Порубежье

— Смотри Вторак, какова ширина укоса, полторы сажени не меньше, Махнул- шаг, махнул–шаг. Не сгибаясь. Да один человек с такой косой десятерых с серпами заменит.

Подмастерье, почесав вихрастую репу, сказал:

— Да это тоже копьё, токмо согнутое, да жало подлиннее. До завтрашнего утра, ежели тятя дозволит, я управлюсь боярич.

— Добро. Только вот эту сторону оттянешь до остроты и подправишь бруском, а эту сторону подогнёшь на палец высотой. Понял ли?

— Понял, понял боярич, я и рукоять сделаю подлинше, разные же люди косить будут.

Грёбанная Война! Куда ни кинь, всюду ёжики. Железа доброго, как объяснил мне Добродей, а он служил ключником у деда, в запасах мало. Как оказалось, в нашем обозе везли железо, медь, ткани, верёвки, выделанные кожи и немного оружия. Шли попавшие в долги по разным причинам и выкупленные на дедовы деньги мастера с семьями. Молодые и старые, многодетные и одиночки. Все уже были пристроены к делу, получили те же указания о подмастерьях и трудились на благо будущего города. У дружинников, был свой начальник, сотник Демидий, третий из встречавших меня на крыльце старцев. Полусотня воинов, что прибыла с нами вместе с полусотником вошла в дружину. Моя личная гвардия, дядька и три боевых холопа жили отдельно на вольных хлебах, то есть на моём содержании. А если сказать ещё честнее, то на содержании деда. А вот дворня числом и закупы жили на подножном корму, что с собой привезли, что в лесу собирали, что в реке ловили. Дядька исполнял при мне те же обязанности, что и Добродей при воеводе, то есть заведовал моей казной, смотрел за моим снаряжением, одеждой, распоряжался остальными. Вечером после ужина он подошёл ко мне и спросил:

— А в какой стороне Воевода Палей тебе землю отвёл боярич? Надо же лес рубить, пни корчевать, пахать и сеять. Припасу же мало.

С этим вопросом я вернулся к деду.

— Дед? А в каку сторону света ты землицы для прокорму мне дашь? Пора мне учиться не только меч в руках держать, но и орало. Людишки со мной пришли, надо работы им дать, до зимы хутор срубить, лес раскорчевать, вспахать да засеять ржи. Припасов то мало.

— Так получилось Алёша, что за стеной и между рек, земля моя и моих ближников. Себе землю выбирай по берегам Двины, слева ли справа мне без разницы. Выберешь, скажешь. Я поклонился, сказал спасибо и ушёл. Подошёл к ожидавшему меня дядьке и в двух словах передал ему наш разговор. Дядька призадумавшись сказал.

— Берег реки уже хорошо, причал сладим, ладью сошьём, осталось выбрать какой берег брать.

— Как какой? Оба! На высоком берегу жить будем, там сухо, а на низком, пахать, сено косить, скот пасти. Лодок наделаем переправу смайстрячим. Завтра поставь, кого поумней пусть и дальше брёвна от плотов таскают, а сам с холопами ищи, как переплыть на высокий берег Двины. Искать будем место и для моего терема и для хутора. С тем и разошлись. Я опять к молодёжи на посиделки, дядька думу думать.

Опять костерок, девки по одну сторону огня, парни по другую. Чего–то щебечут, смеются. Гусляр перебирает струны пытаясь наиграть мелодию «Коня».

— Что Еремей, дашь ли гусли, пару песен спеть?

— Бери Боярич! Давно тебя ждём. Спой нам. Сделай милость.

Также как вчера подстроил семь струн. Перебрал их, прислушался к звучанию. Повернулся к гусляру и сказал:

— Садись Еремей поближе, гляди на пальцы и кисти рук, слушай песню и звук струн, примечай.

Ночью в поле звезд благодать, В поле никого не видать, Только мы с конем по полю идем, Только мы с конем по полю идем, Только мы с конем по полю идем, Только мы с конем по полю идем… Сяду я верхом на коня, Ты неси по полю меня, По бескрайнему полю моему, По бескрайнему полю моему…

Песня отзвучала, народ ещё находившийся под впечатлением музыки и слов зачаровано молчал.

— Кхе, кхе, ты Алёшка так всех девок зачаруешь, прямо новый Боян понимаешь. А спой ещё чего.

Я оглянулся, Дед сидел, а его ближники. Ключник и сотник стояли за его спиной.

— А и спою дед.

Как на тихий берег, как на тихий берег, Выгнали половцы десять тысяч лошадей. И покрылось поле, и покрылся берег Сотнями порубанных, пострелянных людей. Любо, братцы, любо, любо братцы жить. С нашим воеводой не приходится тужить. Любо, братцы, любо, любо братцы жить. С нашим воеводой не приходится тужить. А первая стрелка, а первая стрелка, А первая стрелка в ногу ранила коня. А вторая стрелка, а вторая стрелка, А вторая стрелка в сердце ранила меня. Любо, братцы, любо, любо братцы жить. С нашим воеводой не приходится тужить. Любо, братцы, любо, любо братцы жить. С нашим воеводой не приходится тужить. Воевода знает, кого выбирает – Сотники по коням да оставили меня. Им досталась воля да сурова доля, Мне ж осталась матушка родимая земля. Любо, братцы, любо, любо братцы жить. С нашим воеводой не приходится тужить. Любо, братцы, любо, любо братцы жить. С нашим воеводой не приходится тужить. Жинка погорюет, выйдет за другого, За мово товарища, забудет про меня. Жалко только воли во широком поле, Матушку старушку да буланого коня. Любо, братцы, любо, любо братцы жить. С нашим Воеводой не приходится тужить. Любо, братцы, любо, любо братцы жить. С нашим Воеводой не приходится тужить.

И опять тишина… Долгая, а я перебирая струны припоминал ещё какую ни будь песню, но уже для женской половины слушателей.

— Ихде ты эту песнь слышал Алеша? Дед сморкаясь и кряхтя, поддерживаемый под руки подошел ко мне.

— Так сам придумал я её. Слушал же тебя в отроках будучи, как ты рассказывал про битву с половцами, вот мало по малу, слово к слову и сладил песнь. Хорошо ли получилось?

— Хорошо Алёша! Да так хорошо, что мы вот с побратимами как вновь на битве побывали. Мы ведь в те времена сотниками все трое были. Ещё споёшь ли?

— Да вот хочу и девушкам спеть. чтобы по честному было.

— Спой Алёша, бог нам тебя послал, душе ведь тоже отдых нужон.

Не шуми ты дуб листвою В чистом поле на ветру, Нет давно уже покоя, Нету сердцу моему. Как водила к водопою Белогривого коня Загляделся чернобровый Парень бравый на меня. Здравствуй, красная девица, Здравствуй милая душа На тебя дай подивится До чего ж ты хороша. Запылали мои щечки, Сердце вспыхнуло в груди, Я сказала — «К быстрой речке Хорошо вдвоем идти». И шумела до заката Молодая наша кровь, В том одна лишь виновата - Окаянная любовь. Не шуми ты дуб листвою В чистом поле на ветру, И с тех пор уж нет покоя, Нету сердцу моему. [1]

1

«Окаянная любовь» автор: Ковалева Светлана

— Что, и эту историю ты от меня услышал? Дед пристал ко мне как Мюллер к Штирлицу.

— Нет конечно, от матушкиных сенных девушек. Они там много чего рассказывали друг другу, а я слышал нечаянно.

Утром, ни свет ни заря, у крыльца топтался подмастерье кузнеца. Коса лежала у него на плече, дворня глядела на чудо совню, на кузнеца, но тот молча стоял и ждал. Дед за столом долго молчал, потом засопев спросил:

— Кузнеца сын, чего ждёт? И чего он за совню кривую приволок?

— То Дедушка, моя придумка новая. Скота много, Зимой забивать и потом ждать пока молодняк вырастет, долго. Вот удумал я новый серп укосистый, кузнец сладил, сегодня пробовать будем косить им. Думаю, десяток серпов обычных заменит. Сена накосим, скот всю зиму можно будет кормить.

— Когда ты чадо молодое только успеваешь? И песню сочинить и серп придумать, чего от тебя ещё можно ожидать. А Алёша?

— А много чего деда. Много чего доброго, необычного. Прямо сказать, так повезло мне с ударом татя. Вбил он мне в голову много знаний необычных, Много умений, о которых ранее я даже не слыхивал. Оттуда и песни мои, сами вспоминается. Как бы пел я эти песни ранее, теперь при случае вспоминаю. Вот и коса, серп новый, как бы видел я его ранее, и не только видел, но и косил им. Ещё есть задумки–припоминалки, но неясны пока мне. Вот так деда. Теперь можешь долбануть чем либо тяжёлым мне по голове, чтобы вышибло всё от туда и ты перестал бы от меня пакостей ждать.

Дед молча жевал. Потом взял крынку выпил морсу, вытер губы, хлопнул ладошками и сказал:

— А пойдём внучок твою чудо косу спытаем.

Вышли, подмастерье поклонился нам. Выпрямился и сказал.

— Вот, как обещал, к утру сладил боярич.

Я взял первую в этом мире «литовку», а хрен этим литвинам, будет коса «боярская», оглядел всё на месте, коса наточена, но не хватает «А» образной рукояти на косовище. Ну, это дело быстро поправимо, с ближайшего куста срезал ветку нужного диаметра, ошкурил, вырезал место охвата косовища, примерил на себя место рукояти, согнул, обхватил, и обмотал её же полосками коры.