Последнее лето

– Научиться? – переспросила Ди.

Саки заявила, что если надо кого за минуту довести рукой до оргазма, то она в этом деле виртуоз. Ди могла бы перенять у нее пару-тройку приемчиков.

На этих словах Саки парни выпрямились. Сосредоточились, прислушались.

Но Ди сказала, что она не такая.

К тому же после пришлось бы мыться.

Вэл тоже отказалась участвовать. Ушла залезть в темноте куда-нибудь повыше.

Родители играли в покер и препирались из-за того, что кто-то якобы считал карты: все знали, что одного из папаш в Лас-Вегасе как-то вышвырнули за шулерство из казино.

Младшие крепко спали.

Конечно, игра в «бутылочку» была так себе забава, но не сказать чтобы мы располагали особенно богатым выбором. Все наши телефоны родители убрали в сейф в библиотеке, а взломать шифр у нас не получалось.

Я была не в восторге, но, поскольку Ди выбыла, пришлось отдуваться. Мне еще повезло: выпал только поцелуй взасос с Лоу.

То еще удовольствие. На вкус его язык напоминал лежалый банан.

* * *

На следующий день мы отправились в путь. Потребовалось несколько часов, чтобы собраться и погрузить все вещи в лодки.

– Спасательные жилеты! – крикнула мать Джен. Она стояла на лужайке, в одной руке держа за горлышко бутылку вина, в другой – бокал. На ней был белый купальник в красный горошек. Со спины над трусами виднелась ложбинка между ягодицами, но еще смешнее выглядел верх: сквозь белые чашки просвечивали, как два темных глаза, соски.

– Да сколько можно, – поморщилась Джен.

– Наденьте спасательные жилеты!

– Обязательно. Боже правый, – сказала Саки.

Сами мы и не подумали бы заморачиваться из-за жилетов. Разве что для малышей. Но за нами наблюдали, поэтому я принесла их из лодочного сарая, целую груду. Ярко-оранжевые, в черных крапинках плесени, они царапали кожу, и в них было не повернуться. Ничего, скроемся из виду – снимем. Не вопрос.

Мы отдали швартовы. Одни родители махали нам с веранды, другие столпились на причале. Опасаясь, как бы они в последний момент не передумали, мы налегли на весла. Ясное дело, нашелся полудурок, который заорал: «Ты не забыл ингалятор?» (в нашей компании было два астматика).

– Да заткнись ты! – взмолились мы, руками зажимая уши.

Никто из нас не желал другому бесславного окончания еще не начавшегося путешествия.

– А шприцы с эпинефрином взяли? – прокричала «непрестижная» мать.

Помнится, в библиотеке особняка мне попался фолиант по истории Средних веков. От страниц исходил приятный запах старой бумаги. В книге упоминались крестьяне, вроде бы крепостные. После знакомства с книгой эта мамаша в ее длинных одеяниях стала казаться мне крестьянкой.

Мы игнорировали крики родителей и гребли что было сил. Достали, блин.

– Ну не дебилы, а? – возмутился Лоу.

Я задумчиво посмотрела на него. Вспомнился банановый привкус.

– Зато мои – сама невозмутимость, – сказал Терри.

– А моим вообще глубоко наплевать, – похвастался Джуси.

Пока лодки удалялись от берега, родители не оставляли попыток до нас докричаться. Подавали какие-то знаки, несуразно всплескивая руками. Отец Джен что-то изображал на языке глухонемых, но Шел отвернулся, не желая видеть его жалких шевелящихся пальцев. Мать-крестьянка сиганула с причала. Хотела нас догнать? Решила искупаться? Нам было все равно.

Мы добрались до бухты и подняли весла. Поплыли вдоль берега к океану, по узкой полоске воды; весла то и дело наталкивались на препятствия, увязали в трясине на мелководье, и их приходилось вытаскивать.

Вода несла нас. Мы двигались вперед.

Мы поднимали лица к солнцу, закрывали глаза и нежились в тепле его лучей. Мы чувствовали, как с наших плеч спадает тяжесть, чувствовали блаженную свободу.

Летали, касаясь крылышками воды, стрекозы, сверкающие зелено-голубые вертолетики.

– Они девяносто пять процентов жизни проводят под водой, – поделился ценной информацией Джек. Он фанател от насекомых. И вообще от любой живности. – В виде куколок. То есть личинок. У куколок стрекоз здоровенные челюсти. Они опасные хищники.

– И что, тебе это правда интересно? – спросила Джен, склонив голову.

Беззлобно, просто рассуждая сама с собой. Мнение по поводу насекомых у нее еще не сложилось.

– Потом наступает день, когда они выходят из воды, превращаются в красавиц и учатся летать, – поведал Джек.

– А затем падают замертво, – подхватил Рейф.

– А у людей все наоборот, – заметил Дэвид. – Мы, прежде чем упасть замертво, превращаемся в уродов. За десятилетия до смерти.

Да, факт известный.

Стрекозы продолжали беззаботно летать вокруг, лишний раз напоминая нам о вселенской несправедливости.

– Слишком уж многое нам досталось даром, – заявил Терри с носа лодки.

Он попытался встать, но Рейф сказал, что лодка вот-вот перевернется, и Терри снова сел на место.

– Да, нам многое даровано, – вещал он нравоучительным тоном, средним пальцем поправляя очки на носу. – Мы потомки обезьяноподобных людей. У нас противопоставленные большие пальцы. Сложный язык. Как минимум подобие разума. Но за все приходится платить, – продолжал он.

И рассказал, что, подглядывая за родителями из-за дверей в их спальнях, поражался степени их уродства. Жирные животы, обвисшие груди. Двойные задницы: яма, шишка, снова яма. Набухшие вены. Заплывшие жиром спины, напоминающие пирамиды из пончиков. Красные пористые носы с торчащими из ноздрей черными волосами.

– Мы наказаны средним возрастом, за которым следует долгий период увядания, – с грустью констатировал Терри. – Наш вид – в демографическом отношении, – поправился он, – продолжает цепляться за жизнь, хотя срок годности организма давно миновал. Человечество вырождается, превращается в пагубу, в скверну. В усохший придаток природы. И такова наша будущая участь.

Но, спохватился он, чтобы завершить речь на вдохновляющей ноте, мы должны плюнуть на все это. Мы должны собраться с духом. Найти в себе силы и, подобно Икару, подняться на блестящих крыльях выше своих отцов и устремиться ввысь, к самому солнцу.

Какое-то время мы обдумывали его слова.

Звучало ничего так, но больно размыто.

– Ты в курсе, что крылья у него начали плавиться по его собственной дурости? – спросил Дэвид. – Отец у него был гениальным инженером. Говорил сыну держаться не слишком высоко и не слишком низко, потому что наверху жарко, а внизу – влажно. Крылья-то были круче некуда, чувак. А Икар чихать хотел на все инструкции. Полное чмо.