Послание к коринфянам

Из этого положения очень удобно смотреть снизу вверх.

– Господин Сфорца... мне никто ничего не разрешает. Вы забыли, - вернее, есть, конечно, одна инстанция... как обычно.

– Ну что ж, это наконец-то кончилось. Вы сами внесли себя в регистр, теперь вы штатный сотрудник, я вашей милостью плачу вам зарплату, которую вы, между прочим, назначили себе сами, вот и извольте действовать по правилам.

– Хорошо. Я завтра перерегистрируюсь в скорпионы и вы сможете подарить меня школьному зоопарку.

– Несанкционированное проникновение и изменение сведений в базах данных корпорации - наказуемое действие. Вы этот договор подписывали.

– Страшно вспомнить, что я в своей жизни подписывал.

– Да что вы все, сговорились, что ли?
– Интересно, за этим последует вторая попытка рукоприкладства, или гость наконец-то перестанет держаться на чистом упрямстве...
– Могу я вас попросить больше никогда так не делать?

– Если хотите, впредь я буду советоваться с господином Щербиной.
– Господин Сфорца не любит, когда люди вокруг рискуют, подставляются, умирают. Даже если речь идет о тех, кого он оставил в живых из, в общем и целом, мести.

– Хочу.
– Сфорца тоже опускается на корточки.
– Да. Я не хочу больше обнаруживать, что из-за меня кого-то убивают. Можете вы это понять, или это слишком сложно для вас?

– Я могу это понять. Это естественное желание.
– А что идет война и что людей будут убивать из-за него и ради него, это он знает сам.

Однако есть люди и люди. Господин Сфорца не сноб, но все-таки феодал. Наемное войско служит за плату, рискует за плату, дело владетеля - свести риск к минимуму и сделать плату достойной, а вот свита должна ему принадлежать целиком. Самовольная несвоевременная смерть приравнивается к измене. Генетика, видимо, и задатки даже не от кондотьеров - от герцогов флорентийских.

Человек напротив, на редкость легко держащийся в неудобной позе, закрывает ладонями лицо, ненадолго, потом проводит пальцами до затылка.

– Кажется, я ошибся с местом, где можно провести время до двух. Извините... мистер Флюэллен.

Печальным отличием положения господина Сфорца является необходимость заниматься управлением и в подобных ситуациях. Ему, конечно, нужно было бы провести время иначе. Хотя бы несколько часов в одиночестве и в стороне от дел. Потеря, уверенность в своей вине и необходимость принимать решения - слишком тяжелый груз.

– Сейчас без пяти два, господин Сфорца. И вы можете называть меня как вам удобно.

– Благодарю, что напомнили. Вы замените меня на ближайшие... часа два, наверное.
– Призрак неслышно поднимается. Разумное решение.
– Я сожалею, что вам опять придется повременить с отдыхом, но у нас, как видите, аврал.

– Это начинает входить в привычку. Спасибо, господин Сфорца. Не беспокойтесь.
– И уже в спину добавил: - И обо всем остальном не беспокойтесь тоже.

Джастина

Это сумасшедший дом, думает Джастина. Нет, хуже. В заведении для душевнобольных бывают врачи, которые время от времени назначают лечение. А у санитаров можно попросить таблеточку, и станет хорошо-оооо... Если, конечно, эти заведения похожи на санаторий Совета. Или это санаторий Совета похож на психлечебницу?..

А тут просить не у кого, нечего, разве только у Максима - автомат, потому что пистолета недостаточно. Максим добрый, Максим добудет.

Распоряжение "заняться работой", услышанное Джастиной на прощание... да пошло бы оно к черту, а потом - к чертовой матери. Во-первых, не получится. Во-вторых, дражайший Франческо может распоряжаться теми, кого нанял в штат. С остальными ему придется договариваться и находить общий язык. В любых обстоятельствах. Но, главное, не получится. Тут бы свернуться на диване - сначала известие, потом идиотская беседа на повышенных тонах - и греться, греться...

Или даже заснуть... чтобы проснуться с нормальной сонной мутью в голове, а не с этим холодным, острым, бестолковым месивом. Габриэлу было жалко. Габриэлу было жалко просто невыносимо, и как раз потому, что она ничего не понимала и ни в чем не участвовала. Был человек, живой, бегал тут, щелкал клювом, пытался обеспечить безопасность - и его взяли и убили по какой-то идиотской казенной надобности, потому что совсем другие люди, которым вообще-то платят чертовы деньги за то, чтобы они понимали, что делают, в очередной раз не заметили у себя под носом вопиющий кабак...

Завтра будет хуже. Как с сильным ожогом - в первую минуту кажется, что сейчас хуже всего, а утром понимаешь, что это еще были мелочи. Самое худшее растягивается на неделю, на две. Болит, мокнет, покрывается коркой, думаешь - все, а корка трескается, и все по новой. Из-за нас, и из-за нас тоже, из-за наших игр, погиб человек, и не чужой, а всем хорошо знакомый. Теперь привыкать к тому, что Габриэлу не спросишь, ничего она не подпишет, не распорядится и не наворчит впридачу. Еще сто раз думать как о живой, а потом вспоминать.

Она меня спасала от Потрошителя. А я?..

Нет, не надо тыкать в свежий ожог. Нужно постараться - и не тыкать...

Очередная внутренняя игра Совета. К счастью, именно Совета, это все-таки привычно. Это свои, а не еще один чертик из коробочки, как три месяца назад. Никаких посторонних чертиков, все только наши собственные. Знакомые, предсказуемые, хотя бы и с трижды новыми идеями. Наверняка так. И если хоть одна сволочь посмеет что-то пискнуть про "Черные Бригады" или попытку ограбления...

Мерзость. Самое обидное, что эта мерзость - часть работы. Даже не скажешь, что ненужная и лишняя. Без продуктов метаболизма живому организму нельзя. Интриги, внутренние свары, подковерные и надковерные войны - это продукты метаболизма нашей структуры. Неблагоуханны, но без них никуда, пока система жива.

Но иногда эту систему, кажется, пробирает холера. Не срабатывает канализация, наваливается летняя жара - и если санитарные службы не вмешаются при первых симптомах, можно остаться без половины города. Причем, большая часть пострадает не от болезни, а от последствий паники и разрухи. Это очень видно по Терранове. Убитых во всех их внутренних конфликтах - едва сотни тысяч. Погребенных под обломками инфраструктуры - миллионы.

Входит Рауль, оглядывается, обнаруживает напарницу по незаконченной светской болтовне на диване, за неимением пледа - ну как же, жаркая страна Флореста, - обнявшуюся с диванной подушкой, качает головой.

– Можешь ничего не объяснять... я наше наказание по дороге встретил. Тебе чаю сделать? Горячего?

– Спасибо, - не заикаясь и не стуча зубами отвечает Джастина - и один Бог знает, чего это ей стоит.

В соседней комнатке - подобии кухни - стук, звон и брань шепотом. Де Сандовал, вообще-то, очень ловкий и грациозный человек. Просто у всех есть предел терпения и выносливости. Однако чай появляется довольно быстро. Кружка, накрытая крышкой. Джастина подозрительно принюхивается. Так и есть: мате. Причем заваренный так, как это делают пастухи, а не бармены в ресторане. То есть, очень много чая, еще больше тростникового сахара и немножко кипятка. Это нельзя пить. Это нужно глотать, зажмурившись, как лекарство.