Пошищение на двойку

Так что все бы у них могло выйти и удачно, если бы не одно обстоятельство. Как оказалось, Аликановы ни сном ни духом не ведают, где теперь обретается Глобус. Пришли братцы на заготовленную конспиративную квартиру следующим утром после исчезновения Глобуса, а там его нет. Правда, был, потому что сумка Глобуса в квартире лежала. Решили, что где-то гуляет. А он и на следующий день не объявился, и ни слуху ни духу.

Братья давай чесать в затылке, что теперь делать? Стало даже страшно. А тут уже следствие, и ко всему прочему еще и люди Ежова землю роют. Что делать? Не знают. Ежова-старшего они жутко боялись. Поэтому и след от себя отводить продолжали. Андрей Аликанов подкинул сумку, которую Глобус оставил, в лаборантскую к Виктору Викторовичу. Это тоже было спланировано заранее самим Митей Ежовым. По крайней мере, так утверждают братья. И я, пожалуй, тут им верю. Не зря ведь он вносил в черный список Костиного папашу. Аликанов действительно не дежурил тогда, когда сумку подбросил. Он действовал осторожнее. Пришел вечером, когда в лицее была только охрана — его приятели. Поболтал с ними, пошел, как будто в туалет, и занес эту сумку в лаборантскую. У него нашли дубликаты ключей от лицейских кабинетов. И записку директору тоже он подбросил. Вернее, не подбросил, а просто прикнопил к двери. Самое смешное, что эту самую грозную фразу "YOU ARE DEAD!" Аликанов набрал на компьютере директора и распечатал на его же лазерном принтере. От кабинета директора у него тоже ключи были. Директор ведь был в черном списке, и доставить ему неприятности — тоже была идея Глобуса. Затем, по его плану, Аликанов должен был подкинуть какую-то вещь Ежова, но тут Глобус пропал со всеми вещами. Надеялись они только на то, что Виктор Викторович уже рассказал милиции про такую же найденную записку. Однако до Виктора Викторовича записка-то не дошла, ее вынул из ящика Костя, а потом кто-то просто выкинул. Так что директор отнесся к "грозному предостережению", всего лишь как к неумной шутке. Вот, собственно, и все, что знали Аликановы.

Увы, теперь дело запуталось еще больше. Совершенно непонятно, кто следит за Костиным отцом. И тем более не ясно, куда делся Глобус. Единственное, что дает хоть какую-то зацепку, — это таинственная записка, подписанная инициалами "В. В. К.". Знать бы, кто ее написал. Вернее, напечатал на старой пишущей машинке. Пока же это остается тайной.

Когда отец окончил рассказывать мне все, что ему известно, я спросил:

— Слушай, неужели этот Митя так не любит своего папашу?

— Похоже, — кивнул головой отец. — Правда, в свой журнал он его не внес, но ведь глупо как-то ставить оценки собственному папе. А дома у них неспокойно. Его мама думает с отцом разводиться. В общем, они воюют, в том числе и за сына. И Мите тоже, видимо, несладко. Отец и мать у него — люди разные. Отец — "новый русский", мама — ~ дочь академика. Странная парочка. Вот и Митя не знает, с кем ему быть. А может, уже и сделал выбор.

— Теперь будете искать Глобуса? — спросил я.

— Так уже ищем. Ежовым положение дел в общем передали. Костиного отца они должны оставить в покое. Знать бы еще, кто за ним ходит.

На этом мы с папой закончили нашу беседу. Он пошел отсыпаться, а я остался сидеть. Думать. Только ничего мне в голову не лезет, вот я и пишу сейчас этот дневник. Иногда это помогает.

Где-то сейчас Костя? Наверное, уже едет к деду…

Надо же, и правда помогло! Перечитал все только что написанное, и с последней фразой пришла мне в голову одна мысль. Надо ее проверить!"

И все-таки Костин отъезд откладывался. Хотя еще с утра все было готово. Костин рюкзак трещал так, что он с ужасом думал, как его потащит. В Карелию на месяц и то вроде бы брал с собой меньше. Не надо было доверять маме собирать вещи. Но теперь все, уже поздно.

А задерживалось все из-за самого деда. Оказывается, мама уже слетала к нему в Дорохове на этой неделе. В тот самый день, когда к Косте приходил Саша Губин, — в понедельник. А он даже ничего и не подозревал об этом, думал, задержалась на работе. Тогда обо всем уже и договорились. Дед обещал приютить Сашу, если дела пойдут совсем плохо. Он регулярно звонил по утрам из автомата, у него телефона в этом доме нету, все осталось на Дальнем Востоке. И этих звонков Костя тоже не слышал, тоже всегда был в лицее, так что родителями соблюдалась полная тайна. И вчера тоже он с утра убежал изучать этот график, а дед опять звонил. И родители почти обо всем договорились, только надо было уточнить время встречи. Дед должен был встретить Костю на перроне. Но сегодня звонка долго не было. Мама боялась: что-нибудь случилось. Наконец звонок раздался. Мама подбежала и взяла трубку.

— Алло, — немного волнуясь, сказала она, и тут же лицо у нее вытянулось. — Костя, это тебя. Твой Саша Губин.

Костя подошел к телефону.

— Привет, Кость. Ты еще не уехал? Впрочем, что я спрашиваю. Как дела? — Сашка говорил быстро, как будто что-то его волновало, а необходимые слова приветствия только мешали.

— Нормально, — кратко ответил Костя.

— У меня тоже. Знаешь, что я звоню-то? — перешел к делу Сашка.

— Пока нет.

— Э-э, ты не помнишь, как там зовут эту маму? Ну, Митьки Ежова.

— Ксения Валентиновна.

— А фамилия у нее какая? Ты вроде бы говорил, что другая.

— Да, кажется, Вишнякова. Точно, Вишнякова. А что?

— Ничего. Так, кое для чего надо. После расскажу. Спасибо. Счастливого пути.

Костя даже не успел сказать "спасибо", Сашка уже повесил трубку. Странный звонок. Наверное, и физиономия у Кости была озадаченная. Потому что мама тут же спросила:

— Что ему от тебя надо?

— Да ничего особенного.

— А почему ты называл ему какую-то фамилию?

— Какая разница! — рассердился Костя. — Это наше дело.

Он ушел к себе в комнату, но мама последовала за ним и сделала строгий выговор за грубость. Однако вопросов больше не задавала. И Костя отмолчался.

Дед позвонил только в половине четвертого. Костя уже пообедал. После звонка мама сразу велела Косте и отцу одеваться и чуть ли не выталкивала их за дверь.

— Отец, — быстро говорила она, — проводит тебя до вокзала. Купит билет. Посадит на поезд. Ты ни с кем там не разговаривай. Никого не слушай. Через час уже будешь на месте. Сойдешь на станции Дорохове. У последнего вагона, возле ограды, тебя будет ждать дед. Ты его сразу узнаешь. Он будет в форме.

Закончив наставления, мама выпроводила их на лестничную площадку. Костя все-таки заметил, что глаза у нее были на мокром месте.

До вокзала Костя с отцом ехали почти молча. Так, обменялись парой ничего не значащих фраз. Всю дорогу отец опять озирался. А Костя думал: какого черта ему звонил Саша? Что ему далась эта Глобусова мама? Ответа теперь, как назло, придется ждать целую неделю.

Сажая Костю на поезд, отец был грустен и встревожен.

— Ты там постарайся не ссориться с дедом, — выдавил он из себя.

— А что он, вредный? — да нет. Просто уже человек немолодой.

У него свои взгляды, свои привычки. Ты его слушай, он зла тебе не желает.

— Ладно, постараюсь.

Двери электрички закрылись, и Костя поехал.

В вагоне было не так уж и много народа. Воскресенье, к тому же давно'не лето. Костя нашел себе место и, стащив с плеч успевший надоесть тяжелый рюкзак, удобно уселся.

Сначала он хотел достать "Тома Сойера", а потом передумал, просто смотрел в окно и старался ни о чем не думать. Но мысли сами лезли в голову. То про деда, которого не знал. Как-то ' он там с ним жить будет? То о лицее. Неизвестно, что теперь будет… Не придется ли опять менять школу? Ему почему-то больше не хотелось. Привык, что ли? В лицее и правда было интереснее, чем в прежней школе. И вдруг он понял, что в нем он впервые почувствовал себя взрослым человеком. Поэтому и уходить не хочется. Даже если вернется Глобус. Вспомнив Глобуса, он вспомнил и о Сашкином звонке. Какая все-таки разница, как зовут Митькину маму? Ксения Валентиновна Вишнякова. Зачем Сашке понадобилось знать это имя? Не будет же она сама похищать своего сыночка. Костя ее помнил. Приятная, стройная, симпатичная женщина с чуть волнистыми каштановыми волосами. Он ее видел, когда она приходила по вызову в школу из-за очередного Митькиного проступка. Тогда она волновалась, и движения у нее были резкими, порывистыми, как у крупной птицы с длинными ногами, которую он видел в зоопарке. Кажется, птица-секретарь. Нет, точно, секретарь. И Ксения Валентиновна — секретарь-референт: он вспомнил запись в Митькином деле, которую прочел, когда сидел в кабинете директора. Он тогда еще о чем-то подумал, прочитав это имя. Что-то показалось в нем примечательным. Может быть, здесь разгадка Сашкиного звонка? Где-то Костя слышал или читал, что для того, чтобы что-нибудь вспомнить какое-нибудь событие, например, — надо опять представить себя в той ситуации, и тогда само собой придет в голову, что ты тогда думал. Он закрыл глаза и постарался представить себя сидящим на стуле в кабинете директора.

Юрий Андреевич тогда вышел. И Костя заглянул в дело Глобуса. Оно лежало на столе перед ним. Естественно, кверху ногами. И он прочел…

Стоп! Кверху ногами! Это журнал кверху ногами, а все написанное смотрелось не только кверху ногами, но еще и сзаду наперед! Вот в чем разгадка! Сашка — самый настоящий гад, что не сказал ему об этом. Сам догадался и не сказал.

Костя поднял голову и нервно заерзал на месте.

Какая сейчас станция? Сколько еще ехать? Надо сразу, как только он приедет к деду… А зачем он вообще куда-то едет? Теперь ему просто незачем никуда ехать! Какая разница, какая сейчас станция, надо просто сойти и сесть на обратный поезд.

Костя пошел к выходу, волоча за собой по проходу проклятый рюкзак. И вдруг он увидел нечто такое, что в один миг перевернуло все его планы.

Глава VIII НЕ БЫВАЕТ ДВУХ БЕЗ ТРЕХ

Почему-то, когда психуют люди крупного сложения, никто не смеется. Другое дело, когда в это же состояние впадают люди невысокие, маленькие. Вот тогда всем смешно. Все улыбаются, глядя, как они машут руками и кричат, словно комиссар Жюв на своих подчиненных. Но бывают и исключения. Все зависит от ситуации. Иногда, даже когда кричат коротышки, никому не до смеха.