Портрет художника в старости

Нос — водить за…, держать по ветру, утереть…

Рот — не лезет в…, хлопот полон… См. также зубы.

Зубы — дать в зубы, язык за зубами.

Ухо — держать… востро, режет ухо.

Также хлопать ушами.

Туловище

Грудь — лучше груди, женские.

Бок — лежать на боку, выходить боком.

Спина — нож в…, спина ноет, гнуть…

Живот — надорвать…, худой живот без еды не живет.

Сердце — горячее, болит, доброе и т. д… Особо: сердце не камень.

Печень —? Печенка?

Почки — затруднительно. Разве что камни в…

Хороший оборот: набухли почки (на деревьях).

Рука — руку моет, длинная и т. д.

Низ

Зад(ница) — идти в…, старая…

Бедро — покачивала бедрами.

Член — дружок, ствол и т. д.

Кроме того — член комитета.

Яички — не яйца. Можно обыграть.

Нога — прищемить…, одной ногой в могиле.

Пятка — душа в пятки, засверкали пятки.

Nota bene: ахиллесова пята.

(Можно использовать! Кое-что вполне звучит).

Сюжет, выстраивай сюжет! Или хотя бы план, черт тебя подери!

УРОК АНАТОМИИ

Новый роман

ЮДЖИНА ПОРХУ

— Неплохо. Броско и точно.

— Ну да, поэтому я и остановился на нем. Мне понравилось.

— Как и всем другим.

— Другим? — возмутился Порху. — Кому это — «другим»?

— Которые уже его использовали. Думаешь, ты первый, кто придумал это название?

— «Урок анатомии»? Для романа?

— Угу. С ходу вспоминаю два, которые мы выпустили за время моего пребывания здесь, — сказал Пол, который почти сорок лет с редкими перерывами был редактором Порху. — Если покопаться, то еще с десяток наберу. Но ты не смущайся. Название на данном этапе не играет роли. Ты сюжет подавай.

— Ты прав, название пока не играет роли. Хорошо, что ты мне напомнил. Но я заготовил парочку других, по-моему, тоже удачных. Одно — «Сверху донизу»…

— А другое?

— Пожалуйста, не перебивай. Другое — «С головы до пят». Как — нравится? И еще одно есть — «В печенках сидит».

— Хорошо звучит. Даже смешно.

— Оно меня и подтолкнуло.

— Ну и оставь это название.

— Вряд ли. Не сочти меня за дурака, но «печенка» не звучит. Ни с чем не перекликается. У «печенки» нет литературной истории. «Живот» и то лучше. Но и он не вписывается в канву, в композиционный костяк.

— Какую канву? Какой костяк?

— Я так и знал, что ты спросишь. Структурный костяк, понимаешь? Смотри, вот моя задумка — роман, построенный как анатомический плакат, как топография человеческого тела, улавливаешь? Каждая глава соответствует какому-нибудь органу, части человеческого тела…

— Мужского или женского?

— Пожалуйста, не перебивай, сам собьюсь. Конечно, мужского, но, возможно, с комедийными выходами на женское. Эротико-комический элемент не помешает. А уж действие само по себе будет раскручиваться… Примерно то же самое, что Джойс сделал в «Улиссе» с Дублином. Только у него город, а у меня человеческое тело. В основном экстерьер, улавливаешь?

— Ты что, шутишь?

— Напрасно стараешься, не смешно. Я не шучу.

— Насколько я припоминаю, Джойс не старался охватить весь Дублин. Он взял часть города, где живут его герои, вот и все.

— Ты не прав, но об этом в другой раз. Итак, я выстраиваю композицию по форме человеческого тела. Сверху донизу, с головы до пят. На последних страницах — нога, спотыкающаяся о порог, намек на продырявленную пятку Ахилла. Это в том случае, если я настроюсь на несчастливый конец. Если же захочу закончить на оптимистической ноте, указать на возможность спасения биологического человека и человеческой цивилизации, нога перешагнет порог. Ну как? Я использую человеческое тело, как Джойс использовал «Одиссею». Это будет композиционный костяк.

— Ты с ума сошел.

— Нисколько. С чего ты взял?

— Впрочем, нет, не сошел. Это у тебя хроническое. Джойс сам талдычил, что в основе его книжицы лежит «Одиссея». Иначе никто не догадался бы об этом. Надо же было придать своему авангардистскому «эпосу» этакую снобистскую многозначность. И оправдать темные главы, которые никто не читал и читать не будет.

— Где ты понабрался подобных идей? — сухо спросил Порху.

— У тебя, дорогой, у тебя. Я лишь повторил почти слово в слово то, что ты писал в какой-то рецензии несколько лет назад. Забыл?

— Да-да, что-то было. Не думал, что ты помнишь.

— Какая хоть тема у тебя будет? Какое содержание?

— Я знал, что ты это спросишь. Ни темы, ни сюжета у меня пока нет. Но это все вторично. А содержание моего романа, как и в джойсовском «Улиссе», — это сам роман.

— Роман как действующее лицо романа — прелестно! Ну, а люди, герои?

— Потом придумаю. Это нетрудно.

— Насколько я помню, «Улисс» порядочно населен. Сам Леопольд Блум, его сыночек, умерший младенцем, папочка-самоубийца, дочка-шлюха — если вообще существует такое понятие, женушка, которую в тот день сзади ублажает Буян Бойлан, и она три раза доходит. Вообще клубнички — хоть отбавляй. Ничего этого у Гомера нет. И, конечно, Стивен Дедал, который выветрился из нашей памяти, — с ним тоже что-то происходит. А у тебя кто?

— Чего ты цепляешься?

— То и цепляюсь, что ты пришел за советом.

— Да я тебе десяток мертвых младенцев наделаю, вместе с папочками-самоубийцами. Могу даже породнить их с джойсовскими, конечно, в историко-литературном плане. Это мне раз плюнуть.

— Хорошо, наделаешь, породишь. А пока?

— Пока? Пока думаю.

— Пока ты думаешь, я тебе вот что скажу. Не знаю, как ты примешь. В конце года я ухожу.

Блин, подумал Порху.

— Как, и ты тоже? Пол, что происходит? Рак, Паркинсон, сердце?

— Ничего подобного, — ответил Пол. — По чести сказать — меня уходят. Ты не единственный, кто состарился.

— Как они узнали, что ты состарился?

— Заглянули в выплатную ведомость. Я порядочно в этом кресле просидел. Они произвели несколько простых арифметических действий и увидели, что на мое место можно нанять полсотни свежеиспеченных университетских гавриков.

— Да, но твой опыт… разве им не нужен твой опыт?

— Кому он нужен, мой опыт? Во всяком случае, не тем, которые наверху. Для них я просто винтик… Кто же еще уходит? Ты сказал: «И ты тоже?»