Последнее отступление

2

К обеду на постоялом дворе сошлись все трое — Артемка, Федька, Елисей Антипыч. Федька был сумрачен. Ему не удалось купить себе «городскую» одежду. Ругался:

— За худенькие штанишки просят столько денег, сколько у меня сроду не было. Вот шкуродеры!.. Дал бы ты мне, Антипыч, воз хлеба. Потом, когда богачом сделаюсь, за один воз три верну.

— Пока ты в богачи выбьешься, мои косточки, ето самое, уж в земле належатся! — Елисей Антипыч посмеивался, радостно помаргивал облезлыми веками. Ценами на зерно он остался доволен, городские не шибко торговались: зерна в продаже было мало.

За обедом Артемка похвастал:

— Я уже работу подсмекал.

— Какую? — спросил Федька.

— Еще не знаю. Посулился помочь один человек. Я и за тебя просить буду. Он хороший мужик, возьмет обоих.

— Надо сначала посмотреть, сколько платить будут. За маленькие деньги я тут околачиваться не собираюсь. На прииски надо подаваться, золотишком разжиться.

После обеда пошли с Федькой осматривать город. Побродили по улицам. Артемка все больше чувствовал себя обманутым. Совсем мало красоты в городе. Дома низкорослые, похожие на грибы: деревянные — на старые, почерневшие рыжики, каменные — на белые, свежие грузди. Немного приободрился он лишь после того, как увидел поезд. «Пиф-пиф» — дышал паровоз, «так-так, так-так» — стучали вагоны и неслись мимо, поблескивая окнами. Сесть бы в один из этих вагонов и уехать туда, где настоящие города.

Они вышли на Большую улицу, поднялись по ней в гору, к Царским воротам. Здесь дома были на одной стороне, а перед ними вплоть до железной дороги уходил клин пустыря. Снег на пустыре был истоптан, измят, изрезан тропами. У дороги маршировали рабочие с винтовками. Командир шагал рядом с отрядом, хрипло выкрикивал:

— Ать, два! Ать, два!

У обочины дороги мерзла жиденькая толпа любопытных. Друзья тоже остановились.

— Товаришок, — тронул Федька парня в солдатской шинели без хлястика. — Это что такое?

— Не видишь? Красная гвардия на учениях, — объяснил парень. — Буржуев кончать собираются. А вы откель, ребята? A-а, узнаю — деревенские курощупы.

— Сам ты курощуп! — оглядев неказистую фигуру парня, отрезал Федька.

— Но-но! Потише на поворотах. Я все-таки Савка Гвоздь, а не шантрапа какая-нибудь. Меня весь город знает…

— Неужели? — удивился Артемка.

— Вот тебе и «неужели»! — передразнил Савка и неожиданно предложил:

— Айда, братва, со мной на вокзал. Митинг в железнодорожных мастерских будет. Послухаем…

Дорогой Гвоздь допытывался:

— Вы за кого? За большевиков, за эсеров или меньшевиков придерживаетесь?

— Мы сами за себя, — ответил Федька.

— Сразу видно, что деревня. Сейчас каждый должен в партии состоять.

— Ты партийный, что ли? — спросил Артемка.

— Я в анархистах состою. Самые боевые люди идут в анархисты. Хотите, могу вас показать начальнику. Примет, жить будете — во! — показал Гвоздь большой палец. — Анархисты не болтают на собраниях да митингах, а продолжают революцию. Все купчишки нас боятся. Не одного мы уж обчистили для нужд революции.

— И они отдают вам?

— Попробуй не отдай! — Гвоздь распахнул шинелишку, и Артемка с Федькой увидели у него на поясе кобуру револьвера. Гвоздь самодовольно ухмыльнулся, запахнул шинель и вынул из кармана гранату-лимонку. Парни смотрели на него с восхищением. А Савка небрежно подкинул гранату, поймал на лету и сунул в карман.

— А нам дадут реворверты, ежели и мы пойдем в анархисты? — спросил Федька, схватив за руку Гвоздя.

— Не сразу. Сперва поглядят, какая ты птица. Это в Красную гвардию берут кого попало, лишь бы из рабочих. А нам нужны ребята, которые могут на ходу подметки рвать. Понял? Мы, ежели захочем, можем попереть отседова красногвардейцев. Анархия — сила! Ребятишки в нашем отряде подобрались — один против дюжины стоит. Да чего там дюжина! Вот я, скажем, Савка Гвоздь, бывший вор-налетчик, захочу и разгоню всю большевистскую митингу сегодня. Трахну бонбу и все разбегутся…

— Не бреши-ка! Мне Павел Сидорович говорил, что большевики даже царских жандармов не боялись, — возразил Артемка.

— Бонбы кто хочешь, даже твой посельга, испугается. Это же такая штука. Бонба, одним словом! — поглядывая завистливыми глазами на оттопыренный карман Савкиной шинели, сказал Федька.

— Тихо, перестаньте кудахтать, — сердито остановил их Савка. — Подходим…

Гвоздь привел ребят к большому серому зданию железнодорожных мастерских.

— Спросят: откуда, кто такие, — говорите, что работаете на железной дороге. Чужих тут не любят, — с этими словами Гвоздь открыл дверь и пропустил ребят вперед.

Свет едва пробивался сквозь стекла окон, покрытые пылью и сажей, потеками засохшей грязи. Резкий керосинный запах щекотал ноздри. На верстаках и станках сидели рабочие в замасленных до блеска спецовках.

— …Чего хотят, чего добиваются? Надоела волынка!

Говорил это пожилой грузный мужчина в рабочей спецовке. За его спиной стояли люди в чистой одежде. Среди них Артемка неожиданно увидел острые залысины Рокшина. Эта встреча обрадовала его. Он зашептал на ухо Федьке:

— Смотри туда. Видишь, стоит поджарый, в черном пальто. Он сулил дать мне работу.

На них зашикали. Артемка замолчал.

— Пусть меньшевики объяснят нам свою позицию! — Грузный мужчина отступил от стола. На его место стал Рокшин. Беспокойно поблескивающий взгляд черных глаз скользнул по лицам рабочих.

— Товарищи, наша позиция ясна. Мы выступаем против всеобщей вакханалии, охватившей Прибайкалье. Вы посмотрите, что происходит. Работа комитета общественных организаций парализована, земская управа бездействует. Кто в этом виноват? Большевики. Они присвоили право через Совет контролировать работу демократических организаций. Отсюда — сумятица, бестолковщина. Жизненно важные вопросы не решаются. Некоторые видные деятели этой организации мелкими подачками несознательным гражданам пытаются заработать себе авторитет.

— Доказательства? Давай доказательства! — потребовал кто-то из рабочих.

Рокшин поднял голову, отыскивая глазами того, кто бросил реплику. Артемка тоже повернулся на голос. Ему не нравилось, что Рокшина прервали. Хулиганы какие-то. Не о себе человек заботится, о людях, а они сбивают его с мысли.

— Доказательства? — переспросил Рокшин. — А вы сходите в Совет, там увидите, кто что выпрашивает. Но не это, конечно, главное. Главное в том, что Совет подавляет инициативу демократических организаций, мешает им проявить себя. А что будет после того, как вся власть перейдет Советам?

Рокшин говорил громко, резко, поворачивался то в одну, то в другую сторону. На залысинах у него выступили крупные капли пота. Тонкими белыми пальцами он расстегивал пуговицы пальто. Пальцы прыгали от пуговицы к пуговице… Во всей его фигуре было что-то мученическое, судорожно-торопливое. Артемка всем сердцем сочувствовал ему, хотел, чтобы эти хмурые люди в блестящих спецовках поняли его, согласились с ним. Сам он почти ничего не понимал из слов Рокшина. Слова у него были какие-то незнакомые.