Посланец. Переправа

6

Окровавленный Сукачев без гимнастерки и нижней рубахи полулежал на столе, пленный немец, до этого безмолвно сидевший в углу со связанными руками и остекленевшими от страха глазами, поддерживал его за голову и плечи, а радистка бинтовала раны. Сукачев был ранен дважды. Одна пуля соскользом прошила ему бок, раздробив ребро, другая прошла сквозь предплечье, но кость, по всей вероятности, не задела. Об этом можно было судить по тому, что Сукачев на весу держал руку, чтобы она не мешала бинтовать бок. Обе раны сильно кровоточили. Сукачев был бледен и, по-видимому, еще не совсем сообразил, что с ним произошло.

Зато Подкользин сразу оценил всю ситуацию. Достав из-за пазухи недопитую фляжку рома, он открутил крышку и поднес фляжку к губам Сукачева. Тот сначала мотнул головой и попытался отвернуться, но потом сделал маленький глоток. И только поняв, что во фляжке не вода, а ром, жадно припал к горлышку.

Радистка накладывала бинты умело, и Подкользин понял, что его помощь здесь не потребуется. Тем более, что ей помогал немец. Снаружи раздавался треск выстрелов, теперь уже автоматных, и Подкользин кинулся к пулемету. Броневик стоял на дороге, но к траншее, непрерывно стреляя на ходу, бежало около десятка немцев. Подкользин схватился за ручки пулемета и нажал на гашетку. Два немца, словно споткнувшись, сразу упали на землю, остальные залегли в кювет. Очевидно, они не ожидали, что замолчавший пулемет разведчиков снова заговорит.

Но перевести дух Подкользину не удалось. По дзоту, мгновенно развернувшись, ударил пулемет броневика. От бревна, прикрывавшего сверху амбразуру, отлетело несколько щепок. И если бы в этот миг броневик не двинулся вперед, пристрелявшийся по цели немецкий пулеметчик наверняка срезал бы Подкользина. Но броневик рванулся к мосту, и пулеметная очередь ударила вхолостую. Пули только подняли фонтанчики пыли сбоку от амбразуры. И тут Подкользин увидел, что у него кончается пулеметная лента. Сукачев расстрелял их все, вставив в пулемет последнюю. Деревянный ящик, в котором лежал ее конец, оказался пустым.

Немцы поднялись из кювета и снова пошли в атаку, но Подкользин понимал, что он может дать по ним только одну, последнюю очередь. Подкользин отвернулся от амбразуры и в бессилии обвел взглядом блиндаж. Радистка закончила бинтовать грудь Сукачева и теперь перевязывала ему руку. Сукачев сидел на столе рядом с рацией, он уже пришел в себя, мертвенная белизна отлила от его щек. Около него стоял немец, готовый в любую минуту помочь и Сукачеву, и радистке. А недалеко от немца у стены стоял ящик, полный патронов. Ими можно было зарядить не одну ленту.

— Комен зи мир! — закричал Подкользин, обращаясь к немцу.

Если бы кто-то спросил, откуда он знает эти слова, Подкользин бы не ответил. В школе он два года учил немецкий, но самой высшей оценкой по этому предмету у него была тройка. В разведке выучил только «Хенде хох!» С такими словами разведчики обращаются к немцам, когда берут их в плен. А тут он требовательно приказал пленному подойти. И тот, впервые за все это время, услышав обращенные к нему на родном языке слова, сначала вытянулся в струнку, затем подскочил к Подкользину. Но остальных слов, способных объяснить немцу, чего от него хотят, Подкользин не знал. Да и времени на объяснение не было. Цепь атакующих приближалась, снаружи по ней били из автоматов Демидов с Коваленком. Подкользин схватил пустую пулеметную ленту, протянул ее немцу и показал рукой на ящик с патронами. Пленный оказался понятливым. Он взял ленту и, встав на одно колено около ящика, торопливо начал набивать ее патронами. При этом искоса все время поглядывал на Подкользина.

Подкользин схватился за ручки пулемета и, прищурившись, посмотрел сквозь прицел на поле боя. Немцы шли в атаку цепью, автоматы Демидова и Коваленка не причиняли им вреда. И Подкользину показалось, что у разведчиков нет сил, чтобы остановить их. Броневик двигался уже без сопровождения, поливая огнем дзот Гудкова. Второй пулемет немцев молчал, боясь задеть вставших в рост атакующих. Подкользин прицелился в самого высокого, шагающего в середине цепи чуть впереди остальных. Немец шел вызывающе нагло, прижав к правому боку автомат и непрерывно поливая из него огнем траншею, в которой сидели Демидов и Коваленок. Подкользин обратил внимание на короткие, всего по щиколотку, сапоги немца. Ему показалось, что они до блеска начищены кремом. И это тоже выглядело вызывающе. Немец напоказ выставлял свою спесь, давая понять, что не боится русских. Даже в атаку он идет в начищенных сапогах. Подкользин подождал, пока немец сделает очередной шаг и, задержав дыхание, нажал на гашетку.

Немец замер на месте, чуть качнулся и, не сгибаясь, со всего размаху грохнулся на спину. Подкользин выдохнул, прицелился в другого, шедшего справа, и тот, словно споткнувшись, сначала упал на колени, потом повалился на бок. Но цепь все шла и шла, не считаясь с потерями. Подкользин занервничал и дал длинную очередь, уже не целясь. Как оказалось, она была последней, пулемет замолчал. А немцы все шли, хотя из цепи выпал еще один, убитый Демидовым или Коваленком. Подкользин почувствовал, как в груди собирается неприятный ноющий холодок охватывающего все тело страха и, не отрывая взгляда от поля боя, нервно протянул руку в сторону ящика с патронами. И тут же почувствовал, как кто-то вложил в его ладонь конец пулеметной ленты. Он мгновенно повернул голову и столкнулся взглядом с пленным немцем. Тот смотрел на него спокойно и бесстрашно. Подкользин откинул другой рукой замок пулемета, вставил в него ленту и снова припал к прицелу.

Немцы были уже совсем рядом, можно было даже различить их лица. Подкользин нажал на гашетку, но поскольку бил торопливо и почти не целясь, никто из атакующих не упал, даже не остановился. Цепь приближалась, уже готовая ворваться в траншею, но в это время на дороге, по которой двигался броневик, раздался взрыв. Броневик дернулся и, задымив, остановился, его пулемет тут же замолчал. Подкользин догадался, что кто-то из разведчиков Гудкова, незаметно пробравшись в кювет, бросил под броневик связку гранат. На немцев это подействовало сильнее пулеметного огня. Лишившись поддержки с тыла, они по инерции сделали еще несколько шагов вперед, потом начали разворачиваться и побежали к кювету. Подкользин, уже не торопясь, стал стрелять им в спины и достал своим огнем еще одного. Наконец все немцы залегли в кювете, и теперь огонь не доставал их. Но Подкользин все еще держался за ручки пулемета, готовый дать очередь, как только кто-то из немцев попробует поднять голову.

От пулемета его оторвал Сукачев. Когда Женя забинтовала ему руку, он, сморщившись от боли, встал со стола, подошел к Подкользину и положил ладонь на его спину. Тот нервно обернулся, но, увидев Сукачева, отпустил пулемет и рукавом рубахи вытер тонкую струйку пота, сбегавшую по щеке. Сукачев жестом показал ему, чтобы возвращался к Демидову.

— Ну, как ты? — спросил Подкользин, окидывая беглым взглядом перебинтованного товарища.

Сукачев взял здоровой рукой фляжку, запрокинув голову, отпил несколько больших глотков и, протянув ее Подкользину, сказал:

— Иди! Я здесь управлюсь без тебя.

Подкользин нехотя отошел от пулемета, остановился около Жени, долго и пристально разглядывая ее, потом сунул фляжку за пазуху и молча вышел из блиндажа. Демидов и Коваленок, навалившись грудью на край траншеи, осторожно выглядывали из-за бруствера, пытаясь разгадать действия немцев. Те продолжали лежать в кювете, не делая попыток подняться. Броневик дымил и, хотя погода была тихой и безветренной, запах тяжелой машинной гари доносился до траншеи.

Услышав рядом с собой шаги, Демидов обернулся. Около него, держа в одной руке немецкий автомат, остановился Подкользин.

— Что с Сукачевым? — спросил Демидов и снова через край бруствера посмотрел на дорогу, по обе стороны которой затаились изготовившиеся к атаке немцы.

— Ранен, — ответил Подкользин, набрасывая на плечо ремень автомата.

— За пулеметом стоять может? — все так же наблюдая за дорогой, спросил Демидов и подумал, что как только появится затишье, надо будет обязательно попроведовать Сукачева.

— Говорит, что может, — Подкользин неопределенно пожал плечами.

— Куда ранен? — Демидов повернулся к Подкользину и внимательно посмотрел на него.