Портрет моего сердца
Шрифт:
Разбудить герцога Ролингза!
Он несколько раз стукнул в дверь и быстро отскочил, будто створка могла ударить его в ответ.
Прошло две или три минуты. Наконец дверь отворилась, явив взгляду большую комнату с плотно зашторенными окнами, выходившими на Гайд-парк, и стенами, выкрашенными в приятный серебристо-зеленый цвет с коричневато-лиловым бордюром.
С упавшим сердцем Эверс посмотрел в глаза Питерсу, камердинеру его светлости. Молодой человек, видимо, не имел никакого опыта услужения джентльмену, к тому же у него была только одна целая нога: правую ниже колена он оставил в каком-то
— Чего тебе надо, приятель? — изумленно прошипел камердинер. — Тебе ведь известно, что полковник еще спит!
Прежде чем Эверс открыл рот, чтобы выразить негодование обращением «приятель», из глубины комнаты раздался звучный голос:
— Полковник спал.
Питерс ухмыляясь обернулся к дворецкому.
— Ну ты влип. Не знаешь, что никто не смеет будить полковника? Смерти захотел?
— В чем дело, Эверс? — надменно полюбопытствовал герцог.
— Он ведь нездоров, — тихо пробормотал камердинер. — Ему нужен сон…
— Я бы не осмелился тревожить сон его светлости, если бы не крайние обстоятельства.
— Крайние обстоятельства?
Эверс уловил насмешку в голосе хозяина, и впервые с того момента, как он полчаса назад отворил парадную дверь, в нем проснулась надежда, что, возможно, он сохранит должность… даже став вестником беды.
— Если обстоятельства настолько крайние, что Эверс счел необходимым меня разбудить, тебе, Питерс, лучше его впустить.
Недовольно поджав губы, тот отступил, убрав с порога деревянную ногу, и дворецкий гордо прошествовал в спальню. Однако Эверса охватил ужас, когда он увидел человека, раскинувшегося на кровати с балдахином. Только долгие годы муштры не дали ему разинуть рот от изумления, но не удержали от восклицания: «Господи Боже!»
— Ладно, Эверс, — насмешливо улыбнулся Джереми. — Ты наверняка видывал и похуже.
Тот взял себя в руки, пересек тускло освещенную комнату, стараясь не наступить на раскиданные по полу вещи, свидетельства попыток камердинера распаковать сундуки герцога.
— Не совсем, ваша светлость, — чопорно отозвался дворецкий. — Надеюсь, вы простите меня, если я позволю себе послать за врачом. Дальше по улице живет отличный доктор Уоллес, который явится моментально.
Джереми был потрясен его словами… насколько может быть потрясен человек в остром приступе лихорадки.
— Прикуси язык, Эверс. Сейчас доктора ничем не смогут помочь. Мне нужно пропотеть, и через полчаса я буду в порядке.
— Он прав, мистер Эверс. — Камердинер прикрыл дверь в спальню и проковылял к сундуку, от распаковки которого его оторвали. — Приступы накатывают на полковника и так же быстро проходят. Не удивлюсь, если он встанет и к ужину будет в форме.
— Кстати, об ужине. — Полуголый Джереми откинулся на груду подушек такого вида, словно их скручивали в жгут. — Что делает вечером Мэгги?
Вопрос застиг Эверса врасплох.
— Мисс Маргарет, ваша светлость? — пробормотал он. — По-моему, ее служанка упоминала, что мисс Маргарет и месье де Вегу сегодня присутствуют на котильоне графа Олторпа.
— Что? — Джереми резко
сел. — Ты хочешь сказать, что ее сопровождает этот лягушатник?— Да, ваша светлость. Ведь он в конце концов ее жених. Ваша светлость, могу ли я посоветовать вам надеть рубашку? Когда человек страдает от лихорадки и у него жар, обычно рекомендуется…
— Верно, — произнес Джереми, откидывая простыни и являя себя полностью обнаженным. — Питерс, изволь подать мой мундир.
Потрясенный дворецкий быстро отвел глаза, но не смог удержаться от упрека:
— Ваша светлость! Я все-таки думаю…
— Парадный мундир, полковник? — осведомился Питерс.
Он доковылял до широкой герцогской кровати и, ухватив Джереми за мускулистую руку, помог ему перебраться на край.
— Парадный! — буркнул Джереми, спускаясь по ступенькам лесенки с крутых высот фамильного ложа. — Еще мне понадобится шпага, белые перчатки и ордена…
— Неужто, полковник? Ваши ордена? Все-все?
— Все до единого, — подтвердил голый Джереми, выпрямляясь во весь рост. Дворецкий взирал на него с почтительным ужасом. — Благодарю тебя, Эверс. Можешь идти.
— Но… в-ваша светлость! Вы же не собираетесь выехать…
— Конечно, собираюсь, Эверс. Я вдруг почувствовал желание нанести визит графу Олторпу.
— Но… — Эверс потряс головой, как собака, отряхивающаяся от воды. — Ваша светлость, я должен возразить. Совершенно очевидно, что вы нездоровы. С вашей стороны будет просто безумием выходить из дома в такой холод.
— Старина, — презрительно сморщился Питерс, накидывая на широкие плечи хозяина чистую белую рубашку. — Возьми себя в руки. Ты забыл, с кем говоришь?
Дворецкий принял оскорбленный вид.
— Я, безусловно, это помню. Я говорю с семнадцатым герцогом Ролингзом.
— Ничего подобного. Ты разговариваешь с полковником Джереми Ролингзом. А полковник не боится никого и ничего. Что доказывают его многочисленные регалии!
— Питерс, сапоги начищены? — осведомился герцог.
— Черствым сухарем, полковник, — отвечал тот, разворачивая бежевые панталоны. — В точности как вы любите.
— Отлично. — Хотя Джереми удалось справиться с нижним бельем без посторонней помощи, но чтобы натянуть узкие брюки и не упасть, ему пришлось опереться на плечо камердинера. — Эверс, вели подать мой экипаж сразу после отъезда Мэгги. У нас еще имеется та пара серых, которую дядя выиграл у принца Уэльского?
— Да, ваша светлость. Но…
— Превосходно. — Джереми натянул великолепно сшитый красный мундир. Тяжелые золотые эполеты сверкнули, когда Питерс расправил свисающую бахрому. Герцог оглядел себя в зеркале, поправил черные локоны упавшие ему на лоб, и приказал: — Меня повезешь ты, Питерс.
— Конечно, полковник. Думаю, что не забыл, как проехать по Лондону, хотя времени прошло немало.
— Ваша светлость! — воскликнул Эверс. — Вы же нездоровы! Я должен настоятельно просить вашего разрешения послать за врачом. Вам следует нынче вечером остаться дома и отдохнуть! Милорд, вы ужасно выглядите!
— Неужели так плохо? — удивленно спросил Джереми. — Ну, это потому, что Питерс еще не прикрепил мои награды. Подожди и увидишь, засверкаю, словно вдова бриллиантами.
Но Эверс не сдавался: