После долго и счастливо

— Эй, — ворчит Фрэнки. — Некоторые из нас хотели бы получить массаж без твоих животных звуков.

Уилла смеётся.

— Прости. У меня. Всё. Так. Ноет. Ничего не могу с собой поделать.

— Заставь Райдера делать тебе массаж, — говорю я ей.

— Хех, — Уилла шумно вздыхает, когда её массажист проводит руками вверх по её смазанной маслом спине. — Райдер — это причина, по которой у меня всё ноет.

Теперь уже мой черед стонать.

Фрэнки гогочет.

— Если бы я сейчас могла дать тебе пять, я бы это сделала.

— Я хочу отдельное помещение, — бормочет Зигги в свою подушку. — Тихое. И можете, пожалуйста, посильнее? — просит она своего массажиста. — Просто грубо мните мышцы, а потом полностью убирайте руки, когда переключаетесь на что-то другое. Лёгкие прикосновения вызывают у меня дискомфорт.

Её массажист кивает.

— Конечно.

Я испытываю крохотный момент гордости за Зигги, потому что ещё несколько назад я бы и представить не могла, что она сделает такое. Но теперь она более комфортно озвучивает свои сенсорные потребности, будь то желаемые прикосновения в массаже или объяснение того, что ей нужно, чтобы групповая вылазка прошла хорошо.

— А вы тем временем? — говорит Фрэнки своему массажисту.

Массажист, трудящийся над её плечами, криво улыбается, будто это какая-то шутка для своих.

— Не трогаю ваши бёдра, — говорит он, — или же готовлюсь к непроизвольному красочному мату.

Фрэнки удовлетворённо вздыхает, когда он проводит руками вверх по её шее.

— Вы лучший.

— Как вы себя чувствуете? — нежно спрашивает моя массажистка.

— Нормально, спасибо, — говорю я ей. — Просто продолжайте в том же духе, пожалуйста.

Завершив наш вечерний массаж, мы принимаем душ и надеваем комфортные сарафаны, затем берём такси и едем поужинать и выпить. Чувствуя себя смягчившейся и расслабленной, я предвкушаю аутентичную гавайскую еду и хороший коктейль с видом на пляж.

— Я чувствую себя такой расслабленной, — говорит Зигги, помахивая руками, пока мы идём к ресторану.

Уилла смеётся.

— Умираю с голода, — говорит Фрэнки. — Мне надо затолкать в себя бургер, а потом в постельку. Я знаю, что вздремнула, но каяки меня истощили.

— А меня истощило солнце, — говорю я им. — Чувствую себя радиоактивной.

Зигги ощупывает свой нос.

— Ага. Я обгорела.

Этим утром мы плавали на каяках и ныряли с дыхательными трубками, поскольку такая активность интересна нам всем и не слишком нагружает тело Фрэнки. Затем мы вернулись, вздремнули (ну, дремали все остальные; я читала «Доводы рассудка» и наслаждалась послеобеденным солнышком), а потом собрали сумки для вечернего массажа и выхода в свет.

Это были стратегически продуманные усилия со стороны всех детей, кхм, оставить родителей одних в доме на протяжении большей части дня. В конце концов, эта поездка посвящена их годовщине.

Я смотрю на высокие медные факелы ресторана, горящие в ночи, и слушаю рёв океана. Здесь в воздухе витает чувственное, нескончаемое тепло. И что-то в этом острове — то ли людская доброта, то ли изобилие природной красоты, то ли постоянное солнце и захватывающий океан — заставляет меня чувствовать себя живой, полной надежды.

А сейчас? Отсветы пламени, накатывающие волны, тени и тёплый, знойный воздух. Я не могу отрицать, что это невероятно романтично. Но, конечно, мы с Эйденом на дне нашего брака.

Эх.

— Итак, — говорит Фрэнки, поставив свою трость между ног и вытянув руки вдоль спинки стула. — Давайте поговорим о слоне в комнате.

Зигги отрывается от своей электронной книги.

— О каком слоне? — она оглядывается по сторонам. — О. О метафорическом слоне⁶. Поняла. Я слушаю.

Уилла опирается локтями на колени и запрокидывает голову. Её кудряшки карамельного цвета пляшут на морском ветерке, глаза обеспокоенно напряжены. Фрэнки слегка хмурится, тоже сосредоточившись на мне, и мой живот скручивает нервозностью. Одно дело — рассказать моей лучшей подруге Мэй, которая знает все мои грязные секреты, но совершенно другое — открыться этим женщинам, которые знают лишь крутую старшую сестру Фрейю, у которой в жизни всё в порядке.

— Эй, — нежно говорит Уилла, накрывая мою ладонь своей и сжимая. — Никакого давления. Скажи нам тогда, когда тебе будет лучше всего.

— Как насчёт алкоголя? — Фрэнки поднимает руку, подзывая официанта.

— Только немного, — говорит Зигги, снова уткнувшись в электронную книгу. — После массажа много потеешь, так что надо восстанавливать водный баланс. Два стакана воды на каждый алкогольный напиток.

— Уф, — фыркает Фрэнки. — Дети пошли такие ответственные.

Зигги улыбается, продолжая читать, и больше ничего не говорит.

— Ага, — признаюсь я. — Для такого мне надо выпить.

Фрэнки на удивление быстро призывает персонал одним движением пальца и магнетическим взглядом в сторону беспомощного официанта, проследив, чтобы мы также заказали еду. Через несколько минут мы уже чокаемся коктейлями майтай, а Зигги — лимонадом. Расслабившись на низких комфортных креслах вокруг такого же низкого круглого столика, мы вытягиваем ноги и коллективно вздыхаем от удовлетворения.

— Ладно, — говорю я, сделав большой глоток майтай. — Мы с Эйденом проходим достаточно тяжёлый этап в отношениях. Я пока что не вмешиваю в это маму и папу, так что, пожалуйста, сохраните всё между нами и моими братьями. Я не хочу портить празднование моих родителей.

Зигги поднимает взгляд.

— У вас, ребят, всё будет хорошо?

Я делаю очередной глоток майтай.

— Я не знаю, Зигги.

Одно дело — на протяжении месяцев абстрактно чувствовать, насколько Эйден отвлечён на работу. Но совершенно другое — тот вечер на кухне, такое острое ощущение отвержения из-за этого. Его эмоциональное отсутствие причиняло боль. Но его бездумное присутствие ранит ещё сильнее. И рана продолжает нагнаиваться.

— Простите, — бормочу я, промокая глаза.

Уилла кладёт ладонь на мою спину.

— Я не могу сказать ничего такого, что помогло бы тебе пройти через это. Но просто знай, что я считаю тебя храброй и крутой. Я так восхищаюсь работой, требующейся для поддержания долгосрочных отношений. С самого моего знакомства с тобой я всегда равнялась на тебя и твой брак с Эйденом, и знание о ваших сложностях ничего не изменило. Если уж на то пошло, я восхищаюсь вами ещё сильнее.

— Спасибо, — говорю я ей. — Эта «работа» над долгосрочными отношениями, как ты выразилась — думаю, я только сейчас начинаю понимать, как много она охватывает. Это не просто компромисс насчёт того, где купить дом или сколько тратить на еду в ресторане. Я думала, это поверхностная работа, если ты встретишь подходящего человека. Потому что в детстве я видела счастье своих родителей и считала, что оно не требует усилий. Понимаете? И это казалось правдой — быть с Эйденом долго казалось естественным, по крайней мере, хорошая и счастливая часть этой работы. Пока… пока всё не изменилось. А теперь это тяжело. Всё это.