Портреты

Последовательно, но плохо! Однако и в варианте 19. Re1 Qd7 20. b3 f6 положение белых нелегкое.

19. … Nc5-d3!!

Рагозин меняет ферзя и коня на две ладьи – по номинальной цене фигур он проигрывает 2 очка. Но зато оставшиеся у черных ладьи и слоны в связи с неудачным положением белого короля приобретают большую конъюнктурную цену! У белых нет выбора.

20. c2:d3 Qc7:c1+

21. Ra1:c1 Rc8:c1+

22. Bg2-f1 Rf8-c8

Черным некуда торопиться – все их фигуры отлично расположены (нельзя играть 23. de ввиду 23… Bc4).

Здесь я настолько был потрясен всем ходом событий, что растерялся и немедленно проиграл партию. У черных две неприятные угрозы: 1) Rc1-a1-a2 (или после Rc1-a1 сыграть Rc8-c1) и 2) Rc1-d1 и Rc8-c1 – в случае Qe2-b2, когда белые парируют первую угрозу. Конечно, первая угроза неприятна, но все же следовало играть 23. Qd2 ed 24. Ве3 Ra1 – это было меньшим злом. Парируя ход Ra1, белые допускают худшее…

23. Qe2–b2 e4:d3

24. b4-b5

Отчаяние. Спасения уже нет.

24. … a6:b5

25. a4:b5 Rc1-d1! Здесь ладья неуязвима. Грозит либо Rc8-c1, либо Rc8-a8-a1.

26. Nd4-c6 Be7-f8

27. Bf2:b6 d3–d2! Пешка проходит в ферзи.

28. Qb2-c2 Bd5-f3. Белые сдались.

Теперь читателю, вероятно понятна стала проблема «Рагозин»; мне лично она стала ясна после этой партии!

Во время войны Славе Рагозину было нелегко – он перенес блокаду Ленинграда, находясь в рядах Советской Армии. Вскоре после войны он добился выдающихся практических успехов: получил звание гроссмейстера после выигрыша матча у И. Бондаревского и завоевал второй приз в турнире памяти Чигорина (опередив Кереса, Смыслова Болеславского, Котова, Бондаревского, Глигорича!). Одновременно завоевал он и общее признание.

В 1947 году на историческом конгрессе Международной шахматной федерации в Гааге В. Рагозин представлял советскую шахматную организацию. Там советские шахматисты вступили в ФИДЕ, и там было утверждено решение о проведении матч-турнира на первенство мира… На протяжении 15 лет Рагозин – вице-президент ФИДЕ.

Последние годы болезнь подкрадывалась к В. Рагозину, и силы его оставляли. Он уже не мог с успехом выступать в турнирах, но нашел выход: стал играть по переписке и завоевал звание чемпиона мира. Последние месяцы он быстро слабел, но продолжал живо интересоваться шахматными новостями…

Следует полагать, что читатель найдет в книге Рагозина немало интересного. Не все партии равноценны, это же относится и к примечаниям. Но это рагозинские партии – они не похожи на «обычные» партии. В. Рагозин не успел подготовить книгу к печати. Эту работу выполнили его друзья; они старались бережно относиться к его мыслям, к его творческому наследию.

Александр ИЛЬИН ЖЕНЕВСКИЙ

Стокгольм, 1926 год. Вечером в номере, где живем мы с Ильиным-Женевским, собирается многочисленная компания. Есть хочется, а на ресторан денег уже нет. Собирается мелочь, и добровольцы идут за хлебом и сыром. Набиваем рты. Стук в дверь, и появляется Людвиг Кольин, президент Шведского шахматного союза. Он в смущении останавливается, но делает вид, что все в порядке.

– Как вам понравился Стокгольм?

– Прекрасный город, – отвечает Ильин-Женевский (Александр Федорович свободно говорил по-французски); он уже успел проглотить свой бутерброд.

С Ильиным-Женевским мы подружились, вместе жили и в Гельсингфорсе. С изумлением я наблюдал, как Александр Федорович разделся и стал обматывать себя дамскими чулками – выполнял заказ жены (в те годы хороших чулок отечественного производства не было), а мужчинам дамские вещи провозить было запрещено таможней. Несмотря на протесты, ту же процедуру он совершил и со мной. Белоостров (тогда там была граница) мы проследовали благополучно. Угрызений совести я не испытывал – приятно было помочь новому другу!

Этот эпизод с чулками при публикации в журнале «Юность» был вычеркнут по настоянию редакции. Мне объясняли, что это необходимо, ибо тогда шло «усиление» таможенного контроля… Я не стал спорить с этими «смелыми» людьми.

Ильин-Женевский был человеком необыкновенным. Родился в дворянской семье, был исключен из гимназии за революционную деятельность и вынужден был уехать в Швейцарию для окончания образования. Там он объехал на велосипеде вокруг Женевского озеpa и, победив всех своих шахматных противников, взял себе вторую фамилию. Все это он описал в замечательной книжечке «Записки советского мастера». Во время Первой мировой войны Александр Федорович был отравлен газами, контужен и на время потерял память – ему пришлось заново учиться играть в шахматы. После фронта у него появилось нервное подергивание: он быстро-быстро и с размаху потирал себе руки, сплевывая при этом через левое плечо (на незнакомых людей это иногда неприятно действовало). Он обладал ангельским характером, удивительно порядочный человек был. Не прощал только плохого отношения к шахматам. В 1925 году стал мастером и через несколько месяцев на международном турнире в Москве выиграл сенсационную партию у Капабланки.

Относились мы друг к другу сердечно, хотя однажды я сделал Александру Федоровичу превеликую гадость. Было это в Одессе, во время чемпионата СССР 1929 года. Ильин-Женевский поделил в четвертьфинале первое место, но по коэффициентам не вышел в полуфинал. Тогда председатель турнирного комитета Н.Д. Григорьев решил исправить дело: собрал всех участников (всего около 40) и предложил включить Ильина в полуфинал, если ни один участник не возражает.

Нашелся 18-летний юнец, который заявил, что регламент – закон и нарушать закон нельзя; Александр Федорович тут же покинул Одессу. Никогда он меня не упрекал за этот поступок; видимо, понимал мой характер.

В 1933 году Ильин-Женевский был советником полпредства СССР в Праге, естественно, общался с чехословацкими шахматистами, в том числе и с чемпионом страны. Сало Флор всегда отличался предприимчивым характером – тогда он был шахматной надеждой Запада – и, рассчитывая, по-видимому, на нетрудную победу предложил сыграть матч с чемпионом СССР Женевский послал два письма: одно – Крыленко, а второе – Вайнштейну для меня. Он был в восторге от предложения Флора и верил в успех советского чемпиона.

В 1941 году Александр Федорович погиб от немецкой бомбы в Новой Ладоге (что у Ладожского озера).

Абрам МОДЕЛЬ

Искусный аналитик

Не стало Абрама Яковлевича Моделя. Ушел последний из числа тех, кто родился в прошлом веке, а завоевал звание шахматного мастера после Октябрьской революции.

Первую партию мы с ним сыграли летом 1925 года в шахматном клубе Ленинградского Дворца труда, в турнире I категории. Вообще же мне сначала довелось ближе узнать человеческие, а не шахматные качества Абрама Яковлевича. Это произошло в ноябре 1926 года, когда оба мы были участниками матча Ленинград – Стокгольм. Модель отличался жизнерадостностью, находчивостью, быстротой соображения и реакции. Последнее он доказывал неизменным трюком: приставлял свою раскрытую правую кисть руки ладонью вверх к так же раскрытой ладони добровольца-скептика, клал монетку на чужую ладонь и командовал – раз, два, три… На счет «три» скептик должен был зажать монетку в своем кулаке, но она всегда оказывалась в кулаке Моделя. Этот «фокус» Абрам Яковлевич повторял с кем угодно и сколько угодно раз.