После любви

Вещи и люди, которыми забита стена в моей камере, – безусловны, одномерны, процарапаны одной линией. Даже покойный Фрэнки. Даже Алекс Гринблат, Спаситель мира и знаменитый галерист. Ясин – другое дело. Ясин оперирует символами, которые сам же и создает при помощи рыб, вытащенных из океана. Его дурной глаз видит не то, что лежит на поверхности, а то, что скрыто внутри: в толще воды, в глубине рыбьего брюха. Ни одна вещь, которую я приняла из его рук, не была случайной. Ни бусина (темная, с зеленоватыми прожилками, так похожая по цвету на чертовски красивые глаза Алекса), ни ключ, открывший мне дверь к ночи со Спасителем мира, ни курительная трубка – до нее дело еще не дошло, но когда-нибудь придет и ее час.

Ясин вбивает колышки, а точнее – расставляет вехи.

Следуя за ними, переходя от одной к другой, можно резко изменить траекторию собственной жизни. Так было всегда, может, и на этот раз сработает?..

– Купи у него рыбу.

– Какую? – Доминик растерян.

– Любую. Выбери сам. И скажи, что это для меня. Для мадам, о которой ему приснился сон. С кошками, змеями и сломанными стрелами.

– Он должен вспомнить?

– Он вспомнит.

– А потом?

– Потом попроси его, чтобы он выпотрошил рыбу. Вспорол ей живот.

– А потом?

– Потом возьми то, что он достанет из рыбьего живота.

– Что он должен достать?

– Не знаю. Но чертовски хочу узнать.

– Я должен передать то, что он достанет из рыбьего живота, тебе?

– Хотелось бы… Трудно было получить свидание?

– Не стоит думать об этом, Саш'a. Я сделаю все, как ты сказала.

– Очень хочется курить.

– Разве ты куришь? – От удивления Доминик трясет подбородком.

– Как оказалось. Вот если бы ты достал мне сигарет! Хотя бы пачку.

– Я достану сигареты. Какие именно?

– Любые. Желательно с фильтром.

– С фильтром. Я понял.

– Я надеюсь еще увидеть тебя, Доминик. Но если ничего не получится…

– Получится, обязательно получится!..

– Если не получится – я все равно благодарна тебе. Ты – единственное, что у меня есть…

…Медная монета диаметром около двух с половиной сантиметров. Квадратное отверстие посередине, стилизованное изображение лошади, больше похожее на наскальный рисунок. Два крупных развесистых иероглифа сверху и снизу – они идут по крупу лошади и по ее животу. На обратной стороне – четыре иероглифа попроще, сориентированные на стороны света. Монета довольно тяжела, в некоторых местах медь покрывает зеленый налет.

Монета до сих пор пахнет рыбой, и это совсем не то, что я ожидала увидеть.

Совсем не то.

Ее передает мне тот самый полицейский, который присутствовал на нашем с Домиником свидании. Передает тайком, во время раздачи обеда, состоящего из сухой лепешки и плошки с супом, или, вернее, мясным бульоном отвратительного серого цвета. Мой бизнес-ланч, то-то бы повеселился Алекс Гринблат, интересно, вспоминает ли он о моем существовании хоть изредка? Я слабо верю в это, да и сам Алекс отдалился, чертовски красивые глаза – не более чем фигура речи, даже воспоминанием их не назовешь. Теперь, когда мой мир сосредоточился на стене камеры, все люди воспринимаются не так, как раньше. Они и правда кажутся процарапанными одной линией, они состоят не из плоти и крови – из осыпающейся каменной крошки. Фантомы, стилизованные изображения. Наскальные рисунки, по технике ничем не отличающиеся от рисунка лошади на монете. В этом новом взгляде есть и свои преимущества: со стилизованным Алексом нельзя переспать, стилизованного Жюля нельзя уличить в банальной лжи, стилизованные спички нельзя зажечь, стилизованные негативы нельзя проявить, стилизованная кровь никого не может испугать, ее потеря никогда не приведет к смерти, сама смерть – тоже фантом.

Наскальный рисунок.

Все это погружает меня в состояние транса.

Я выхожу из него все реже, лишь в тех случаях, когда какое-то слово из кроссворда на стене привлекает мое внимание больше, чем обычно.

Спички – почему картонка, найденная в моей сумке, оказалась пустой? Для следователя картина ясна, я жгла спички, чтобы найти орудие преступления, оттого ни одной и не осталось. Оттого и полоска серы оказалась стертой. Но каким образом все обстояло на самом деле? Каким образом спички попали в мою сумочку? Кто бросил их туда? И для чего? Чтобы избавиться от ненужного хлама? – но спички можно было просто выкинуть. Чтобы передать какую-то информацию? – идея еще более нелепая, картонка с названием кафе – не кассета и не дискета, и не электронный чип. А если бы электронный чип был спрятан в картонке – его давно бы обнаружили.

Негативы – почему они всплыли в номере Фрэнки? Для следователя картина ясна, негативы с моим изображением Фрэнки бережно хранил с того солнечного сентября в Санкт-Петербурге. Но каким образом все обстояло на самом деле?

Я никогда не вынимала негативы из конверта, как и все другие негативы из других конвертов, никто ими не интересуется, если уже есть готовые фотографии. На них нет моих отпечатков, а есть только отпечатки Фрэнки – и то на конверте. А раз нет моих отпечатков, значит – вещь принадлежит не мне. Если же отпечатки есть – происходит то же, что произошло с бритвой. Она – моя, и содеянное ею – это содеянное мной.

Монета, переданная полицейским, завернута в крохотный обрывок бумажки и спрятана в пачке «Lucky Strike». На что-то более утонченное у Доминика не хватило воображения.

Внутри бумажки я нахожу две строки, написанные Домиником.

thon 16

tout се que tu voudras 17

Отчет о проделанной работе.

«Тунец» – снова тунец, выбор Доминика пал на тунца, даже здесь он не оригинален, а просто повторяет то, что сделали до него другие, милый, милый Доминик!.. Посмотреть бы на встречу у причала рядом с рыбным рынком: толстяк жмется на берегу, не решаясь сойти в лодку, близость воды пугает его, как и близость всего остального. Сколько же страхов пришлось тебе преодолеть, трусишка Доминик! – и все ради меня. «Все, что захочешь» – это ли не признание? Доминик сделает для меня все, жаль, что его возможности сильно ограничены.

16

Тунец (фр.).

17

Все, что захочешь (фр.).

Что тогда говорить обо мне?

Записка Доминика заставила меня улыбнуться – и это единственный положительный момент. Все остальное по-прежнему безнадежно, скрыто во мраке. Монета с квадратной дыркой посередине – совсем не то, что я ожидала увидеть. К тому же я не знаю китайского. А если бы знала? Тогда иероглифы, ориентированные по сторонам света, не были бы для меня загадкой. Они сообщили бы мне что-то нужное. Полезное.

Инструкция по выходу из сложной ситуации.

Выхода нет – и иероглифы здесь ни при чем. Замкнутое пространство камеры медленно убивает меня. В какой-то момент я даже начинаю завидовать Фрэнки. Фрэнки-счастливчику, совсем не бедолаге – его смерть была мгновенной и не лишенной эпичности. Овеянная океанским бризом, заботливо укрытая библейской тьмой, зачарованная рокотом волн. Меня ждет совсем другая участь – я заживо сгнию в душной камере, и никто и не вспомнит обо мне, кроме Доминика. Кому в Марокко нужна странная русская?.. Превращение в charmante petite vieille пойдет ускоренными темпами, но стать очаровательной маленькой старушкой мне не суждено. Старухой – да. Старухой с пергаментными щеками. С легкими, изъеденными каменной пылью. Со впалым ртом и ненадежными шатающимися зубами. С дыханием, наполненным смрадом прокисшего мясного бульона. Бр-р…

Пора бы начать давать признательные показания.

Я убила Франсуа Пеллетье.

Стоит произнести эти четыре слова – и все изменится. Весь мой день будет расписан по минутам. Я смогу выехать на место преступления в порядке следственного эксперимента. Пройти от «Ла Скала» к форту, подняться по лестнице, побродить по смотровой площадке, взглянуть на океан, на волны, на облака. Ключ к этому великолепию состоит из четырех слов: «Я убила Франсуа Пеллетье». Я повторяю на все лады:

убила, убила, убила.

Отныне это слово вспыхивает в моем сознании бенгальским огнем; убила – р-раз, убила – два, убила – три! разноцветные шары сияют на елке моего грядущего признания, ничего прекраснее их нет. Огромные, покрытые белой глазурью, украшенные блестками и снежинками, – они мелодично постукивают, наблюдать за елкой, сверкающей шарами и бенгальским огнем, из угла моей камеры – сущее удовольствие. Еще приятнее мечтать о Рождестве, которое наступит сразу же после того, как вина будет признана. Список подарков, которые я жажду заполучить, составлен заранее: