После осени. Поздняя РАФ и движение автономов в Германии

Они еще не завершили свое объединение в однородный контрреволюционный блок, как они должны сделать, если хотят политически выстоять в военном наступлении, и нет никакой гарантии, что они это сделают. Однако верно и то, что революционная борьба, находясь в разных условиях и достигнув разного уровня развития, уже ощутила на себе последствия наступления, призванного помешать им достичь своих целей. Нью-Джерси осуществил самую мощную бомбардировку со времен войны во Вьетнаме в попытке обеспечить американскую победу. После этой атаки американский чиновник заявил, что цель заключалась в том, чтобы сделать Ливан похожим на лунный ландшафт. Для этого они вывели войска из Сальвадора, где недавно создали базу с целью подавить гражданское население и изолировать партизан. Вся машина, которая постоянно пытается усовершенствовать эту политику уничтожения, достигает своего предела на границе, установленной одновременной борьбой и балансом сил, который в результате постоянно смещается. Плавное разворачивание их проекта власти разбивается об эту диалектическую реальность.

Условия борьбы в каждом секторе оказывают непосредственное влияние на все другие сектора, потому что конфликт в корне изменился. Вьетнам победил. Партизанщина политически укоренилась в Западной Европе. События на Ближнем Востоке приобрели новые и более мощные масштабы в рамках широкой арабской революции. В Латинской Америке — где в течение десяти лет повсюду устанавливали военных диктаторов, потому что у партизан была массовая база — теперь они столкнулись с новой борьбой и с людьми, которые больше не принимают легких решений, которые не проявляют страха перед лицом фашизма, потому что опыт фашизма сформировал их сопротивление. А никарагуанская революция разорвала хватку реакции на всем континенте. Ничто не умерло и не исчезло. Пятнадцать лет назад Тупамарос объяснили, как они использовали опыт Че для разработки концепции городской герильи, а два года назад Сальвадор Карпио дал понять, что ФМЛН извлек уроки из борьбы Тупамарос и развил их. Единой международной стратегии не существует, но есть процесс обучения на основе различного опыта и политических событий, и очевидно, что в своих взглядах и отношениях комбатанты рассматривают каждую атаку как практический строительный блок в стратегии открытия новых возможностей.

Военная стратегия сегодня является объединяющим фактором и основой для империалистической перестройки. Они выдвигают на передний план Западную Европу и Японию, потому что им нужна единая система для их глобального наступления. Этот урок они извлекли из Вьетнама, и теперь они понимают, что агрессивные войны и интервенции имеют последствия для их собственного общества — они служат для мобилизации людей. Не осталось места, где они могли бы надеяться на легитимность или поддержку. Формирование единой системы зависит от того, смогут ли они держать под контролем «политические издержки», создавать легитимность, основанную исключительно на военной мощи блока в целом, и противопоставить эту мощь собственному обществу. Именно поэтому вторжение на Гренаду последовало по просьбе карибских государств, почему интервенция НАТО в Ливан прошла под рубрикой «многонационального миротворчества», и почему до самого конца Уайнбергер пытался привлечь десять различных государств, чтобы избежать вывода войск. Они надеются достичь гибкой структуры военных коммандос в основных империалистических государствах — США, ФРГ, Великобритании, Франции и Японии — которая может адаптировать свой ответ к стилю и требованиям соответствующих региональных государств. Немецкая ассоциация внешней политики, которая проводит исследования совместно с ведомством федерального канцлера, министерством иностранных дел и министерством обороны, потребовала этого в начале 81-го года. Члены совета — от Столтенберга, Вайцзеккера и Шмидта до Зана, Бейца и Феттера, все они — промышленность, политические партии и профсоюзы — занимаются необходимой внутренней подготовкой. С размещением ракет, формированием французских и британских подразделений RDF и интеграцией Японии в военную стратегию НАТО военное ядро объединилось.

Для них наступление превратилось в решающую битву, а реформистская версия — социальная демократия и тайная война — разворачивается на всех уровнях. Амбициозный проект СДПГ институционально похоронить весь антагонизм никак не удался: ни внутри государства и общества, ни на международном уровне. Пообещав гарантировать внутреннюю стабильность модельной Германии путем национализации конфликта между капиталом и трудом (согласованные действия, межгрупповое посредничество, профсоюзы как равноправные члены экономических объединений), они столкнулись не только с экономическим кризисом, но и с политикой классовой борьбы — результатом влияния национально-освободительной борьбы на метрополию.

В июне 68-го года Шиллер поздравил правительство и бизнес за сотрудничество между государством, промышленностью и профсоюзами, которое предотвратило «распространение социального конфликта на рабочую силу в ФРГ, как это произошло во Франции». Они считали, что благодаря Брандту и амнистии им удалось деполитизировать рабочий класс и реинтегрировать студентов, подвергшихся уголовному преследованию, что принесло их обратно в орбиту государства. Но политизация, достигнутая борьбой фронта, была сильнее этого.

Алжир, Вьетнам, Южный Йемен, Че и тупамарос восстановили то, что в метрополии было объявлено давно мертвым: новое интернационалистское сознание и вместе с ним перспективу борьбы здесь — борьбы в одном фронте с ними. Позже Сартр назовет это решающим политическим открытием на Западе, и это было правдой. И вот вооруженная борьба началась в Германии, а при других условиях и в Италии. С тех пор социальная революция стала частью цели, преследуемой движениями за национальную автономию, такими как ЭТА и ИРА.

Больше всего первая акция RAF угрожала институциональной стратегии СДПГ по обеспечению внутреннего мира, а вместе с ней и политическим предпосылкам для плавной интеграции западноевропейских государств. По этой причине, а также из-за того, что реформистская политика в этом государстве имеет лишь очень узкое поле для маневра, чтобы вернуться на прежний путь, антагонизм должен был быть ликвидирован — вот почему реакция против нас стремилась нас уничтожить. Это противоречие в конце концов сломало спину СДПГ. Они не смогли его разрешить. Победа над партизанами была бы возможна только в том случае, если бы мы отказались от борьбы. Конфронтация с революционной политикой сделала реинтеграцию и деполитизацию левых 68-го года неактуальной. Она показала институциональную стратегию СДПГ такой, какой она была: война, приспособленная для метрополии. Экспортировалась не модель Германии как самая передовая форма империалистического правления, а жестокость государства национальной безопасности. В Италии это известно как «германизация», и это то, чем государство СДПГ известно во всем мире с 77-го года — революционеры знают Германию как самую передовую тактическую позицию империализма, а реакционеры знают ее как государство с самым современным и всепроникающим репрессивным аппаратом. Теперь не израильтяне повсюду обучают антипартизанские отряды, а инструкторы из GSG — от Форт-Брэгга до Таиланда. Их план по навязыванию мира на фронте Север-Юг.

Используя деньги и противоповстанческие действия, они не смогли скрыть противоречия. Голод и лишения слишком велики, а разрыв между богатыми и бедными слишком велик и глубок. В прошлом году, когда Крайский предложил новый план Маршалла, подобный тому, что был после 45-го года, Шульц ответил, что он наивен, поскольку условия, существовавшие в опустошенной Европе, не идут ни в какое сравнение с бедностью в бедных странах.

Американский журнал Foreign Policy писал, что империалистическое решение кризиса — т.е. бесконечные долги и зависимость от политического диктата основных государств — отбросило развитие целых континентов на сорок или пятьдесят лет назад. Комиссия Брандта «Север-Юг» больше не говорит о глобальном партнерстве или новом мировом экономическом порядке для гармонизации конфликтующих интересов, а говорит о необходимости спасения банковской системы. Больше не осталось ничего, что можно было бы согласовать между различными сторонами, потому что ясно, что не может быть нового мирового экономического порядка без мировой революции. Существует только одно решение экономического кризиса — политическое: разрушение системы голода и отчаяния, репрессий и эксплуатации. В долгосрочной перспективе социал-демократическое вмешательство не смогло закрепиться нигде, какие бы формы оно ни принимало — попытка Баха в 76-м году использовать денежные выплаты, чтобы отвести освободительные движения от военной борьбы, или попытка использовать Фридриха-Эберта-Штифунга для создания фигур, которые могли бы стать «демократической оппозицией» после успешной революции, или давление на новые национальные государства, т.е. финансовая помощь в обмен на антикоммунистическую внешнюю политику. Их идеология была разбита реальностью войны. Конфликт распространился слишком далеко.

Они также потерпели неудачу на линии фронта Восток-Запад. В шестидесятые годы в США произошли национальные революции в Юго-Восточной Азии, Латинской Америке и Африке, и быстрая победа над СССР перестала быть возможной, поскольку у него тоже была атомная бомба, что заставило США еще раз изменить свою позицию по вопросам внешней политики. Сначала целью было победить в освободительных войнах, чтобы получить свободу рук, с помощью которой можно было бы принудить СССР к конвенциональной войне, которая оставалась бы ниже атомного порога, чтобы не спровоцировать контрнаступление. Это привело к политике разрядки, и здесь СДПГ сыграла важную роль. Именно СДПГ должна была проводить новую линию и принять границы, установленные в 45-м году, линию, которую ХДС в то время не могла ни провести внутри своей партии, ни — после двадцати лет реваншизма — убедительно представить социалистическим государствам. Она была призвана поставить СССР между молотом и наковальней: политика сосуществования и затишье в гонке вооружений в обмен на прекращение поддержки освободительных движений в сочетании с надеждой, что рынок, потребление и пропаганда будут изнашивать социалистические государства изнутри, постепенно дестабилизируя их политически. Это тоже не сработало. Самое главное, они не разработали ничего, способного уничтожить вьетнамскую революцию. Вьетнам стал примером революционной войны, затяжной войны и непрерывности атак через неудачи и победы.

Со времен Вьетнама стратеги противоповстанческой борьбы говорят, что самое главное — это борьба с сознанием, потому что именно сила народного сознания является решающим фактором для победы в затяжной войне, а не оружие. Это метод, который работает на нас, потому что это процесс, который продвигает революционное дело и делает его необходимость и реальность очевидными и понятными. Это было целью всей национально-освободительной борьбы, и это уже видно на опыте западноевропейских партизан.

Поскольку они знают, что всегда проигрывали и должны проиграть эту борьбу за сознание против освободительных движений, нынешняя военная стратегия принимает это как факт и полагается на атомный блицкриг. Общее наращивание вооружений направлено на достижение абсолютного военного превосходства над СССР. Учитывая, что они больше не могут вмешиваться в дела СССР, не спровоцировав ядерную атаку, они должны нейтрализовать его способность противостоять им. Именно это стоит за «глобальной войной на многих фронтах», о которой говорит Уайнбергер, за размещенными здесь ракетами средней дальности и РВСН. Они предназначены для того, чтобы быстро довести дело до конца. Такова природа конфликта. Поскольку политическая победа для империализма уже невозможна, единственным вариантом остается короткая тотальная война.