Последнее испытание

II. Убийство

7. День второй: жертвы

Правительство начинает процесс против Кирила Пафко в среду утром с представления суду показаний миссис Акины Колкитт из Гринвилла, штат Миссисипи. Миссис Колкитт говорит медленно и безупречно вежливо. По возрасту она годится в бабушки многим из находящихся в зале. Однако с годами она если и располнела, то совсем чуть-чуть, и седины в ее волосах немного. На щеках ее горят яркие пятна румянца, а по прическе видно, что миссис Колкитт все еще продолжает спать в папильотках. В весьма мрачных деталях она описывает смерть своего мужа, Герберта. Мистер Колкитт начал принимать «Джи-Ливиа» практически сразу же после того, как препарат появился в продаже, поскольку его врач-онколог возлагал на лекарство большие надежды. Но однажды ночью, после четырнадцати месяцев применения препарата в виде инъекций, проводившихся раз в две недели, у пациента резко поднялась температура и началась тахикардия, так что его госпитализировали. На следующее утро он скоропостижно скончался на глазах миссис Колкитт, находящейся рядом с ним в палате. Смерть была мучительной – у пациента наблюдались озноб, мышечные спазмы, приступы удушья и неконтролируемая рвота. От того, что Герберт Колкитт задыхался и ему приходилось бороться за каждый глоток воздуха, лицо его налилось кровью. Команда реаниматологов сделала все возможное, но спасти его не удалось.

– Казалось, будто сам Сатана навалился на Герба и душит его, – говорит вдова умершего пациента.

Показания миссис Колкитт кажутся весьма убедительными и должны произвести впечатление на присяжных. Для прокурора это дополнительный аргумент в пользу того, чтобы дать ей выступить в качестве первого свидетеля обвинения. Явно озадаченные внезапно возникшими у мистера Колкитта симптомами, его врачи с согласия родственников сразу же поручили студенту-медику, проходившему практику в больнице, сделать видеозапись происходящего. Продолжительность ролика в итоге составила около двадцати секунд, но это поистине сокрушительный видеоматериал.

Опрос первого свидетеля проводит помощник федерального прокурора Дэн Фелд. Когда видеоролик заканчивается и монитор наконец гаснет, Фелд бросает на миссис Колкитт потрясенный взгляд.

– Благодарю вас, – трагическим шепотом произносит он и садится на свое место. Пока на подиум поднимается Марта, в зале все еще продолжает царить полная тишина.

Представившись миссис Колкитт одним из адвокатов Кирила, Марта жестом указывает на стол защиты и говорит:

– Миссис Колкитт, мы все выражаем вам наши глубочайшие соболезнования.

Защитники заранее договорились именно о такой линии поведения, посчитав, что присяжные отнесутся с большей благосклонностью к сочувствию вдове, если его выразит адвокат-женщина.

– Спасибо, мэм, – отвечает миссис Колкитт.

– А теперь, миссис Колкитт, позвольте мне задать вам вопрос о лечении вашего мужа препаратом «Джи-Ливиа» до столь печальных последних событий. Не кажется ли вам, что благодаря «Джи-Ливиа» вашему мужу стало лучше?

– Протестую, – вмешивается Фелд.

– Основания? – осторожно осведомляется Сонни, чуть наклонив голову.

– Вопрос о том, был ли препарат «Джи-Ливиа» эффективен или неэффективен на протяжении какого-то периода времени, не имеет отношения к делу. Мы пытаемся выяснить другое, а именно – убил он пациента или нет.

– Миссис Стерн? – поворачивается судья к Марте.

– Нам кажется, ваша честь, что, помимо прочего, позитивное действие «Джи-Ливиа» вполне заслуживает упоминания со стороны защиты, а если обвинение считает, что таковое отсутствовало, то оно, вне всякого сомнения, должно это доказать.

Сонни ненадолго задумывается, после чего заявляет:

– Протест отклонен.

– Ваша честь, можем мы просить выслушать нас? – спрашивает помощник прокурора.

– После свидетеля, мистер Фелд. Что же касается миссис Стерн, то она может продолжать.

Марта просит стенографистку зачитать вопрос, который был задан свидетельнице минуту тому назад.

– Доктора и медсестры говорили, что его состояние улучшилось, – отвечает миссис Колкитт.

– Снимки указывали на уменьшение размеров опухоли, – снова обращается к вдове Марта.

– Да, мэм. Именно это все и говорили.

– А вы сами замечали, что ему становилось лучше?

– Поначалу – да, мэм. Намного лучше. Он очень тяжело переносил химиотерапию и все остальное. Да, ему стало гораздо лучше.

– Миссис Колкитт, вы были женой пациента. Вы могли бы сказать, что благодаря «Джи-Ливиа» качество жизни Герберта улучшилось?

– О да, мэм, – отвечает свидетельница. – Пока лекарство его не убило. На мой взгляд, знаете ли, это не то, что я могла бы назвать улучшением. – В зале звучит сдержанный смех, и лицо миссис Колкитт приобретает слегка сконфуженное выражение. – Я вовсе не пытаюсь острить – ничего подобного. Но я бы сказала, что Герби поначалу в самом деле стало полегче. Потому что он ведь хотел жить.

До этого женщине удавалось удерживаться от слез, но тут ее силы иссякли. Она подносит вышитый носовой платок, обернутый вокруг ее кисти, к глазам.

Фелд, которому судья дает возможность повторно опросить свидетельницу, интересуется у миссис Колкитт, хотела ли бы она, чтобы ее мужа снова лечили препаратом «Джи-Ливиа», если бы можно было повернуть время вспять.

– Нет, сэр, ни в коем случае. Он не прожил столько времени, сколько, по их словам, ему давали врачи.

На этом опрос миссис Колкитт заканчивается. Стерн замечает, что все присяжные без исключения внимательно наблюдают за тем, как она покидает зал суда в сопровождении сына и невестки. Приняв решение включить в список обвинений против Кирила еще и обвинение в убийстве, команда федерального прокурора, похоже, получает солидное преимущество в противоборстве с защитой на начальной стадии процесса.

Именно Марта, у которой более близкие, чем у ее отца, и не настолько формальные отношения с Мозесом, несколько месяцев назад первой узнала поразительную новость, что федеральный прокурор собирается, помимо прочего, обвинить Кирила в убийстве. Это казалось классическим примером того, что юристы называют «перегруженностью обвинения», – в подобных случаях, когда прокуроры пытались, образно говоря, выдать мозоль за опухоль, это зачастую приводило к падению доверия к ним.

Но по мере того, как Стерны занимались подготовкой процесса и самого Кирила к судебному разбирательству, они начали понимать логику Мозеса. Получалось так, что буква закона в данном случае гораздо благоприятнее для обвинения, чем Стерн предполагал, с учетом того, что данная статья никогда не рассматривалась в подобном контексте. Согласно законам штата в округе Киндл, убийство первой степени означает осознанное лишение кого-либо жизни, то есть «действие, которое вызывает смерть… либо создает высокую вероятность физической смерти или существенного телесного ущерба для того или иного лица». Представители обвинения исходили из того, что Пафко знал о высокой вероятности летального исхода для некоторых пациентов, но при этом продолжал добиваться допуска в торговую сеть препарата «Джи-Ливиа» даже после результатов тестирования.

Имея дело с Мозесом, никогда нельзя было сбрасывать со счетов его приверженность моральным устоям, провозглашенным в Ветхом Завете. Он считает Кирила дурным человеком, совершившим неправедное деяние. С точки зрения прокурора, Пафко не только солгал ради получения выгоды, но еще и подверг тысячи людей смертельной опасности, что стоило некоторым из них жизни. Так что, по мнению Мозеса, судить Пафко за это – совершенно справедливо.

Но дело не только в этом. Марта и ее отец, заранее прокручивая возможные варианты ходов, которые ожидались во время судебного процесса, были вынуждены признать: Мозес, включив в обвинение еще и убийство, получил важное тактическое преимущество. Если бы речь шла о разбирательстве только по делу о мошенничестве, процесс оказался бы весьма скучным и утомительным, изобилующим всевозможными бюрократическими процедурами. Что еще хуже для правительства, подразумевалось, что Кирил благодаря своему мошенничеству ввел в заблуждение УКПМ и, скрыв часть результатов тестирования, а именно якобы имевшие место случаи смерти, заставил одобрить препарат для коммерческого использования. Все это неизбежно потребовало бы дальнейшего расследования. Однако в данном случае с точки зрения закона вопрос о том, действительно ли кто-то умер именно из-за использования «Джи-Ливиа», был не вполне уместен. Так что присяжным наверняка давалось указание не спекулировать этой темой.

С другой стороны, раз в обвинении фигурировало убийство, прокуроры с большой степенью вероятности могли доказать фатальное воздействие «Джи-Ливиа» на отдельных пациентов. Поэтому для них имело смысл предоставить присяжным впечатляющие показания членов семей умерших, на глазах которых угасали их близкие. Далее можно было вызвать в суд лечащих врачей, которые вполне могли засвидетельствовать, что не сумели спасти своих пациентов, поскольку не были предупреждены о вероятности тяжелой аллергической реакции на новый препарат (а именно такое мнение сложилось у большинства медиков, принимавших участие в описываемых событиях). Таким образом, суммарное впечатление, которое складывается у присяжных в ходе любого судебного процесса и которое приходится учитывать, с самого начала было бы не в пользу подсудимого. Другими словами, стороне защиты сразу нанесли бы тяжелый удар.