Последнее испытание

Обеими руками Римо уцепился за края прямоугольного отверстия.

Щупальце — оно весьма напоминало покрытый слизью резиновый шланг — рефлекторно сжалось. Ребра несчастного затрещали, изо рта вырвался целый столб пузырьков.

Согнув руки в локтях, Римо на мгновение завис в воде, делая колоссальные усилия, чтобы освободиться и не выпустить весь оставшийся в легких воздух.

Обвившись вокруг груди, щупальце теперь выискивало лучшую зацепку, и даже через футболку бедняга ощущал, как оживают холодные присоски, вбирая в себя его кровь и жизненные силы.

Несчастный упирался изо всех сил, и некоторые присоски оторвались. Но облегчение было лишь временным. Чем сильнее сопротивлялся Римо, тем крепче и увереннее впивались в него присоски. Вот толстый конец щупальца выпал у него из-под мышки, но согревшиеся присоски вцепились снова — на сей раз чуть ниже, у ребер.

Другие щупальца пытались оплести его щиколотки. Римо, борясь и брыкаясь, невзначай взглянул вниз. И увидел огромные глаза. Сонные, внимательные, почти человеческие. Чувствовалось, что принадлежат они какому-то страшно древнему существу — древнее самого времени. Во взгляде этих жутких глаз читалась некая совершенно нечеловеческая уверенность и холодящее душу неизбывное терпение.

Римо показалось, что его ударили в солнечное сплетение — столь силен был охвативший его страх. Впрочем, он уже давно научился управлять своими чувствами, в том числе и страхом. «Ведь страх, как ни парадоксально, вещь полезная», — не раз внушал ему Чиун. Он способен подвигнуть человека на невозможное: презрев опасность, а также гнев, гордыню и другие глупые и разрушительные эмоции, начать бороться. А в ходе борьбы победить и страх.

Римо снова заглянул в эти ужасные темные глаза, чуждые всего человеческого, — и его обуял ни с чем не сравнимый ужас.

Он хотел бежать, но не мог, хотел бороться, но был скован по рукам и ногам. А сильнее всего ему хотелось никогда больше не видеть этого жуткого существа, не иметь с ним ничего общего, не знать, что есть на земле это древнее кошмарное создание, которое Чиун называет Са Мангсангом. И пусть учитель наказывает его как хочет, пусть отвергнет и станет избегать до конца своих дней — он просто не в силах сразиться с Са Мангсангом. Глаза чудища теперь горели голодным блеском, и Римо нутром, самой глубиной живота — кстати, корейцы считают, что именно там находится душа человека, — почуял, что в нем видят только пищу.

Пищу для Са Мангсанга.

Но даже это ощущение не помогло ему избавиться от страха. Слишком сильным он был, всепоглощающим.

Римо дрогнул и поддался. Тотчас щупальца Са Мангсанга потянули его в темноту пещеры — внутрь причудливой пирамиды из зеленовато-синего минерала.

Непроглядная тьма поглотила Римо. Он различал лишь склоненную голову — древнюю, печальную, с осмысленным взглядом одного сонного глаза...

И Римо зажмурился.

Страх вмиг испарился. Странно... Ему бы следовало усилиться, а он исчез, этот первобытный животный страх.

Покачивание в воде усыпляло. Римо поднял обе руки. Щупальца тут же обвились вокруг запястий. Его вдруг пронзила тревожная мысль: если он хочет выбраться на поверхность, жить и дышать, надо немедленно высвободить руки.

Он резко взбрыкнул. Присоски впились в щиколотки еще сильнее. В стальной хватке чудовища ощущались злоба и раздражение.

Тогда Римо рывком сдернул с себя футболку. Вместе с ней соскользнули и щупальца, беспомощно ухватившись за вяло повисшую в воде ткань.

Пригнувшись, он ударил ребрами ладоней по телу. Руки, точно ножи, вонзались в склизкую плоть, рубили и рвали ее. Хватка ослабла, щупальца отпали.

Откуда-то из глубины темных вод донесся страшный глухой вой. У несчастного кровь застыла в жилах.

Все еще брыкаясь и отпихивая цеплявшиеся к нему обрывки щупалец, Римо рванулся к прямоугольной щели. Вокруг так и клубились комья осклизлой плоти, свиваясь и развиваясь, они медленно оседали на дно.

Бешено отбиваясь, Римо упорно двигался вперед. Казалось, щупальца оживают прямо на глазах, в тех же местах, где удары ныряльщика достигали цели упругая плоть монстра растягивалась, точно резиновая.

На смену одним обрубкам тут же являлись другие — целые и невредимые, словно теплое тело притягивало их, как магнит.

«Сколько же рук у этого существа?» — сердито подумал Римо, отбиваясь от очередного отростка, норовившего вцепиться в лодыжку.

И, изогнувшись, рванулся прочь.

У него перед глазами медленно проплыл обрубок щупальца. С конца его сочилась темная кровь и, клубясь в воде, не давала толком разглядеть, что происходит.

Но Римо все-таки увидел: вот черная струйка крови иссякла, и обрубок восстановился у него прямо на глазах.

Нет, ему не привиделось. Обрубок начал расти, удлиняясь, заостряться на конце... И превратился в целое щупальце!

Римо лихорадочно огляделся. Вот еще один обрубок выпустил последнее облачко крови и, как резиновый, растянулся и стал расти.

Ныряльщик застыл на месте, завороженный этим зрелищем, но вдруг снова почувствовал на себе взгляд Са Мангсанга.

К запястьям его потянулись новые отросшие щупальца. Пришлось опять закрыть глаза. Тошнило от холодных скользких прикосновений, но все это мелочи по сравнению с ужасом, который обуревал Римо от взгляда чудовища.

Мурашки побежали по телу Римо, он рванулся вперед и, схватив два повисших перед ним щупальца, соединил их. И они тут же сплелись, спутались, точно два хлыста.

Римо рубанул ребром ладони по этому живому клубку. Вокруг расползлось облачко темной крови.

Снизу за поединком с титаническим терпением бесстрастно наблюдал Са Мангсанг.

Теперь Римо видел оба его глаза на раздутой мешкообразной голове. Он насчитал также восемь рук, как у обычного осьминога.

Только Са Мангсанг не был обычным осьминогом.

Во-первых, цвет. Пятнистое зеленовато-серое тело синюшного оттенка смахивало скорее на туловище кальмара. На рогатой голове — что-то вроде колыхающегося выступа или плавника. И хотя находилось чудовище гораздо глубже Римо, размеры его просто подавляли. Как подавлял и ввергал в оцепенение мрачный и холодный взгляд мудрых древних глаз.

Монстр лежал на неком возвышении в форме гигантской морской звезды, однако, приглядевшись, Римо заметил, что ее отростки-руки медленно агонизируют. Звезда была живая!