Посейдон Пушнюс как таковой
Шрифт:
Посейдон успел еще глотнуть воздуха, выдохнул его и замер. По его шее прошествовал вниз, к спине, целый караван муравьев. Пушнюс и глазом не моргнул – ведь те двое были совсем близко, под их ногами шуршал папоротник.
«Если они меня обнаружат, начнут приставать, придется прикинуться дарадундецки пьяным…» – мелькнуло у Пушнюса, и тут он почувствовал, что «волки» остановились прямо над ним. Бели они и впрямь почуяли, что Пушнюс подслушал их тайны, то лучшего случая для расправы не придумаешь. А потом скажут: «Решили, там кабан раненый, от преследователей в папоротнике спрятался. Хрюкнул,
Все эти мысли пронеслись в голове Пушнюса в течение трех секунд, не больше. Он явственно ощущал, что те типы стоят рядом и молчат. Да не просто стоят, а что-то делают – слышно было, как шуршат увядшие листья…
И тут Пушнюс почувствовал, как по ноге его полилось… Неужели кровь? А почему же тогда нет боли? Где выстрел или удар ножом? Ах, вон оно что! Эти подонки вздумали мочиться на него. Ну, нет, голубчики, этот номер вам не пройдет!..
С криком: «Ага-а-а!» он вскочил, держа молоток в руке, и схватил за шиворот первого подвернувшегося под руку срамника.
В таких случаях молоток не раз играл роль пистолета, помогая морально обезоружить неприятеля. Вот и сейчас задержанный сразу же сник, а другой «волк» зайцем бросился в кусты.
Пушнюс коротко и ясно изложил длинноволосому пленнику свои права и, предъявив ему обвинения в хулиганских злоумышленных действиях, велел следовать за собой в отделение милиции. Да поживее, покуда не просохло «вещественное доказательство умышленно нанесенного оскорбления».
ТРОЕ ГУЛЯК И НЕЗНАКОМКА
В отделении уже давал распоряжения заместитель начальника, капитан Баублис. Дарадунда плакал, да и как тут было не плакать: ведь капитан сообщил ему, что продавщица киоска безалкогольных напитков кое-кому из клиентов предлагала водку, а для отвода глаз перелила ее в бутылку из-под лимонада. Выходит, зря Дарадунда возвел напраслину на «доброго человека», зря причинил материальный ущерб и, самое главное, лишился заветной бутылки, которую вручила ему эта жалостливая душа.
Слезы раскаяния смывали с лица печника глубоко въевшуюся грязь, разбавленной тушью капали с заросшего подбородка прямо на сигарету, предложенную ему гуманными милиционерами. Капитан Баублис уже дважды просил его подписать протокол и отправляться домой, но мастер лишь отчаянно мотал головой.
– Боюсь за себя!.. Выйду и надерусь, мазь-перемазь, или, к черту, повешусь. Дубина я стоеросовая, мать твою за ногу… Так подвести хорошего человека… Она ко мне с открытой душой, а я ей такое… Клейма на мне негде ставить…
«Всемогущий блат» комкал черновик за черновиком и все никак не мог сочинить объяснение.
– Товарищ капитан, – доложил Пушнюс, – вот этот молодчик, полюбуйтесь-ка на него, наверняка и есть один из тех, что запустили в небо непонятную бестолковщину… (Задержанному.) Выкладывай, о чем вы там в лесу болтали? Что за газ в полиэтилен напустили?
Длинноволосый пожал плечами – и ни звука.
Тогда к парню обратился капитан:
– Выходит, это ваша работа?
– Нет, это наш досуг!..
– Брось комедию ломать, – рассердился Пушнюс, – отвечай, когда тебя спрашивают. Тут тебе не Дельфиния, здесь наша территория!
А длинноволосый ему в ответ:
– Вы там так усердствовали,
что, похоже, вляпались… Проверьте, не помешает…– И верно, товарищ Пушнюс, вы бы того… – поддакнул дежурный, – вы бы о травку пообтерлись…
– Сначала извольте вот на что взглянуть, – показал Пушнюс штанину. – Этот хулиган подкрался и демонстративно меня обмочил!
– Неправда! – воскликнул длинноволосый. – Мы вас и в глаза не видали!
Пушнюс, решив, что спорить бесполезно, в сердцах захлопнул за собой дверь.
– Залег под елками, листьев на себя набросал и уши развесил. А мы как раз про волков говорили.
Капитан:
– О ком? О ком?!
– Про волков. Они ведь таким макаром свою территорию отмечают. Ну, один из нас и предложил… тоже отметить. Вот и пошли за кустики. В лесу вроде не запрещено…
Капитан:
– Значит, волкам подражаем?
Лейтенант:
– Хоть я и охотник, но впервые слышу, чтобы волки вот так, прямо на человека…
– Да не видели мы его, сколько вам повторять!
– Зато я вас видел! – крикнул Пушнюс, снова врываясь в комнату. – Вот он факт, на штанах! Эти типы явно сговорились!
Тут уж не выдержал и «Всемогущий блат»:
– А ты чего ж торчишь, как пень, раз видишь, что тебя орошают?!
– Он нарочно, – перестав плакать, вмешался печник. – «Пусть себе поливают, думает, едрена-зелена… Авось подрасту еще…»
Когда капитан призвал всех к порядку, длинноволосый снова принялся доказывать свою невиновность:
– Да и не мог я попасть на него… Помню, принял эту кучу за муравейник и отошел подальше. Товарищ мой, правда, мог случайно…
– Как его фамилия? – не сдавался Пушнюс. – Что он за птица, откуда?!
– Не знаю. Может, и из Дельфиний…
– Ну ладно, – произнес Пушнюс. – Мы еще выясним, что там за волки да дельфины…
– Картина примерно ясна, – пожалуй, слишком миролюбиво обобщил обвинения Баублис. – А что касается волчьей территории, то она теперь, молодой человек, находится в зоопарке…
– Наука доказала, что и волки в экологической системе приносят пользу, – огрызнулся красавчик.
– Вот и хорошо, – согласился капитан, – хорошо, что ты такой шибко грамотный, начитанный… В чем тебя обвиняют, верно, усек, так что садись и изложи все в письменном виде.
– Да про воздушный шар не забудь подробно написать! – требовательно напомнил Пушнюс.
При этих словах скептическая усмешка сползла с лица волчьего защитника.
– Да не шар это вовсе! – истерически взвизгнул он. – Там душа ваша вонючая старт берет! Тенью над праздником нависла!
Ну не удивительно ли, что и после этого дерзкого выпада юному нахалу всего-навсего снова предложили сесть и приниматься за работу? И даже кресло Баублис велел не запирать.
Не выказывая своего удивления, Пушнюс что-то шепнул капитану. Прихватив бинокль, они вышли во двор.
Покуда Баублис, задрав голову, настраивал бинокль, Посейдон фамильярно бросил:
– Слыхал, что он сказал? Обратил внимание?
Капитан пропустил его слова мимо ушей.
– Никто верить не хочет, что я уже на пенсии: а этот писун кудлатый мне конец предвещает!.. Слыхали? Не шар это, значит, а душа моя перед стартом. Я воспринимаю это заявление как угрозу…