После развода. Бывшая любимая жена

И зубы свело.

И мышцы натянулись.

И быстрые шаги стали приближаться.

Адам возвращался из кабинета.

Зашёл снова на кухню.

В руке держал результаты анализов.

— А вот беременность, Устинья, надо прервать.

Глава 2

Он со мной был всегда максимально искренен.

Адам был со мной честным даже в мыслях.

— Я не хочу видеть твоих слез. — Рубанул он одной фразой, а я поняла, что я не могу встать.

Я поняла, что у меня сил нет.

— Откуда эти бумаги? — Его голос звучал над ухом.

Я, не поднимая глаз, уже знала, что он присел на корточки, склонился ко мне, и дыхание горячее обжигало мою щеку.

— Откуда бумаги, — повторил он, надавив на меня.

А бумаги оттуда, что у меня случилась задержка, а в сорок три это намёк на менопаузу.

Я со всех ног рванула к своему врачу.

Она похлопала меня по ладони. И тихо прошептала:

— Ты же хотела девочку. Рожай.

Я приготовила эти чёртовы результаты анализов для того, чтобы, когда Адам вернётся с Москвы, сказать ему, что беременна, сказать, что может быть, у нас будет девочка.

А оказалось…

— Устинья… — позвал меня холодно муж, а я закачала головой.

Любовь-то всегда у Адама была ломаная, рваная, с которой даже иногда больно становилось.

— Устинья.

Я подняла заплаканные глаза на него.

— А вдруг это девочка?

— Не будет никакой девочки.

Он дышал мне прямо в губы, пальцами вытирал щеки.

— Аборт сделай.

Стекла осколками впивались в колени.

— Я не буду, я не хочу, я не буду. — Заплакала я ещё сильнее и горше. — Я не буду. Нет!

— Зачем тебе ребёнок в нашем возрасте? Зачем? Что ты собираешься с ним делать? Я тебе десять минут назад сказал про развод, какой ребенок? Ты связь видишь, мы разводимся. Ребёнку, значит, не надо рождаться.

— И разводись, — тихо прошептал я, обнимая себя за плечи и раскачиваясь на одном месте, мне только смирительной рубашки не хватало.

И Адам отпрянул от меня, резко встал, хлопнул себя по коленям.

— Господи, Устинья, не делай из всего трагедию,

Любовь его неправильная, жестокая.

Любовь его, которая заставляла сердце биться тройными рывками, заставляла кипеть от чувств.

— Я не вижу смысла в этой беременности, как ты этого понять не можешь!

— Еще несколько недель назад ты видел смысл в том, чтобы ложиться со мной в одну постель? Теперь ее греет другая? — Тихо прошептал я.

— Устинья это глупо. Я приезжаю, говорю о разводе. Ты мне говоришь о беременности. Где взаимосвязь? Я хотела ему сказать о беременности, но если бы знала о том, что он приедет с разводом…

Какая, к чёртовой матери, разница, что со мной происходит, если я уже и так мертва?

— Устинья. Да прекрати ты плакать, ты же знаешь, я не могу, не могу видеть твои слезы, Устинья. — Зарычал Адам, снова подорвался ко мне, схватил за плечи, попытался поднять, а у меня ноги скользили по влажному кафелю.

Любовь его неправильная.

Болезненная, которая отравила меня.

И заплаканными глазами я смотрела в лицо мужу, который когда-то мне очень много лет назад, в ту мою семнадцатую осень, шептал.

— Я для тебя все звезды соберу. Ты заслуживаешь намного больше, чем миллионы роз.

А сейчас, словно наотмашь бил меня по щеке раз за разом фразами, которые выжигали душу.

— Что я тебе сделала? Я тебя недолюбила? Я тебя не…

— Ничего ты мне не сделала. Но это вопрос ко мне, это я разлюбил.

И в памяти всплывали обрывки фраз.

— Такую, как ты, не отпускают. Такая, как ты, одна на миллион, а все, что до тебя просто цифры. Понимаешь?

Я тогда так верила в то, что я действительно особенная, я действительно одна на миллион.

А сейчас выходило…

— Почему мы разводимся?

— Почему я тебе уже объяснил? Я не чувствую, ничего не горит у меня внутри, ничего, понимаешь?

— Двадцать пять лет горело. А сейчас все сожжено дотла.

Ломкий надтреснутый голос.

— Устинья, не выворачивай ты мне душу, я приехал к тебе и сразу поставил вопрос, так как он должен стоять.

— А если бы ты знал заранее, что я беременна?

И этот вопрос оказался куда удачнее предыдущего, потому что Адам бросил на меня тяжёлый взгляд. Дёрнул подбородком так, как будто бы собирался ответить.

Но я закрыла ладонями глаза.

И прошептала.

— Ты бы сразу уговорил меня сделать аборт.

И что-то горячее липкое стало утекать из меня.

Вероятнее всего, жизнь.

Словно в пьяном бреду, опираясь тяжело о стол, я поднялась.

За мной следы тянулись с алыми разводами, потому что прошлась по стеклу.

Потому что жизнь с моим мужем была выстлана этим стеклом.

— Сделай аборт, Устинья. — Крикнул в последний раз Адам.

Я прикрыла глаза.

Не надо аборта. Оно само все…

Глава 3

После развода. Июнь.

— Устинья Анатольевна, вы поправились? — Тихо спросила моя пациентка и легла на кушетку.

Я тяжело вздохнула и поправила на себе медицинский халат.

Наверное, где-то поправилась.

В одном определённом месте, потому что во всех остальных местах я умудрилась похудеть.

Когда за Адамом закрылась дверь квартиры, когда пришли документы на развод, когда мы встретились в суде, когда была подчёркнуто вежливая, выверенная речь о том, что имущество будет делиться не поровну, как это предполагает закон, а так, как мы договоримся, муж стоял, смотрел на меня, глазами задавал вопрос «сделала ли я аборт».

А я молчала.

Мне казалось, ничего страшнее в моей жизни не может в принципе произойти.

Мне казалось, что развод с Адамом это что-то сродни концу света.

Я металась как сумасшедшая по квартире.

Мне было настолько больно, что я забывала, как меня зовут.

Я не знала, как рассказать детям о разводе.

Адам сделал это за меня, просто поставил всех перед фактом.

Назар ходил, разводил руками, тяжело вздыхал, говорил, что все образумится, он не бросит, он поможет. Он уже был взрослым мальчиком. Хоть ещё все тем же моим шалопаем. Родион стискивал зубы. А однажды, когда понял, что я схожу с ума, начал кричать: