Последнее искушение Христа
Шрифт:
Услышав эти слова, Иисус опустил голову. Некоторое время он молчал, прислушиваясь к голосу своего сердца и стараясь найти простое, обыденное, бессмертное слово. Горячий пот выступил на его челе.
– Что есть семя во длани твоей? – снова взволнованно спросил сын Зеведеев.
Иисус вдруг встрепенулся, раскрыл объятия и наклонился к людям.
– Возлюбите друг друга! – вырвался крик из глубины его души. – Возлюбите друг друга.
И как только он произнес эти слова, то почувствовал, как сердце его опустело, и бессильно опустился на капитель.
Послышался гул, толпа заволновалась, многие покачивали головой,
– Что он сказал? – спросил старик, который был туг на ухо.
– Чтобы мы любили друг друга!
– Не будет этого! – сказал старик и разозлился. – Голодный не может полюбить сытого. Обиженный не может полюбить обидчика. Не будет этого! Пошли отсюда!
Прислонившись к сосне, Иуда яростно теребил свою бороду.
– Так вот что ты намеревался сказать нам, Сыне Плотника! – прошептал он. – Это и есть великая весть, которую ты принес нам? Стало быть, мы должны возлюбить римлян? Подставить им горло, как ты подставляешь щеку, да еще сказать при этом: «Зарежь меня, брат!»
Иисус слышал ропот, видел насупившиеся лица и помутневшие глаза. Он понял. Лицо его переполнила горечь, которая все возрастала, поглощая все его силы.
– Возлюбите друг друга! Возлюбите друг друга! – снова умоляюще и настойчиво прозвучал его голос. – Бог есть любовь! И я когда-то думал, что Он свиреп, что горы дымятся, а люди гибнут при Его приближении. Ища спасения, я укрылся в обители, где лежал лицом долу в ожидании Его прихода. «Вот сейчас Он явится и обрушится на меня сверху громом!» – думал я. А Он явился однажды утром, подул свежим ветерком и сказал: «Встань, дитя мое». Я встал и пришел. И вот я перед вами!
Скрестив руки на груди, он отвесил людям глубокий поклон до пояса.
Почтенный Зеведей кашлянул, сплюнул и сжал посох.
– Так значит Бог – это свежий ветерок? – медленно и злобно прорычал он. – Сгинь, богохульник!
Продолжая говорить, Сын Марии спустился между тем к людям и переходил от одного к другому, стараясь убедить каждого, заглядывая в лицо и воздевая руки к небу.
– Он – Отец наш, – говорил Иисус, – и потому ни одно страдание не останется без утешения, ни одна рана – без исцеления. Чем более мучимся мы здесь, на земле, тем более утешения и радости ожидает нас на небе…
Устав, он возвратился к капители и уселся на ней.
– Потерпи еще, вороной, отведаешь клеверу! – сказал кто-то, и раздался смех. Но увлекшийся Иисус не слышал этого.
– Блаженны алчущие и жаждущие правды… – восклицал он.
– Одной правдой сыт не будешь, – перебил его кто-то из голодных. – Мало одной правды. Нужен еще и хлеб!
– И хлеб, – со вздохом сказал Иисус. – И хлеб тоже. Бог насытит их. Блаженны плачущие, ибо Бог утешит их. Блаженны нищие, униженные и оскорбленные, ибо Бог уготовил им Царство Небесное.
Две мужеподобные женщины, державшие на голове корзины с виноградом, быстро переглянулись, не говоря ни слова, поставили корзины на землю и принялись раздавать направо и налево виноград бедным. Припав к ногам Иисуса и все еще не решаясь поднять голову и показать людям скрытое волосами лицо, Магдалина тайком целовала ноги Сыну Марии.
Иаков, потеряв терпение, резко поднялся с места и пошел прочь. Освободившись из объятий брата, Андрей стал перед Иисусом и гневно воскликнул:
– Я пришел из Иудеи, от реки Иордана, где пророк возглашает: «Люди – колоса, я же огонь,
пришедший жечь и очищать землю, пришедший жечь и очищать душу, готовя приход Мессии!» А ты, Сыне Плотника, возглашаешь любовь? Разве ты не видишь, что творится вокруг? Лжецы, убийцы, воры, подлецы, богатые и бедные, обидчики и обиженные, книжники и фарисеи – все, все! Лжец и подлец и я сам, и вот он, брат мой Петр, и старый откормленный Зеведей, который, слушая о любви, думает только о своих лодках и слугах да еще о том, как побольше украсть из давильни!Услышав это, Зеведей рассвирепел. Его лоснящийся от жира затылок стал багрово-красным, жилы на шее вздулись. Он вскочил и уже поднял было посох, намереваясь нанести удар, но почтенная Саломея успела схватить его за руку.
– И не стыдно тебе? – тихо сказала она. – Пошли отсюда!
– Не позволю распоряжаться у себя босякам и голодранцам! – громко, чтобы все слышали, крикнул Зеведей.
Задыхаясь от гнева, он повернулся к Сыну Марии:
– А ты, мастер, не строй из себя передо мной Мессию, не то – несдобровать тебе, злополучный, – и тебя тоже распнут на кресте для успокоения. Тебя самого мне не жаль, пропащий ты человек, жаль только твою бесталанную мать, у которой других детей нет.
И Зеведей указал на Марию, которая лежала на земле и билась головой о камни.
Разгневанный старик все не унимался и продолжал кричать, стуча посохом:
– Любовь, всеобщее братство, – ну, давайте, обнимайтесь, собаки! Да разве могу я возлюбить врага моего?! Могу ли я возлюбить бедняка, который околачивается у моего дома и думает, как бы взломать дверь да ограбить меня? Любовь – послушайте только этого помешанного! Хорошо, в таком случае римляне никакие не идолопоклонники – спасибо им! – они-то умеют навести порядок!
Толпа заревела, бедняки повскакивали с мест, а Иуда оторвался от сосны. Почтенная Саломея испуганно прикрыла мужу рот ладонью, чтобы тот замолчал, и, охваченная ужасом, повернулась к приближающейся с решительным видом толпе.
– Не слушайте его, дети. Это он со злости, сам не понимает, что говорит. И, повернувшись к старику, Саломея приказала:
– Пошли!
Затем она позвала своего любимчика, в блаженном спокойствии сидевшего у ног Иисуса:
– Пошли, сынок, уже стемнело.
– Я останусь, матушка, – ответил юноша. Распростертая на камнях Мария поднялась, вытерла глаза и, пошатываясь, направилась к сыну, чтобы тоже увести его. И любовь, выказанная Иисусу бедняками, и угрозы богатого старосты повергали несчастную в ужас.
– Заклинаю вас именем Божьим, – говорила она каждому, кто попадался ей на пути, – не слушайте его, он болен… болен… болен…
Она с содроганием подошла к сыну, который стоял, скрестив руки на груди, и смотрел вдаль, в сторону озера.
– Пойдем, сынок, – нежно сказала мать. – Пойдем домой…
Он услышал ее голос, обернулся и удивленно посмотрел на мать, словно спрашивая, кто она такая…
– Пойдем, сынок, – снова сказала Мария, обнимая его за пояс. – Что ты так смотришь? Не узнаешь меня? Я твоя мать. Пойдем, твои братья и старый отец ожидают тебя в Назарете… Сын покачал головой.
– Какая мать? – тихо спросил он. – Какие братья? Вот они – мои мать и братья…
Вытянув руку, он указал на оборванцев, на их жен и на рыжебородого Иуду, который молча стоял у сосны и гневно смотрел на него.