«Портрет» Эль Греко

Особенно заинтересовал Романа Панасовича Воронов.

Антиквар приехал во Львов как раз накануне преступления. И в день его отъезда из дома Пруся исчез «Портрет» Эль Греко. Случайность? Возможно. Но такие случайные стечения обстоятельств происходят редко...

Воронов выписался из гостиницы в двадцать один час. В тот вечер в Москву уходили еще три поезда — в двадцать один пятьдесят, двадцать три тридцать три и четверть первого.

Следовательно, если антиквар выехал ночным экспрессом, убийца Пруся имел возможность передать ему картину. Но мог убить и сам Воронов.

Козюренко записал в блокноте: «Попросить московских товарищей уточнить, когда и каким поездом прибыл в Москву Воронов. Запрос в Николаев относительно Крутигоры».

— А как со священником? — спросил он у Владова.

Тот подал папку.

Фото... Человек с острым взглядом и шарообразной, как арбуз, лысой головой. Каноник Юлиан Евгенович Боринский. Пятидесяти семи лет. Во время войны и в первые послевоенные годы имел приход в селе Песчаном, откуда родом Прусь. Потом добился, чтобы его перевели в город. Живет на Парковой улице, дом номер восемь, квартира семнадцать. Имеет автомобиль «Москвич».

— Давайте-ка мы с вами, Петр, съездим в автоинспекцию, — предложил Козюренко.

— Простите, еще одно... — Старший лейтенант подал папку. — Рапорт начальника Ковельской милиции. Они нашли тракториста Тимка — Тимофея Васильевича Вальченко. И не только его, а и еще двух попутчиков Семенишина. Все трое опознали его. И подтвердили, что Семенишин действительно ехал с ними в одном вагоне поезда, вышедшего из Желехова в двадцать один час двадцать семь минут восемнадцатого мая. Какие будут указания?

— Верните Семенишину подписку о невыезде.

Поблагодарите ковельских товарищей. И спросите, не забыли ли они извиниться перед Семенишиным?

...Каноник собора святого Павла Юлиан Боринский отдыхал после обеда, когда к нему пришли работники автоинспекции. Домработница — некрасивая пожилая женщина с бельмом на глазу — подозрительно посмотрела на них и заявила, что его милость спят и беспокоить их в такое время неучтиво, особенно из-за мелочей. А мелочами она считала все, кроме церковных дел, так как была убеждена, что настоящая жизнь существует где-то там, на небе, и путь туда открывает ей церковь и лично отец Юлиан. Работники инспекции начали доказывать, что дело у них очень серьезное, когда на пороге появился сам святой отец. Он довольнотаки невежливо отстранил женщину и поинтересовался, что происходит.

Козюренко показал удостоверение старшего автоинспектора.

— Вы — Юлиан Евгенович Боринский? — спросил сурово.

Домработница всплеснула руками, увидев такое непочтение к его милости. Хотела уже вмешаться и проучить нахалов, но каноник остановил ее.

— Ступайте в кухню, Настя, — велел он и пригласил уважаемых гостей в комнату.

Козюренко вынул из планшета бумажку, заглянул в нее.

— Вы — владелец автомобиля «Москвич»? — спросил официальным тоном и назвал номер машины.

Его милость сложил на груди пухлые руки, пошевелил пальцами.

— Да, это моя машина, — ответил он с достоинством.

— Двухцветная, сине-белая? — уточнил Козюренко.

— Да, будьте любезны, сине-белая, — подтвердил каноник.

— Мы расследуем автомобильную аварию, — посмотрел на него Козюренко, — и проверяем все двухцветные сине-белые «Москвичи».

Отец Юлиан сокрушенно покачал головой, как бы сочувствуя работникам инспекции, которым приходится возиться с таким нудным делом.

— Но я же не попадал ни в какую аварию, — развел он руками.

Козюренко не обратил внимания на это возражение. Спросил:

— Вы выезжали из гаража восемнадцатого мая?

Отец Юлиан опустил глаза вниз. Снова сложил руки на груди, пошевелил пальцами. Наконец отвел взгляд от пола, словно прочитал там ответ. Спокойно объяснил:

— Восемнадцатого мая я не мог выезжать, ибо заболел и пролежал целых три дня.

— И у вас есть документ, который засвидетельствовал бы это? — поинтересовался Козюренко.

Каноник поднял глаза к потолку и ответил:

— Разве гражданин инспектор не знает, что мы не берем в поликлинике бюллетеней?

— Но вас же навещал какой-нибудь врач?

— Обыкновенная простуда, — пожал плечами отец Юлиан. — Зачем же беспокоить врача? Я лежал у сестры. Настя как раз уехала домой. Живет она за городом, в Подгайцах, — счел нужным объяснить. — Так что мне и пришлось полежать у сестры.

— И она может это подтвердить?

— Разумеется.

— Ее адрес?

— Вот, будьте любезны, — сладко улыбнулся каноник, — тут рядом. Через два дома над оврагом.

— Может быть, вы проводите нас?

— Ну, конечно. Прошу только немного подождать, пока оденусь.

Через несколько минут они вместе с каноником поднялись на третий этаж старого дома в конце Парковой улицы, упирающейся в Кайзервальд — полупарк-полулес на холмах под Львовом. Сестра отца Юлиана была совсем не похожа на каноника. Сухая, сморщенная женщина лет шестидесяти, с недобрым, пронизывающим взглядом. Она примостилась на диване рядом со старушкой, значительно старше ее.

Козюренко сел на предложенный стул, откашлялся и начал грубовато:

— Находился ли в вашей квартире с восемнадцатого по двадцатое мая ваш брат Боринский Юлиан Евгенович?

Женщина с удивлением посмотрела на каноника.

Козюренко уставился на него — не подаст ли какойнибудь знак?

Но священник даже не смотрел на сестру.

— Да, — ответила та, — Юлиан хворал и три дня пролежал у нас. Вот в этой комнате, — показала она на дверь справа.

— Значит, вы утверждаете, что гражданин Боринский с восемнадцатого по двадцатое мая неотлучно находился в вашей квартире? — переспросил Козюренко.

— Да.

— Кто еще может подтвердить это?

— Я, — кивнула старушка и чуть приподнялась с дивана. — Хворали они и из комнаты не выходили.

— Кто вы такая? — приготовился записывать Козюренко.

— Пелагея Степановна Бондарчук, — охотно пояснила старушка. — Живу я здесь вместе с Катериной Евгеновной.

— Из села она, — вмешалась сестра каноника, — и прописана у меня.

Козюренко, предупредив женщин, что они будут нести ответственность за ложные показания, дал им расписаться под протоколом. Подумал: любопытное алиби. Но надо хотя бы ради формальности осмотреть автомобиль.