла место рядом.

– Долго же вас не было! – продолжала Рурико. – Я думала, вы совсем не придете! – Она мило болтала, не давая Синъитиро вымолвить и слова, с такой непринужденностью, словно они были старинными друзьями.

– Простите за беспокойство, которое я причинил вам недавно, – воспользовавшись паузой, робко произнес Синъитиро.

– Нет, это я должна просить у вас прощения!

Ее лицо было спокойно, как зеркальная поверхность горного озера.

В это время на сцену вышел пианист. Но Рурико не собиралась вставать.

– Пожалуй, посижу с вами еще немного… – сказала она шепотом.

В этот момент в зал полились звуки прелюдии Шопена. В зале воцарилась тишина. Пианиста слушали, затаив дыхание. Рурико, одетая в сиреневое шелковое кимоно с зеленым узором, близко наклонилась к Синъитиро, и он ощущал тяжесть и теплоту ее гибкого тела. Синъитиро даже казалось, что он слышит, как пульсирует кровь в ее жилах, и весь напрягся.

– Он играет прелюд «Капли дождя», – как бы обращаясь к самой себе, шепотом произнесла Рурико, и ее тонкие белые пальцы, словно ударяя по клавишам, забегали по колену в том месте, где на кимоно был узор, изображавший летающих мотыльков. Ее прекрасное лицо выражало искреннее восхищение, которое могут испытывать только настоящие ценители музыки. Такая внутренняя духовная красота присуща лишь высокоразвитым и интеллектуально одаренным натурам. И Синъитиро украдкой бросал восторженные взгляды на ее строгий профиль, на мраморную шею.

Как только пианист кончил играть, Рурико первая громко зааплодировала и взглянула на Синъитиро.

– У сестры техника лучше, – сказала она, – но брат, по-моему, и смелее и талантливее.

– Вполне с вами согласен, – ответил Синъитиро.

– Вы любите слушать музыку? Впрочем, – со смехом сказала госпожа Рурико, – для этого вы и приехали сюда! – Рурико держалась очень свободно, хотя видела Синъитиро только во второй раз.

– Да, я люблю музыку. Во время учебы в котогакко я был членом музыкального кружка.

– Вы играете на рояле?

– Нетрудные баллады и марши могу разбирать по нотам. – Синъитиро рассмеялся.

– А у вас есть рояль?

– К сожалению, нот.

– Заходите тогда ко мне поиграть! У меня вас никто не смутит.

Фамильярность Рурико становилась неприятной.

На сцену снова вышла пианистка.

– Она будет играть очень трудную вещь – «Исламею» Балакирева.

С этими словами Рурико встала.

– Простите, мне надо идти. Все уже ищут меня. Не хотите ли после концерта спуститься вниз и выпить со мною чаю? Обещайте же мне, что придете!

– С большим удовольствием! – ответил Синъитиро, хотя воспринял слова Рурико как приказ.

– В таком случае до скорой встречи. – И она слегка поклонилась.

В зале воцарилась тишина, но Рурико без стеснения направилась по узкому проходу к своему месту, которое находилось в нескольких рядах от Синъитиро. Синъитиро проводил ее восторженным взглядом. Когда Рурико заняла свое место, все сидевшие неподалеку от нее женщины и мужчины приветствовали ее почтительными поклонами, как настоящую королеву.