Портрет неизвестной. Часть1

– Нэ согласен! – возразил Ашот, – мне пятьдесят просент надо! Я люстра вешал, дырка в потолок делал!

– Ты лучше помолчи, а?! Передовик производства! Если бы не ты, мы бы спокойно уже разошлись и думать забыли бы про это. А так, все праздники коту под хвост! – В сердцах ответил ему Василий.

– Мог же люстру эту придержать, пока вешаешь, или крюк этот подергать. Он же, как выяснилось на честном слове держался! А ты, скорей, скорей – торопыга хренов!

– Хватит ругаться, в самом деле, что сделано – то сделано. Нужно, хотя бы приблизительно, оценить стоимость найденного. – сказала Лиза. – Давайте я покажу эти предметы своей подруге Светке, она в антиквариате разбирается.

После того, как Лиза сфотографировала подсвечники во всех ракурсах, все клейма, письмо, приложенное к кладу, коробку в которой все это находилось. Она попрощалась с рабочими и отправилась к выходу.

– Давай, мамзель Елизавета, если что узнаешь – звони. Я завтра с Амалией свяжусь, расскажу ей про потолок, а про клад пока рассказывать не буду. Посмотрим, как дело будет дальше развиваться.

– Окей, Василий, держи меня в курсе. – Ответила Лиза, уже стоя в дверях.

Спускаясь по парадной лестнице старинного дома, она все думала об этой загадочной записке. И сколько она не думала – никаких умных мыслей не появлялось.

Улица встретила Лизавету обычной Питерской сыростью и серостью. Зима в этом году не отличалась ни от прошлой, ни от позапрошлой зим. В последние годы средняя температура +3°С градуса держалась с октября по май. Правда в особо холодные дни, столбик термометра преодолевал психологическую отметку 0°С и спускался, ненадолго, к отрицательным значениям. Но это было так робко и так редко, что почти неправда. Никакого снега – черная, неуспевающая промерзнуть грязь и полузамерзшие лужи. Через несколько дней таких «сильных» морозов наступала опять оттепель, и лужи вновь переходили в свое обычное жидкое состояние. Отсутствие морозов с лихвой компенсировалось пронизывающим холодным ветром. Погода застряла в самой своей неприятной фазе «ни то ни се». Да и природа решила снова не устраивать жителям города новогоднего настроения. Острый дефицит снега и мороза прямиком вел к депрессии и унынию.

Под ногами предательски хлюпало, сверху сыпала аэрозоль нано-дождя. Лиза поправила шарф, намотанный на шее, и натянула пониже на глаза теплую вязаную шапку, по глубже засунула руки в карманы куртки, для того чтобы ветер, даже и не думал, что он сможет пробраться в рукава. Хорошо, что машину она сумела поставить не так далеко от этой злополучной квартиры. А там, в машине, хорошо, там – климат-контроль и термос с кофе, который может быть, даже еще и не остыл. Тут только девушка вспомнила, что со всеми этими событиями совсем забыла пообедать. Ну что ж, не привыкать, такова доля свободного художника – быть вечно голодным и в вечном поиске.

Наконец она добралась до припаркованной машины, бросила на соседнее кресло, рядом с водительским, свою сумку, и уселась за руль. Потом, не поворачиваясь, протянула руку назад и попыталась отыскать там, на заднем сидении, оставленный в машине термос. А там, на заднем сидении, как всегда, кроме термоса валялись кучей образцы плитки, каталоги сантехники, и даже одна паркетная доска из натурального дуба. Лизавете приходилось все это возить с собой, потому что машина была ее «мобильным офисом». На ней она моталась между объектами и на встречи с заказчиками, согласовывала с ними разные материалы. Вот как раз эти самые керамические плитки, паркеты и унитазы. Наконец термос был найден. Девушка с удовольствием отвинтила крышку и вдохнула запах крепкого кофе. Как хорошо, – подумала она, – что на свете все-таки есть что-то безоговорочно приятное, можно, хотя бы 10 минут посидеть, отбросив все неприятности и просто выпить чашку кофе.

Но, как ни хотелось не думать о последних событиях, мысли непрестанно возвращались к люстре и кладу. Она все думала о находке, и в голове снова не находилось ни одного возможного объяснения. Вздохнув и закрыв термос, она бросила его опять на заднее сидение. Потом завела машину и покатила на Васильевский остров в свою Alma Mater в Академию Художеств, в которой теперь работала Светка, искусствовед, и по совместительству близкая Лизина подруга. По дороге она остановилась у «Колобка», так называлась пирожковая, располагавшаяся, сколько хватало Лизкиной памяти, всегда на углу улицы Чайковского и проспекта Чернышевского. В этом двухэтажном раю жареных, печеных и слоеных пирожков она купила целый пакет сдобных булочек с корицей и с маком. Не ехать же к подруге с пустыми руками. Затем вырулила на Шпалерную и покатила в сторону Васильевского острова.

На Дворцовом мосту, украшенном к празднику гирляндами и фонариками, как всегда, была пробка. Пока толкались на месте Лиза успела налюбоваться на Стрелку Васильевского острова и на Ростральные колонны, обкрученные лампочками. На самой макушке у этих колонн были пристроены праздничные украшения, от чего создавалось впечатление, что на Ростральные колонны одели абажуры. И теперь на Стрелке стояло два торшера Мюрхульт из ИКЕИ. Размах декорирования города к Новому году поражал воображение: километры светящихся шнуров, мерцающие звезды и огромные шары сияющие шары. Ветви старинных деревьев в сквере перед Зимним дворцом были увиты светодиодами. Вместо фонтана переливалась всеми цветами радуги странная конструкция, которая должна была, видимо, обозначать ледяные замерзшие струи. И все это великолепие отражалось как в зеркале – в чернильной темноте невских вод. Река даже и не задумывалась еще о том, чтобы замерзнуть и покрыться льдом, да и прогноз погоды не обнадеживал новостями, никаких морозов и, боже упаси, снегопадов пока в ближайшем будущем не предвиделось. Коммунальные службы нервничали и, не знали, чем заниматься то ли закупать новую снегоуборочную технику, то ли распродавать старую.

Новогоднее настроение, в свете последних событий, окончательно испарилось. Мигающие разноцветные лампочки праздничных гирлянд не улучшили общее состояние Лизиной души, а наоборот – раздражали. Вспомнив, что так еще и не договорилась со Светланой о встрече, она взяла телефон и набрала номер своей подруги.

– Светик, привет, с наступающим Новым годом! – ответила Лиза после Светкиного «Алло», – а я к тебе как раз направляюсь. Ты еще не ушла?

Светлана задумалась на секунду и ответила, – Я на месте, подъезжай, мы тут с Вероникой Альбертовной на кафедре сидим, чай пьем.

Вероника Альбертовна – доцент кафедры истории зарубежного искусства – элегантная дама с профилем и манерами патрицианки, не то, что Светка, знающая об этикете все, но как правило его не придерживающаяся.

– А я на мосту стою, тут, как всегда, авария в правом ряду, так не проехать не объехать. Дождитесь меня обязательно, я скоренько.

Наконец Лизавете удалось преодолеть этот сложный участок дороги. И в скорости она уже неслась по Университетской набережной. Место, где можно было оставить автомобиль нашлось около мозаичной мастерской на 3-ей линии. Машина мигнула лампочками, запирая замки, и Лиза, помахивая бумажным пакетом с ароматной сдобой, направилась в сторону Невы. Выйдя на набережную, Лизавета, как всегда, полюбовалась пейзажем. Вид на купол Исаакиевского собора, золото которого поблескивало, подсвеченное прожекторами, на фоне низких серых туч, был величественен и строг. Река спокойна как зеркало и в ней отражались нарядные фасады Адмиралтейской набережной. Египетские сфинксы равнодушно застыли темными каменными глыбами, охраняя вход в храм искусства – в Академию Художеств. Лиза любила это место, оно подпитывало ее внутреннюю эмоциональную батарейку, и даже новогодняя мишура не испортила вида.

Лиза сколько раз ни приходила сюда, столько раз сердце ее замирало перед входной дверью из светлого дуба, ей всегда казалось, что за этой дверью время течет не так как снаружи. Эта дверь была как-бы границей между суетной реальностью и миром искусства. Представлялось, что там, за дверью не было мелочного мельтешения, мысли текли неспешно и величаво. Но, конечно, все это было лишь ее фантазией. Академия Художеств вместе со всей вселенной тоже вступила в третье тысячелетие, со всеми его атрибутами. Взявшись за знакомую бронзовую ручку, отполированную многими сотнями рук художников, Лизавета толкнула дверь и вошла. Миновав круглый тускло освещенный вестибюль, встретивший едва уловимым запахом свежей масляной краски и растворителя, девушка свернула налево. И быстро дошла до гардероба, где сдала свою куртку хмурому бородатому мужчине в синем сатиновом халате. Гардеробщиками здесь, как правило, служили парни или девушки, которым еще не посчастливилось пополнить ряды студентов, но мечтающие все же поступить на следующий год. Этот гардеробщик буркнул ей что гардероб работает до девяти вечера, и если она хочет получить свою одежду, то должна постараться не опаздывать. Миновав гардероб, с его строгим стражем, Лиза остановилась у большого, во всю стену, зеркала в массивной раме, пригладила растрепавшиеся волосы, и начала подниматься по винтовой каменной лестнице.

На втором этаже располагался факультет живописи и запах «присутствия художников» тут уплотнялся до максимума. Лизавета преодолела еще несколько витков каменной лестницы и поднялась на третий этаж. Здесь, на этом этаже, в течение шести лет она постигала тайны профессии архитектора. Дальше по коридору, вымощенному квадратными каменными плитами, до белой филенчатой двери с номером 10*. Уверенно толкнув дверь, прошла вдоль выставленных работ лучших выпускников, отметила, что ее проект все еще висит на своем месте, она оказалась в святая святых – за шкафом, где на удобном диванчике сидели две академические дамы. На столике перед ними стояли чашки с недопитым чаем и почти съеденный тортик.