После нашего разрыва

– Делить? Ты сумасшедший? Ты незнакомец! Т-татуированный незнакомец!

Он посмотрел на свою руку, освещенную фонарем. Да, высокомерный сноб. Девушка, которую она напомнила ему, не была снобом. Никогда.

– Мои татуировки, как известно, кусаются, поэтому, это хорошо, что ты держишь дистанцию.

– О! Я...

Он действительно был не в настроении, чтобы иметь дело с истеричкой. Он указал на чехол из-под гитары, пытаясь сделать более мягкий тон.

– Слушай, я музыкант, и живу в Манхэттене. Я здесь, чтобы поработать. Проделал долгий путь и останусь тут с тобой, Гринвич.

Он закинул тяжелую вещевую сумку на другое плечо. Она смотрела на него с приличного расстояния, которого все еще придерживалась, по-видимому, потеряв дар речи.

– Теперь я не незнакомец, - добавил он.

– Как Вы узнали, что я из Гринвича?
– спросила она мягко за его спиной.

– Лена живет в Гринвиче, - сказал он, помня комментарий Джона о разводе и квартире.
– Не то чтобы я знаю ее лично.

Он пошел к парадной двери, поправляя сумку, чтобы наклониться и нащупать под приветственным ковриком ключ, который Джон сказал, будет лежать там. Он поднял его, отпер дверь и вошел внутрь, щелкнув выключателем света слева от него. Огни не зажглись, поэтому он положил свою сумку на пол у двери. В течение нескольких месяцев, когда дом не использовался, вероятно, сеть выключали. Когда он обернулся, она стояла немного ближе к дому, у подножия лестницы в темноте позади него.

Он чувствовал ее дискомфорт, и часть его была рада. Теперь он мог сосредоточиться на ней: богатая, высокомерная, сноб, которая, вероятно, использовала деньги папы для двухнедельного отпуска, чтобы найти себя. Ну, она могла искать себя в одной половине дома, пока он писал музыку в другой. Черт, в туре он с радостью остался в гостиничных номерах на десятую часть меньшего размера, где в три раза больше людей, с некоторыми из них парень был совершенно не знаком. Не было причин, по которым они не могли разделить дом. И если ей это не нравится, она может найти что-то еще, чтобы остаться. Он имеет такое же право быть здесь, как и она. На самом деле даже больше прав.

Когда он повернулся, чтобы вернуться к багажнику, она отступила.

– Как джентльмен, вы должны найти мотель.

– Вероятно. Но мы поняли, что я не джентльмен.

– Точно подмечено.

Он почесал челюсть. Это замечание удивило его, особенно от нее. Он привык к таким людям, как она, замечающих татуировки, длинные волосы и пирсинг, делающих выводы об остальном. Он вытащил корпус синтезатора из задней части багажника.

– Мне жаль, что я высказалась так о твоих татуировках, - добавила она тихо, все еще находясь в нескольких шагах от машины.

– Послушай, я не пытаюсь быть наглым, оставаясь. Я проделал долгий путь, чтобы остаться здесь, и у меня действительно много работы. Джон сказал, что здесь четыре спальни. У нас действительно нет причин, по которым мы не можем поделить их между собой. На самом деле, я возьму одну спальню, а у тебя будут другие три. В подвале есть звуконепроницаемая комната для прослушивания и студия, и я планирую провести большую часть своего времени там, так что я буду держаться подальше от тебя. Ты меня даже не услышишь. Ты можете просто… искать себя или делать что бы то ни было.

– Искать себя?

– Разве это не то, что вы, девушки из Гринвича, делаете? Открываете свои целевые фонды, чтобы вы могли пойти в СПА, арендовать особняки и искать себя?

– Ну и кто из нас сноб?
– спросила она, и на секунду ему показалось, что он заметил небольшой акцент в ее насмешливом голосе, и звук вновь прожужжал в его голове. Он прищурился, пытаясь разглядеть ее получше, не приближаясь к ней. Ее лицо снова мелькнуло в его сознании, но он оттолкнул картинку. Эта девушка и та (о которой он думал) были совсем не похожи.

– Как бы то ни было, - сказал он, беря бумажный пакет для продуктов, в котором находились три бутылки очень хорошего скотча, и которые лязгнули друг об друга, когда он поставил пакет на свое бедро, - обещаю залечь на дно. Мои татуировки вряд ли загрязнят твое арендуемое пространство.

– Я уже сказала, что сожалею об этом.

– Прекрасно.

Он закинул спортивную сумку на плечо и взялся за ручку чехла с синтезатором.

Она подошла поближе к багажу и встала в паре шагов от него. Наклонив голову, девушка опустила взгляд в пол, нервно перемещая свой вес с одной ноги на другую.

– Мы не можем остаться здесь вместе, - сказала она тихо.
– Т-ты не можешь остаться здесь.

– Почему нет?

– Я не стану ночевать в доме с человеком...

– Еще и с татуировками!

– ...которого не знаю вообще.

– Слушай, уже сказал тебе, я музыкант. Меня зовут Захария Обри, и...

Она ахнула, чем привлекла его внимание. До сих пор стоя в тени, она уставилась на него, разинув рот, и он обернулся, пораженный ее реакцией. Нечто среднее между всхлипом и криком вырвалось из ее горла, когда она подняла руку, чтобы прикрыть рот. Его сердце выскочило из груди, пульсируя как сумасшедшее, когда волна реальности разбилась о берег его сознания.

– О, мой Бог, - прошептала она в шоке дрожащим голосом сквозь пальцы, ее высокомерный акцент полностью изменился на душераздирающе знакомое произношение штата Мэн.
– Ты Зак Обри.

Он кивнул, его мозг боролся, пытаясь собрать все воедино - ее голос, поза, выражение и эти темные, блестящие глаза, будто подтверждая догадку.

– Зак, - она прошептала, выходя вперед в бассейн света.
– Это Вайолет.

Глава 3

Его руки ослабли, и черный мешок упал на пол багажника, в то время как сумка соскользнула с его плеча, и бумажный мешок со звоном грохнулся. В последнюю минуту он согнул локоть, чтобы удержать ремень сумки от столкновения с бумажным пакетом. Вайолет прошлась взглядом по его рукам, подтянутым, усыпанным татуировками мышцам, которые выпирали, когда он поднимал сумку с земли. Когда он подошел ближе, чтобы разглядеть ее лицо в тусклом свете, она почти почувствовала его дыхание на коже.

– Вайолет, - сказал он мягко, и теперь его голос внезапно изменился, когда она сопоставила его со своими воспоминаниями. Он был более глубоким и хриплым, чем она помнила, будто он курил в течение многих лет или часто кричал.
– Как цветок.

– Вайолет-как-цветок, - повторила она шепотом, глядя на него, ища Зака Обри, которого она знала раньше в этом мускулистом, татуированном, с пирсингом, лохматом рокере. Казалось невозможным соединить двух совершенно разных людей. Зак Йельского университета был худым и бледным - неуклюжим и задумчивым подростком.

Она подошла ближе к нему и, вздохнув с облегчением, увидела сходство. Его волосы, которые были собраны в хвост, все еще были темно каштанового цвета, который она помнила.

И его глаза. Она была достаточно близко, чтобы видеть, что его глаза были такими же завораживающе серыми.