Чтение онлайн

ЖАНРЫ

После фуршета

Козачук Вячеслав Леонидович

Шрифт:

Где-то рядом послышался шорох, и грубый голос спросил:

– Это кто у нас?

Ему ответил сипловатый тенор:

– Коваленко Виктор Васильевич, год рождения 1961.

– Коваленко… Коваленко… Это который Коваленко? — уточнил грубый, — из Горловки, что ли?

– Не-а, — отозвался тенор, — Тот еще не прибыл. Не готов, видите ли, к встрече… Из Киева этот.

После короткой паузы и негромкой деловитой возни поблизости, вдруг застрекотал кинопроектор, освещая небольшой экран.

«Что это у них старье такое, — мысленно удивился Коваленко, — видика что ли нет?»

– А ты не выеживайся, — тут же прервал его размышления грубый, — на экран смотри, да повнимательней. Будем мы еще тут на всякую шваль ресурс

тратить!

– Хорошо еще хоть для проектора запчасти выделяют, — поддержал грубого тенор. — А то, помнишь, когда-то мелками рисовать приходилось. Вот возни-то было! Но, правда, тогда и клиентов поменьше было

Тем временем на экране в убыстренном темпе прокручивались кадры, в которых Коваленко начал узнавать свои детство и юность.

– Стоп! — скомандовал грубый. — Ну-ка, переведи в нормальный темп.

На экране Коваленко увидел себя шестнадцати-семнадцатилетним. Судя по антуражу, это был какой-то из школьных вечеров. Хроника была без звука, но через пару секунд послышался голос, удивительно схожий с «голосом за кадром» из «Семнадцати мгновений весны», озвученный Ефимом Копеляном.

– На школьном выпускном вечере, — повествовал голос Копеляна, — Коваленко организовал с друзьями распитие двух бутылок водки. Находясь в нетрезвом состоянии, Коваленко во дворе школы сорвал платье и нижнее белье с одноклассницы Иры Москаленко и попытался ее изнасиловать. Девушка получила сильное нервное потрясение и два месяца провела на излечении в стационаре. По этой причине поступление Иры Москаленко в университет состоялось лишь на следующий год. Кроме этого, поступок Коваленко привел к тому, что у девушки на длительный период выработалось стойкое неприятие мужского внимания. Замуж Ирина Москаленко вышла только в тридцать шесть лет. Но из-за возраста и не очень хорошего здоровья все беременности прерывались досрочно. Бездетная семья просуществовала недолго. В тридцать девять лет Ирина развелась, и с тех пор одинока.

– Вот же подонок, — прокомментировал тенор, — И почему это родители Иры не захотели в милицию тогда обращаться?

– Так ты ж не забывай, — ответил грубый, — кем тогда у него папа был. А у Иры родители кто? Мама — врач, папа — инженер. Ну да ладно, крути дальше.

Кадры на экране опять замелькали, сливаясь.

– Погодь, погодь, не так быстро, — скомандовал грубый, — тут у меня отмечено: что-то в институте нужно внимательно проглядеть.

Бег кадров чуть замедлился. На экране уже можно было рассмотреть аудитории иняза, в котором учился Коваленко, толпы студентов, зачеты и экзамены, пьянки в общежитии, отца, за что-то отчитывающего молодого лохматого Витю Коваленко.

– Стоп-стоп! Вот оно! — обрадовано воскликнул грубый.

Бесстрастные кадры показали Витю Коваленко в кабинете какого-то, судя по обстановке, немаленького начальника. Витя что-то быстро писал на листе бумаги. Тут же раздался голос Копеляна:

– На пятом курсе, незадолго до распределения Коваленко написал донос на своего друга и однокурсника Игоря Сидоренко. В цидуле Коваленко с комсомольскими пылом и пафосом сообщал, что тот, якобы, занимается фарцовкой. После смерти Брежнева Коваленко-старшего выпроводили на пенсию, и, по мнению Коваленко-младшего, донос в тот момент был единственным способом поехать на стажировку в Индию вместо друга. Однако кляуза имела и другие последствия. Сидоренко сделал три попытки поступить в аспирантуру, но только после третьей Игорю в приватной беседе объяснили бесперспективность его потуг. Он находится в «черном» списке, поэтому все усилия заведомо бессмысленны. Известие его сильно подкосило, он сник, потерял кураж, и с тех пор работает учителем английского языка в средней школе в маленьком районном городишке на Киевщине.

– Ты глянь, что этот гад делал! — возмутился грубый. — Такому парню карьеру развалил!

– Угу, — с осуждением в голосе откликнулся

тенор, включая проектор в режим убыстренной перемотки.

– Ты не гони особо, не гони, — распорядился грубый, — тут из него сволочизм уже полным ходом попер.

На экране замелькали кадры его объяснения со Светой, и сразу же отозвался голос Копеляна:

– Светлана Прокопчук несмотря на то, что родителей к этому времени в живых уже не было, решилась все-таки родить и вырастить ребенка. Мальчик появился очень беспокойным: сказались частые скандалы с Коваленко. Однажды ночью, физически измотанная Светлана во сне придавила ребенка, и он задохнулся. Смерть ребенка, навязчивое чувство вины вызвали у нее развитие шизофрении. В настоящее время Светлана Прокопчук в очередной раз пребывает на излечении в психиатрической больнице.

– Гнида, — в унисон прокомментировали услышанное два голоса.

На следующих кадрах Коваленко увидел себя склонившимся над ящиком рабочего стола в кабинете шефа, с которым он работал в МИДе. Собственный вид ему не понравился, слишком уж нервный. Тут же раздался голос Копеляна:

– Коваленко украл у своего начальника Грицишина Владислава Дмитриевича более пяти тысяч чеками Внешэкономбанка, которые тот копил на протез своей жене. После обнаружения пропажи Грицишин с инфарктом миокарда почти два месяца провел в клинике Стражеско, а его жена так до сих пор и без протеза.

– Через месяц, — продолжал голос за кадром, — Коваленко совершил еще одну кражу. На этот раз у сослуживца, вернувшегося из зарубежной командировки. Деньги предназначались для взноса в жилищный кооператив, так как дипломат с семьей уже много лет жил в одной квартире с родителями жены. Квартиру он ждал как избавление от ада земного и дьявола в виде тещи. Пропажа денег вызвала у дипломата депрессию, он запил, из МИДа был уволен, после чего жена его бросила.

В этот раз голоса даже реплик не подавали, только протяжно вздохнули: один — шумно, с подвыванием, а второй — тоненько, как бы всхлипывая.

Коваленко начал впадать в прострацию: кадры на экране, голос Копеляна, голоса, как он их про себя назвал, киномехаников — все это слилось в какую-то сплошную визуально-звуковую какофонию. Время от времени, когда он уж совсем переставал воспринимать показываемое и рассказываемое, Коваленко кто-то подталкивал, приводя в чувство. После одного весьма болезненного тычка к нему вернулась ясность сознания. В этот момент на экране бежали кадры его предпринимательской деятельности, а кто-то голосом Копеляна с пугающей бесстрастностью рассказывал, как Коваленко обманул своего партнера. Видимо, это повествование вконец вывело из себя «киномехаников», так как он услышал разъяренный голос грубого:

– Ладно, хватит тут с ним цацкаться, и так все ясно. Отправляем его на четвертый уровень, пусть там с ним разбираются!

– Мало ему четвертого, — злобно возразил тенор, — сразу на пятый его нужно!

– Сначала с ним на четвертом поработают, а потом уж и на пятый спровадят, — гнул свое грубый.

– Ну, смотри, ты сегодня старшой, тебе и решать, — неохотно уступил тенор.

В этот момент Коваленко ощутил сильный удар в темечко, в глазах поплыли разноцветные круги, и, уже теряя сознание, он почувствовал, как его опять поволокло в трубу.

* * *

Коваленко открыл глаза и увидел сидящую возле него жену. Заметив, что муж смотрит на нее, она всплеснула руками, подхватилась и выбежала с криками:

– Доктор, доктор, он пришел в себя!

Почти тут же она вернулась в сопровождении седого бородатого мужика в белом халате и по-пижонски нахлобученной докторской шапочке. Подойдя к кровати, бородатый наклонился к нему:

– Ну как, Виктор Васильевич? Как себя чувствуете?

Коваленко сделал попытку ответить, но огромный шершавый язык никак не хотел шевелиться во рту, и в ответ только послышалось слабое шипение.

123
Поделиться с друзьями: