Посадочные огни

– О каком устройстве ты говоришь? – Бирюзовые глаза были близко и мерцали таким нестерпимо холодным блеском, что смотреть в них было страшно – просто вольт-амперная сварочная дуга, а не взгляд.

Рудобельский не сдавался:

– Короче, Ева, спасти тебя может только одно.

– Что?

– Забота обо мне! Нежная материнская забота. Тогда я не сдам тебя органам. – Подбросив интригу, командир сделал паузу и добавил:

– Скорее всего.

– Какая, какая? Матери-и-инская? – протянула Маргарита, готовая убить постояльца.

– Хорошо, – быстро согласился постоялец, – сестринская.

– Это не ко мне, – со злостью отчеканила Маргарита, – это к матери Терезе.

– Так она вроде уже померла.

– Тем хуже для тебя, алкаш бессовестный. Чего ты ошивался под моими окнами?

– Ты не говорила, что всякого, кто окажется под твоим окном, ожидает сотрясение мозга. И никакой не алкаш я, – возмутился Рудобельский, – стресс снимал после развода.

– Кстати, о разводе. Может, ты погорячился? Был бы женат – сейчас не валялся бы тут в такой дерьмовой компании.

– Как вы, женщины, любите давать советы! – уличил командир Галкину в общечеловеческом грехе и отпустил на свободу.

– А мужчины не любят, ну, просто не выносят советовать, – отбила пас Галкина, поправляя пуловер.

Оба обессилели от препирательств и замолчали.

Маргарита посидела, собираясь с мыслями.

– Я сок принесла, будешь? – наконец пошла на мировую. Ей нужно было как-то сказать постояльцу, что она некоторое время поживет с ним под одной крышей.

– Очень кстати: в горле пересохло.

Маргарита вставила в пакетик трубочку. Бока тетрапака и щеки Адама тут же втянулись.

– Откуда у тебя синяк под глазом? – спросила Галкина, рассматривая похожую на неумелый макияж сине-зеленую тень под глазом Адама.

– От вас, мэм, одни неприятности, – не сразу ответил Адам, занятый соком.

– От меня?! – Марго уставилась на наглеца. – Это вместо благодарности?

– Отпуск тебе с выездом на родину! Сама проворачивает какие-то темные делишки, знакомства заводит в криминальных кругах, а люди страдают…

– Какие знакомства? Какие криминальные круги?

Ссора с отставным командиром боевой части вышла на новый уровень.

– Помнишь, урка летел с нами? Я еще тогда хотел его обезвредить. Ты же мне и не дала! Это твой знакомый? – Адам буравил Галкину взглядом из-под насупленных бровей.

– С какого рейса? Знаешь, сколько их у меня было? – слукавила Маргарита и отвела глаза. Вот оно что! Значит, уркаган наведывался к ней? Зачем? Валентина же все уладила? Или нет?

– Ну еще бы! Где тебе всех запомнить! А он мне много интересного о тебе рассказал! Одна твоя история с банком и квартирной аферой чего стоит!

– Никакая это не афера, мой адвокат уже все уладил! – бубнила Галкина, комкая пустой пакетик от сока.

Переговоры о совместном проживании под одной крышей срывались. Господи, как этому моряку удалось так достать ее? Даже курсы бортпроводников и курсы повышения квалификации бортпроводников были бессильны. Что за отвратительный тип!

– Такие, как ты, опасны для окружающих.

– Все, я пошла, – не выдержала Галкина, – мне твои инсинуации совершенно неинтересны. Вот апельсины, вот сок, учись быть самостоятельным.

– Ева, – засуетился в пределах разумного лежащий под капельницей Рудобельский, – тут такая жратва паршивая… Мяса совсем не дают…

– Мяса? – Маргарита ушам не верила.

– А без мяса мне мысли разные в голову лезут об этом взрыве… – перешел на шепот моряк.

Маргарита схватила сумку и едва сдержалась, чтобы не шмякнуть ею Адама. Чувствуя на себе тяжелый, оценивающий мужской взгляд, кинулась к выходу.

– Пират, – услышал Адам и улыбнулся. Так его никто еще не называл.

Кафе «Небеса», в котором сестры встречались последнее время, показалось Галкиной холодным и мрачным: столы украшали сухоцветы с колючками, от которых веяло одиночеством, рекламные буклеты и меню корпоративных обедов, разложенные на столике, источали агрессию. Ничего общего с небесами – скорее наоборот.

Валентина, как водится, опаздывала. Маргарита попробовала читать проспект какого-то турагентства с видами очередной туристической Мекки, но бросила это занятие – в голову ничего не лезло.

Она представляла реакцию сестры на пожар и все остальные драматические подробности своего разрушительного пребывания в деревне.

Представила и по привычке забормотала «мантру»: «Колдуй, баба, колдуй, дед, колдуй, серенькой билет, пусть у Вальки будет хорошее настроение».

Старшая сестра привыкла иметь дело с подсудимыми и подозреваемыми и квалифицировать все человеческие поступки в соответствии со статьями Уголовного кодекса. Странно, что Валька со своими прокурорскими замашками выбрала адвокатуру. Прощения от Ильющенковой не дождешься, как амнистии.

Глядя из окна на заснеженную улицу, по которой еще совсем недавно текли дождевые потоки, Маргарита вспомнила, как в детстве приставала к сестре:

– Валь, нарисуй куклу.

Маленькая Марго обожала вырезанных из плотной бумаги красавиц, которых можно было наряжать. Повседневный гардероб и обязательное свадебное платье из бумажных салфеток в несколько слоев – наряды «от-кутюр». С такой куклой можно было играть весь день без перерыва на обед, пока спать не загонят.

– Отстань, – предостерегла Валентина, которую зацепила и не отпускала история любви героини Шарлотты Бронте – Джейн Эйр.

Все были заняты. Маленькая Марго послонялась по квартире. Занятия не придумывались, без куклы жизни не было. Оставалось последнее средство.

– Мам, а Валька мне не хочет куклу рисовать.

Екатерине Георгиевне идти воспитывать старшую дочь было некогда – тесто поспело, а начинка еще не готова. Она ограничилась короткой инструкцией:

– Скажи ей, чтоб нарисовала.

Маргарита вернулась к сестре:

– Валь, мама сказала, чтоб ты нарисовала куклу.

– Сволочь, – не удержалась Валька, оторвавшись от книжки на самом волнующем месте – на поцелуе невинной гувернантки с брутальным хозяином замка.