Последнее искушение Христа (др. перевод)

— Он идет! Он идет! Он идет!

И сердце Иисуса трепетало, как птица, взлетев к самому горлу. «Я иду! Я иду! Я иду!» — пело оно.

И вдруг в разгаре скачки, в вихре восторга, он вспомнил своих учеников и, оглядываясь по сторонам, принялся искать их в свадебном поезде. Но никого не увидел.

— А мои ученики? — удивленно спросил он своего спутника. — Я не вижу их. Куда они могли подеваться?

— Разбежались, — насмешливо промолвил ангел.

— Почему?

— Страшно стало.

— Даже Иуда?

— Все! Все! Вернулись к своим лодкам, попрятались в своих хижинах. Клянутся, что никогда не видели тебя, не знают тебя… Не оглядывайся больше назад. Забудь о них. Смотри вперед.

Пьянящий запах цветущих садов затопил все вокруг.

— Вот мы и добрались, — спешиваясь, промолвил ангел, и лошадь его растаяла в воздухе.

Жалобное и мощное мычание послышалось из-под олив. Тревога охватила Иисуса, и он вгляделся в рощу. Лоснящийся черный крутобедрый бык с белой звездой во лбу был привязан к одному из стволов. Свадебный венец покоился на его рогах, хвост был задран к небесам. Никогда в жизни Иисус не видел такого сильного и великолепного зверя. Глаза его были темны, мышцы перекатывались под шкурой. Он олицетворял собой мужскую силу. «Это не бык, — со страхом подумал Иисус, — это божество».

— Не бойся, Иисус из Назарета, — хитро улыбнулся ангел. — Это всего лишь бык — молодой и девственный. Смотри, как он высовывает язык и облизывает свои влажные ноздри, как он опускает голову и бодает дерево в нетерпении сразиться с ним, как он натягивает веревку, чтобы разорвать ее и вырваться на свободу. Теперь взгляни на луг. Видишь?

— Телки. Там пасутся молодые телки.

— Нет, они не пасутся, они ждут, когда бык сорвется. Слышишь, как он ревет? Какая страсть, какая мощь и мольба! Поистине, он подобен уязвленному темному божеству… Что же ты помрачнел, Иисус из Назарета? Отчего глаза твои стали темны?

— Идем, — хрипло проговорил Иисус. И голос его тоже был полон страсти, мощи и мольбы.

— Сначала я отвяжу быка, — рассмеялся ангел. — Неужто тебе его не жаль?

Он подошел и развязал веревку. Какое-то мгновение зверь стоял неподвижно, но вдруг понял, что свободен, и огромными прыжками помчался на луг.

И в то же мгновение до Иисуса донесся звон браслетов и ожерелий из ближайшего сада. Он обернулся: перед ним, смущенная и раскрасневшаяся, стояла Магдалина в венке из цветов лимона.

— Мария, возлюбленная моя! — бросился он к ней и схватил ее в объятия. — Сколько лет, о, сколько лет я мечтал об этом мгновении! Кто осмеливался препятствовать нам? Кто не давал нам обрести свободу? Господь?.. Ну, что ты плачешь?

— От радости, милый, от того, что я так хочу тебя. Идем же!

— Идем. Веди меня! — Он обернулся, чтобы попрощаться со своим спутником, но ангел уже исчез. Исчез и царский кортеж. Внизу, на лугу, бык покрывал телок.

— Кого ты ищешь, любимый? Почему ты оглядываешься? Лишь мы остались на Земле. Я целую твои стигматы. Какое счастье! Что за Пасха! Весь мир воскрес. Идем!

— Куда? Дай мне руку — веди меня. Я с тобой.

— Идем в гущу сада… Тебя преследуют, хотят схватить. Все ведь было готово — крест, гвозди, толпа, Пилат. И вдруг ангел слетел и похитил тебя. Идем, пока не взошло солнце и тебя не нашли. Они в бешенстве, они жаждут твоей смерти.

— Что я им сделал?

— Ты хотел им добра, ты хотел спасти их. Разве они могут тебе это простить?! Дай же мне руку, любимый. Следуй за женщиной — она всегда найдет дорогу, — взяв его за руку, она торопливо пошла между цветущими деревьями — ее огненно-красная фата трепетала на ветру. Пальцы ее горели в мужской руке, уста пахли сладостью.

Она оглянулась на Иисуса, и дрожь охватила его — глаза ее блестели ласково и обольстительно, так же, как у ангела.

— Не бойся, возлюбленный, — улыбнулась Магдалина. — Все эти годы я хотела сказать тебе и не осмеливалась. Но теперь…

— Что сказать? Говори.

— Даже если ты на седьмом небе, а прохожий просит у тебя напиться, спустись на землю, чтобы напоить его. Если ты святой и женщина просит тебя о поцелуе, отступи от своей святости и подари его просящей. Иначе тебе не удастся спастись.

Иисус схватил ее в объятия, она запрокинула голову, и уста их слились.

Горячая кровь прилила к их лицам. Колени их подкосились, и, опустившись под цветущий лимон, они возлегли.

Солнце стояло над их головами. Легкий ветерок осыпал цветочные лепестки на их обнаженные тела. Зеленая ящерка, застыв на камне, взирала на них своими круглыми неподвижными глазками. Из долины то и дело долетал удовлетворенный рев быка. Потом начал накрапывать дождик — он остудил разгоряченные тела и омыл их.

Нежно воркуя, Мария обнимала мужчину, прильнув к нему.

— Никогда еще меня не целовал мужчина. Никогда я не ощущала его бороду на своих губах и щеках, его колени меж своих колен. Сегодня день моего рождения?.. Ты плачешь, любимый?

— Жена моя, я никогда не знал, что мир так прекрасен, что плоть столь священна. Она — дочь Господа, прелестная сестра души. Я не знал, что плотские радости не греховны.

— Зачем стремиться к небесам, страдать, искать неведомую влагу вечной жизни? Я эта влага. Склонись, напейся и обрети счастье… Ты все еще горюешь, любимый? О чем ты?

— Мое сердце, как засохшая роза Иерихона, оживающая, когда ее снова польют. Женщина — вот источник бессмертной влаги. Теперь я понял.

— Что понял, милый?

— Путь.

— Какой путь? Какой путь, дражайший Иисус?

— Путь, на котором смертные обретают бессмертие, путь, по которому Господь спускается на землю в человеческом облике. Я сбился с него, потому что искал пути вне плоти; я хотел идти путем заоблачных мечтаний, путем великой смерти. Прости меня, женщина, соратница Господа. Я преклоняюсь перед тобой, Богожена… Как назовем мы нашего сына?

— Отнеси его к Иордану и окрести как хочешь. Он твой.

— Давай назовем его Параклет — «Утешитель».

— Т-с-с! Кто-то спешит через сад. Наверное, это мой верный арапчонок. Я велела ему встать на страже, чтоб нам никто не помешал. Вот он.

— Госпожа, Савл… — белки глаз арапчонка ослепительно сверкали, пухлое тельце покрылось потом, он тяжело дышал, как загнанная лошадь.

— Тихо! — вскочила Магдалина и зажала ему рот. — Возлюбленный муж, ты устал, — повернулась она к Иисусу. — Усни. Я скоро вернусь.