Последнее дело Трента

В первую очередь он решил повидать мистера Копплса – были сведения, что тот в Лондоне. Однако Копплс оказался в отъезде. С Марлоу Трент встречаться не хотел, к миссис Мандерсон пойти не мог… Отель, новая студия, где в тщетных попытках заняться делом он вспомнил однажды, что миссис Мандерсон была поклонницей музыки, и стал вдруг завсегдатаем оперы… Это случилось, когда он уже отчаялся встретить ее. В толпе кто-то тронул его за руку. Трент обернулся – перед ним стояла она, более блистательная, чем в ту пору горя и страха. Она улыбалась, и Трент почувствовал ее волнение.

– Я не хочу опаздывать на «Тристана», – сказала она. – И вы не опаздывайте. Повидайте меня. – И назвала номер ложи.

Глава 13 ВЗРЫВ

Последующие два месяца Трент еще долго будет вспоминать с содроганием: в многочисленных встречах миссис Мандерсон сохраняла холодное дружелюбие, державшее его в атмосфере обычного делового знакомства. Кроме того, он встретил ее в опере с некой миссис Уоллес, игривой экономкой, которую знал с детства. Миссис Мандерсон, вернувшись из Италии, каким-то образом забрела в круги, к которым принадлежал он, и Трент терялся в догадках, сознательно ли сделан этот шаг, не означает ли какой-то потаенной заинтересованности миссис Мандерсон в их отношениях. Однако то возбуждение, с которым она остановила его в фойе, казалось, ушло навсегда.

Однажды ему выпал мучительный спектакль: он сидел в опере за ее спиной, и ничего вокруг не существовало, кроме обильных ее черных волос, овала щеки, линии плеча, кисти спокойной руки на барьере. Когда завершился спектакль, он был бледен, подавлен и простился с дамами с грубоватой поспешностью.

В следующий раз он увидел ее на даче, где оба были гостями, и, как ему казалось, держал себя в рамках разумного нейтралитета. Он уже не сомневался, что она прочла его рукопись и по-своему переживает его подозрения. Так что же заставляет ее общаться с ним с той же милой откровенностью, с какой относится к людям, не сделавшим ей ничего дурного? Ведь рана нанесена его рукой, и она знает об этом.

Несколько раз он чувствовал желание поговорить, но что-то заставляло ее уходить от разговора с присущим обаятельной женщине искусством. И он сделал два вывода: надо уехать из Лондона, и он уедет. Он избавится от этой мучительной неопределенности – в чем прав в деле Мандерсона, в чем просчитался, чем все-таки раздражена миссис Мандерсон.

В Лондон вернулся Копплс, а Трент его уже ни о чем не спрашивал. Ему все помнились слова старика: «Пока ее судьба связана с Мандерсоном, никакая сила не заставит ее предать его. Она женщина с достоинством, Трент».

Второй его вывод: ему не хотелось бы остаться с ней наедине. Однако когда несколько дней спустя она прислала записку с просьбой о встрече, он и не попытался увильнуть…

– Я пригласила вас потому, – сказала она за чаем, – что дальше так продолжаться не может. Когда вы уехали тогда, я твердила себе, что вовсе неважно, что вы думаете обо мне в связи с этим делом. Сейчас я считаю иначе. Все дело в причине, по которой вы не дали хода рукописи. Я спрашивала себя: что это значит для меня? Ничего! Но я должна об этом говорить, потому что то, о чем вы думали, было не правдой. – Она подняла глаза и спокойно встретила его взгляд.

– Как только я узнал все, я перестал так думать.

– Благодарю вас, – сказала миссис Мандерсон и внезапно покраснела. Затем, играя перчаткой, добавила:

– Но я хочу, чтобы вы узнали, что было правдой… Я не предполагала, что когда-нибудь вновь увижу вас, – продолжала она тише, – но я чувствовала, что если это произойдет, я должна буду поговорить с вами. Я думала, что разговор не будет трудным, но все изменилось. Разговор осложнили вы.

– Каким образом? – спросил Трент.

– Не знаю, – сказала она. – Впрочем, нет, знаю. Вы относились ко мне так, будто никогда ни в чем меня не подозревали. А я боялась встречи с вами: мне казалось, вы глянете на меня тем же ужасным жестким взглядом, какой был у вас, когда вы задали мне свой последний вопрос, – помните? Вместо этого вы были… – она помедлила, – вы были просто милы, знаете ли. После первой встречи в опере я шла домой с таким чувством, что вы не узнали меня, вспомнили мое лицо, но не узнали, кто это. Я не могла вспомнить, назвали вы меня по имени или нет. В следующий раз – да, у Ирстонов вы произнесли мое имя. Все остальные дни я хотела объяснить вам ваши заблуждения, но не решалась и, видимо, не смогла бы решиться, будь на мне хоть какая-то вина перед мужем.

Миссис Мандерсон, утратив скованность, заговорила с пылкой решимостью устранить недопонимание, которое столько времени тяготило ее.

– Поймите, я не виню вас и никогда не винила за то заключение, к которому вы пришли. Вы знали о нашем разладе с мужем и понимали, что это может значить для следствия. Я объясняла вам суть нашего разлада, но видела, что не убедила вас. Вы проницательны. Да, мой муж ревновал меня к Джону Марлоу, вы угадали. Когда вы дали мне понять, что раскрыли причину поведения мужа, для меня это было очередным ударом. Мне казалось, что унижения и напряженность кончились, что заблуждение мужа умерло вместе с ним. Однако его заблуждение стало вашим… Это больно задело меня, но, вероятно, вы не могли предположить ничего другого! Наконец я взяла себя в руки и была готова к разговору с вами, но вы уже ушли.

Она встала и подошла к секретеру, отперла ящик, вынула продолговатый конверт.

– Я перечитала это несколько раз. – Слабая улыбка осветила ее лицо и исчезла. – Это блестяще, мистер Трент. Я почти забыла, что речь идет о деле, касающемся меня, настолько была заинтересована. И хочу сказать, как я вам благодарна за великодушный поступок. Вы предпочли пожертвовать триумфом, чтобы не погубить репутацию женщины. В любом случае, даже если бы вы были не правы, ваши предположения стали бы достоянием газет и полиции. Поверьте, я поняла все, что вы сделали, и никогда не переставала быть вам благодарной, несмотря на ваше подозрение.

Голос ее дрожал. Она вложила конверт в его руку, и этот дружелюбный, нежный жест заставил его поднять глаза.

– Можете ли вы… – начал он медленно. Она подняла руку:

– Нет, мистер Трент. Дайте мне закончить, прежде чем вы что-либо скажете. – Миссис Мандерсон опустилась на кушетку. – Я хочу вам сказать о том, чего не знает никто другой… Мистер Марлоу и я были в дружеских отношениях с первых дней его появления в нашем доме. Невзирая на его одаренность – муж говорил, что ум его редкостной остроты и силы, – я фактически смотрела на него как на мальчика. Вы знаете, я чуть старше его, а он так по-детски самолюбив, что это старшинство я ощущала все больше. Однажды муж спросил меня, что мне больше всего импонирует в Марлоу. Не задумываясь, ответила: его манеры. Меня удивило помрачневшее лицо мужа. «Да, Марлоу – джентльмен! Это так», – сказал он.

Затем мы долго не возвращались к разговору о Марлоу, до той самой поры, когда я узнала, что Марлоу влюбился в некую американку и намерен связать с ней свою судьбу. К моему великому сожалению, он выбрал не лучшую из тех, с которыми встречался. Я знала ее. Дочь богатых родителей. Красива, образованна, спортсменка, но избалована и легкомысленна. Об этом знали все, кроме Марлоу… Однажды я попросила его покатать меня на лодке по озеру, чтобы спокойно высказать свои опасения. Он не поверил мне, сказал, что я, видимо, не понимаю его Алису. И добавил: если его любит такая девушка, а он не сомневается в этом, он создаст себе положение в обществе. Должна сказать, это было правдой; с его способностями и его друзьями – у него хорошие связи, – с энергией, одухотворенной любовью, он мог бы достичь многого. Однако прозрение наступило раньше, чем я предполагала.

Когда мы причалили к берегу, муж помог мне выйти из лодки.

Помню, он был дружелюбен с мистером Марлоу и никогда впредь не менял к нему своего отношения. Это и помешало мне понять, какие тяжкие мысли он вынашивал. В этот вечер он был сдержан и молчалив, но не сердит. Однако это не все. Как-то утром мистер Марлоу получил милую записку, в которой Алиса извещала его о своей помолвке. Марлоу выглядел несчастным, мне показалось, что он заболел, вскоре я зашла в его рабочую комнату. Он молча протянул мне записку и отвернулся к окну. Не помню, что я ему сказала, мне было жаль его, и я прикоснулась к его руке. И как раз в это время вошел с какими-то бумагами муж. Увидев нас, он тут же повернулся и ушел. Мне показалось, он слышал утешающие слова, что я говорила Марлоу, и истолковала жест мужа как элементарную тактичность… Этим утром муж уехал на Запад, но даже тогда я еще ничего не поняла. Он часто уезжал внезапно, если его звали какие-то дела… Он вернулся через неделю, бледный, с запавшими глазами. Не поздоровавшись, спросил, где Марлоу. По тому, как он это спросил, я впервые догадалась, что его мучит. У меня перехватило дыхание, и не было слое. Да, я могла бы покинуть мужа ради кого-то другого, но я сделала бы это открыто. А это подозрение… эта мрачная скрытность… Было затронуто мое человеческое достоинство, и я поклялась себе, что на молчание отвечу молчанием. Так и было до конца. Я понимала: между нами возникла стена, которую никогда не разрушить, даже если он попросит прощения и получит его.