Портрет мертвой натурщицы

— Ни фига, — мужик сплюнул. — Нет тут вашего преступника. Лежбище его нашли, место, где он последнюю жертву приковывал… А самого и след простыл. Мы, конечно, территорию оцепили, но ведь, блин, леса и темно, хоть глаз выколи.

Андрей тяжелым взглядом посмотрел на Машу:

— Что, скажешь, твой герой убежал дорисовывать?

Маша медленно покачала головой:

— Не мог он далеко уйти. Тут одно из немногих мест, где он чувствует себя, как дома. Надо дождаться утра, и…

— Хм, — Андрей помахал рукой мужику и дал задний ход. — Есть у меня здесь одна знакомица…

Андрей

В доме было уже темно, и когда Андрей стал ломиться в ворота, сначала залаяли собаки, заметавшиеся в темноте серыми тенями вокруг будок, а потом зажегся свет, и на крыльцо, зябко кутаясь во все тот же дневной синий платок, но в ночной рубашке, вышла соседка.

— Кто тут? — вгляделась она в два силуэта рядом с урчащей машиной на дороге. И прикрикнула на собак: — Да тише вы, ироды!

Лай сразу прекратился.

— Прошу прощения, — громко сказал Андрей. — Я из полиции. Мы с вами беседовали сегодня утром.

— Так двенадцатый час уже, — нахмурилась женщина. — Вы что, в дом пройти хотите?

— Нет, что вы. Просто приехали поинтересоваться: помните, вы мне рассказывали, как с Васей играли в местных лесах?

— Ну, — на лице у женщины, подсвеченном с одной стороны светом из окна, явственно читалось недоумение. — Было дело.

— Вы еще говорили про монастырь поблизости… Разрушенный.

— Благовещенский, что ль?

— Он самый. Не знаете, как туда проехать?

— Сейчас, что ль? — Женщина вытаращила глаза.

— Да, будьте добры, — Андрей был сама любезность.

— Так это… Прямо, потом налево первый поворот, та улица в лесную тропинку упирается. И потом по той тропе чесать еще с километр. До речки. А там — справа. На пригорочке, — она подняла голову и уставилась на небо. — Только вы там мало что увидите — небо-то затянуло совсем.

— Ничего, мы справимся, — Андрей помахал рукой, не уверенный, что его видно с крыльца. — Спокойной ночи.

— Ага. — Ошарашенная баба зашла внутрь и захлопнула дверь.

А Андрей с Машей доехали до леса, где в темноте, по обещанию, должна была виться тропинка, и остановились. Андрей повернулся к Маше:

— Дальше я сам. У меня в машине теперь аж два фонаря, так что все, что надо, найду. И ребят вызову. Никакого риска.

— Раз никакого риска, — саркастично заметила Маша, — и целых два фонаря — один из них — мой. И я пойду с тобой.

— Риска нет, но холодно и мокро, — возразил он.

— Холодно, мокро и темно, — поежилась Маша. — Но я все равно иду с тобой.

— Понравилось меня спасать? — поднял бровь Андрей.

— Ага. Привычка — вторая натура. — Маша толкнула дверь и вышла.

Яковлев пожал плечами: упрямая как вол, девица — Мария Каравай. И ведь не скажешь ничего: и правда спасла. С другой стороны, оставлять ее одну на обочине деревенской дороги с непонятно где разгуливающим маньяком — тоже не хотелось.

— Ладно, черт с тобой. — Он открыл багажник и вытащил из него фонарики. — Пошли.

Маша

Километр через лес показался ей бесконечным, тем более что Андрей не переставал зудеть над ухом: то «Что у тебя на ногах? Надеюсь, теплые сапоги?», то «Надень капюшон, иначе простынешь».

Осенняя грязь подсохла, тропа была твердой широкой, без особых вывертов, чуть припорошена снегом. Тревожно стучали на ветру голые ветви деревьев, и откуда-то сбоку доносились невнятные звуки: то ли зверь пробегал, то ли птица шарахалась в кустах. Маша, хоть и не была трусихой, крепко держалась за Андрееву теплую руку.

И испытала невероятный подъем, оказавшись около речки. Соседка Бакрина была не права: после полной непроглядности леса луна, хоть и плыла где-то за пеленой облаков, но вполне обозначала вехи пути: холм справа, силуэт полуразвалившейся колокольни. Тропа вывела их на песчаную поселковую дорогу: одним концом та упиралась как раз в монастырь, а другим — в едва видневшийся отсюда мост через речку. Дорога — серая в темноте — контрастировала с черной травой и непроницаемой стеной оставшегося позади леса, будто вырезанного из черной бумаги. Андрей выключил свой фонарь, кивнул Маше на дорогу: с колокольни открывается неплохой вид. Если их парень — там, то хорошо бы не вспугнуть его лучами фонарика.

И они пошли в горку, ориентируясь на осыпавшиеся зубцы колокольни. Вдруг Андрей резко остановился: они уже подошли к некогда существовавшим воротам. Отсюда была видна как на ладони, вся чуть накренившаяся масса колокольни.

«Судя по пропорциям, — подумала Маша, — здесь когда-то было четыре этажа». Но два последних, с колоколами, уже обрушились. И теперь в небо смотрит остов. На верхней площадке еще частично сохранились стены, но уже нет крыши. И вот оттуда-то шел вполне себе уютный дымок. А в узкие, сохранившиеся лишь на треть оконца отсвечивало пламя.

— Он там, — шепотом произнесла Маша. — Отогревается после тяжелого дня.

Андрей молча показал на основание башни: к старым беленым кирпичам, слегка светящимся в темноте, был прислонен уже знакомый им мопед.

Андрей отошел обратно за монастырскую стену, достал рацию и тихо в нее произнес:

— Бакрин в Благовещенском монастыре. В колокольне. Пошел за ним, жду подмогу.

— Посылаем, — услышала Маша. А потом увидела, как Андрей достал «макарова» из кобуры. И второй — совсем маленький пистолет — из внутреннего кармана.

— Просто Рэмбо какой-то, — дрожащим то ли от страха и холода, то ли от обилия адреналина голосом сказала она.

— Жди меня тут, — не отреагировал он. — Будь готова. Если побежит — стреляй.

И он вложил пистолет ей в ладонь. Маша кивнула: стрелять она не умела. Но могла им в крайнем случае напугать. Если Бакрин, конечно, окажется из пугливых. Все ж таки не бандит, художник. Она перехватила пистолет обеими руками: несмотря на свою миниатюрность, тот был много тяжелей, чем ей казалось. А когда подняла глаза — Андрея рядом уже не оказалось. Ее смущала и одновременно восхищала эта его способность к внезапной грации: только что стоял рядом, вроде как обыкновенный мужчина не сильно спортивного сложения. А через минуту — и пожалуйста, что твой леопардна охоте. Она выглянула из-за стены и не сразу, но различила знакомый силуэт у самой колокольни. Андрей на несколько секунд застыл в проеме двери и — исчез.