Пощечина

При всей своей комичной внешности — за пределами зала суда он казался смешным и нелепым, ходячей карикатурой — адвокат он был блестящий, очень хороший. Он сделал то, чего не сделала Маргарет, — рассказал историю. Ее серьезность не шла ни в какое сравнение с его даром рассказчика. Он придумал сказку про тот день и убедил всех, что это не сказка, а быль. Рози сама была на пикнике, собственными глазами видела, как тот выродок ударил ее ребенка, но впервые она была вынуждена посмотреть на произошедшее глазами Гарри. Да, верно, Хьюго замахнулся крикетной битой. Да, не исключено, что Хьюго мог бы ударить сына обвиняемого. Да, это произошло очень быстро, в мгновение ока, и через секунду все было кончено. Да, случай прискорбный, но по-человечески объяснимый. Да, верно, это естественная реакция: каждый родитель инстинктивно, не раздумывая, бросается на защиту своего ребенка. Все это абсолютно справедливо, но Рози хотелось встать и крикнуть на весь переполненный зал: все было не так. Этот человек, вот этот, что стоит сейчас перед судом, притворяясь невинным агнцем, этот человек ударил ребенка, и я видела, какое лицо было у него в ту минуту. Он хотел причинить Хьюго боль, ему это доставляло удовольствие. Я видела его лицо, он ударил умышленно. Он не ребенка своего защищал, он хотел причинить боль Хьюго. Она знала, что это было именно так; никогда она не забудет его наглую усмешку. Адвокат Гэри был именно таким, каким в ее представлении должен быть по-настоящему хороший адвокат. Он будто вышел из сериала «Закон и порядок» или «Юристы Бостона». Он был Сьюзен Дэй в «Законе Лос-Анджелеса», Пол Ньюмен в «Вердикте». Он был воплощением всего самого лучшего, что можно купить за деньги. Но он отстаивал не справедливость, он лгал. Она видела торжество в глазах Гарри, когда он ударил ее сына. Рози чувствовала себя раздавленной, ее душило отчаяние. Адвокат завершил свою речь и теперь выжидательно смотрел на судью. Рози услышала, как Гэри подле нее протяжно выдохнул. Шамира стискивала ее руку. Рози не нужно было смотреть на мужа. Они оба знали, что все кончено. И все же, и все же она всем телом подалась вперед, надеясь на чудо.

Выступление судьи было точным, умным, сочувственным и сокрушительным. Впервые за все утро она, казалось, проявила искренний интерес к делу, словно знала, что этот случай не должен был рассматриваться в душном, переполненном, безобразном зале суда. В первую очередь она сделала выговор полиции. Возможно, начала она язвительным, презрительным тоном, вы поступили несколько опрометчиво, поддержав обвинение в нападении. Молодой полицейский смотрел прямо перед собой, на лица толпы, которая, он знал, его ненавидит. Затем судья обратила взгляд на стоявшего перед ней ответчика. Рози подалась вперед, всматриваясь в его лицо. Сейчас в нем не было ни следа заносчивости, он не усмехался. Вид у него был пристыженный и испуганный. Она была уверена, что он притворяется. Ломает комедию. Насилие — не самая лучшая реакция в любой ситуации, особенно в отношении ребенка, сурово заметила ему судья. Подонок почтительно кивал, выражая свое полнейшее согласие. Чертов лжец, сволочь проклятая. Но, продолжала судья, она понимает, что в этом случае обстоятельства были исключительными, и, поскольку другие доказательства его виновности отсутствуют, она вынуждена оправдать его за недостаточностью улик. Он — трудолюбивый бизнесмен, добропорядочный гражданин, хороший супруг и отец. Прежде он только раз вступал в конфликт с законом: за ним числится всего одно мелкое правонарушение, совершенное давным-давно, в подростковом возрасте. Она не видит смысла в вынесении обвинительного приговора. Она приносит ему извинения. Ей очень жаль, что она понапрасну отняла у него время. Потом судья обратила холодный взгляд на зал. Иск отклонен.

Шамира, сидевшая подле нее, плакала, но у самой Рози слез не было. Она глянула на мужа. Тот смотрел прямо перед собой, отказываясь встречаться с ней взглядом. Вскоре суд должен был приступить к рассмотрению следующего дела, и Гэри, резко поднявшись, устремился прочь из зала. Рози с Шамирой тоже неловко встали.

Им пришлось чуть ли не бегом догонять его. Когда они втроем шли к автостоянке, кто-то окликнул сначала Рози, потом Гэри. Только услышав свое имя, он остановился и обернулся.

К ним медленным шагом приблизилась Маргарет:

— Мне очень жаль.

Гэри неприятно хохотнул:

— Сука ты.

У Маргарет был такой вид, будто он дал ей пощечину — своими словами, своей неприязнью.

— А знаешь, почему ты сука? — продолжал Гэри. — Не из-за того, что там произошло. Ясно, что они хорошо заплатили своему адвокату, и он стоит этих денег. Ты сука не потому, что твои услуги бесплатны, не потому, что ты не выполнила свою работу. Ты сука потому, что не остановила ее, позволила ей довести дело до суда… — И впервые за последние несколько часов он посмотрел прямо на Рози. Посмотрел со злостью, с пренебрежением, с презрением.

Он думает, это моя вина. Рози была потрясена. Он думает, это я во всем виновата.

Маргарет скрестила на груди руки. Едва заметно улыбнулась:

— Мне жаль, что вышло не по-вашему. Но от меня здесь мало что зависело… — Она обращалась к Гэри. Ее тон, ее улыбка были ледяными. — Ведь это вы обратились в полицию.

Гэри вдруг обмяк всем телом. Рози хотелось подойти к нему, обнять его, но ее страшила его реакция.

Он закивал — медленно, виновато.

— Вы правы. Простите. Простите, что обозвал вас. — Он повернулся и зашагал к автомобилю Шамиры. — Это я кретин.

Всю дорогу домой он не произнес ни слова. Рози тоже молчала, лишь изредка тихо поддакивала Шамире, возмущавшейся решением судьи. Слушала она ее вполуха. Ее мысли были заняты Хьюго. Что она ему скажет? Что случившееся с ним в порядке вещей? Что любой может ударить, обидеть тебя, даже если ты беззащитен? Во всей этой истории есть только один потерпевший — ее сын. Нельзя допустить, чтобы он думал, будто вся вина лежит на нем.

Едва Шамира припарковалась у их дома, как Рози открыла дверцу, выбралась из машины и помчалась к крыльцу, слыша за спиной быстрые шаги Гэри. Она должна первой добраться до Хьюго. Она повернула ключ, распахнула дверь и побежала по коридору. Конни с Хьюго сидели на кухне. На столе лежали лист упаковочной бумаги, карандаши и фломастеры. Конни устремила на нее взор, полный надежды.

Из коридора доносился топот Гэри. Рози схватила сына на руки, поцеловала его.

— Все закончилось, детка, — прошептала она, снова его целуя. — Тот ужасный дядя, что ударил тебя, наказан. У него большие неприятности. Больше он не будет распускать руки. Его посадят в тюрьму.

Она резко повернулась. В дверях стоял Гэри. Раскрыв рот, он смотрел на нее.

— Правда, папочка? — обратилась она к нему за поддержкой. — Плохой дядя наказан, правда?

Господи, ну должен же он понять. Должен понять, что она лжет ради сына.

Гэри шагнул вперед, и она вся съежилась, думая, что, сейчас он ее ударит. Но он грузно опустился на стул и медленно кивнул:

— Правда, Хьюгс. Плохой дядя наказан. — В его голосе слышались лишь подавленность и горечь поражения.

Ей просто хотелось побыть наедине с сыном. Она не хотела ничего объяснять Конни, ей опостылели утешения Шамиры, надоели упреки и нытье мужа. Она желала одного — побыть наедине с сыном. Вместе с Хьюго она вышла во двор, легла на неухоженный газон. И поведала сыну свою выдумку, которую давно хотела ему рассказать. Описала, как хороший полицейский, что в тот вечер приходил к ним домой — ты должен помнить его, Хьюго, ведь он был так добр, — объяснил суду, что произошло. Ты бы это слышал! Все, кто сидел в переполненном зале, были потрясены, пришли в ужас, не верили своим ушам. Потом судья — женщина-судья, Хьюго, — встала и ткнула пальцем в нехорошего дядю, который ударил тебя. Знаешь, что она сказала ему? Хьюго кивнул, улыбаясь, посмотрел на нее. Никто не смеет бить ребенка? Верно, детка, именно так она и сказала. И его посадят в тюрьму? Да, плохого дядю посадят в тюрьму. Хьюго вырвал из сухой твердой почвы пучок травы. Опять посмотрел на нее. А Адам рассердится на меня за то, что я посадил его дядю в тюрьму? Нет, нет, что ты, дорогой, ни в коем случае. Никто на тебя не рассердится. Никто. Хьюго тронул ее грудь. Можно мне сисю? Она медлила с ответом. Наконец сказала твердо: Хьюго, на следующий год ты пойдешь в садик. А там, как ты понимаешь, ты уже не сможешь сосать сисю. Мальчик кивнул, потом заулыбался, снова тронул ее грудь. А сейчас можно сисю? Да, рассмеялась она, целуя сына. Она готова была зацеловать его. Они легли на траву. Хьюго распластался на ней. Она услышала стук двери. Над ними возвышался Гэри.

— Шамира повезла Конни домой.

Она кивнула. Говорить ей не хотелось.

— А я пошел в паб.

Разумеется.

Она закрыла глаза. Она ощущала на себе тепло солнечных лучей, чувствовала дразнящее подергивание соска, вызываемое сосательными движениями Хьюго. Хлопнула входная дверь, и она вздохнула с облегчением.

К ужину Гэри не вернулся. Она сняла с рычага трубку телефона, поставила на беззвучный режим свой мобильник. Ей казалось, она сойдет с ума от звонков, не дававших ей покоя всю вторую половину дня. Сначала Шамира оставила сообщение, потом Айша, потом Анук, потом снова Шамира. И Конни тоже позвонила. В какой-то момент, когда вместе с Хьюго она в энный раз смотрела и пересматривала по видео концерт «Уиглз», они услышали стук в дверь. Она приложила палец к губам. Прошептала: «Шшш… давай притворимся, будто нас нет дома». Подражая ей, он тоже прижал палец к губам и прошипел: «Шшш…» Потом внезапно сорвался с дивана:

— Вдруг это Ричи?

— Ричи в школе. Это не Ричи.

— А мы ведь можем позвонить Ричи? Можем сказать ему, что плохого дядю посадили в тюрьму?

— Мы завтра ему позвоним.

Ему нужен братик. Братик или сестренка. Пора еще раз поговорить с Гэри. Они и так слишком долго тянули. Нет, она несправедлива к себе. Последние месяцы она не могла думать ни о чем, кроме судебного процесса, будь он проклят. Что ж, суд состоялся, надо жить дальше, нельзя впадать в депрессию. В следующем году ей исполнится сорок, она стареет. А она готова ко второму ребенку, ей хочется еще раз забеременеть. Сегодня вечером обсудить это не получится: он будет слишком пьян. Они поговорят в выходные. Поговорят о школах для Хьюго; возможно, ей удастся завести разговор о покупке дома. И если он упрется, черт с ним, она просто продырявит презерватив. Он и не заметит. Неужели он не видит, как отчаянно его сын нуждается в братике или сестренке, как он жаждет общения с другими детьми?

К десяти Гэри все еще не появился. Она потягивала уже третий бокал вина, приняла полтаблетки просроченного валиума, который нашла в шкафчике ванной. Но сон не шел. В будни Гэри никогда не гулял допоздна. Свой мобильный он оставил дома, связаться с ним она никак не могла. Она попыталась заснуть рядом с Хьюго — не удалось. Ей не давала покоя мысль, что Гэри может сделать с собой что-то ужасное. Не в силах усидеть на месте, она мерила шагами кухню, поглядывая на часы. В половине одиннадцатого она приняла решение. Дрожащими пальцами набрала номер. Шамира сняла трубку после третьего звонка: